Все еще будет - Афанасия Уфимцева

Посмотрела на реку. До чего же место красивое! Луна отсвечивала от речного льда, рисуя ясную, светлую дорожку. А вон и Большая Медведица! Все семь звезд на месте, включая последнюю – ту, что в ручке ковша. Она только сейчас задумалась над ее названием: Алькаид – «предводитель плакальщиц». Интересно, откуда пошло это название, задумалась она.

В столице такого не увидишь! Настоящий провинциальный ноктюрн.

Но продолжить свои размышления в столь позитивном, миросозерцательном ключе она не смогла. Спиной почувствовала приближение человека.

Медленно обернулась.

По направлению к ней шел крадучись – аки тать в нощи – невысокий, коренастый человек в огромной меховой шапке. Все внутри похолодело. Кожей почувствовала исходившую от мужика опасность. «Я как колобок, – тоскливо подумала она. – Из реки выбралась, от Гриневицкого ушла, а от этого бульдога, похоже, уйти будет посложнее».

– Добрый вечер, – пробормотала Маргарита глухим, словно сдавленным тьмой голосом, напряженно вглядываясь при этом в черноту и вжавшись в обледеневшую скамейку. Она старалась поприветствовать незнакомца максимально благожелательно, чтобы он прочувствовал ее добрые намерения. Так сказать, решила протянуть ему трубку мира.

– Добрый-добрый, – грубым, трескучим голосом прохрипел незнакомец в шапке и легко подхватил оцепеневшую от ужаса Маргариту, обдав ее густым запахом дешевого табака. Приподнял повыше и со всей дури швырнул вниз – за беседку, целясь на острые камни.

Все произошло так быстро, что разработать какой-либо план действий она просто не успела. Уже находясь в полете, машинально сдернула с мужика меховую шапку.

И все-таки то, что кажется нам в нашей жизни совсем ненужным, непригодным и в высшей степени бесполезным, в какой-то момент выплывет, сослужит службу и, если будет так суждено, спасет жизнь. В детские годы мама водила Маргариту в школу спортивной гимнастики. Маргарита возражала. Плакала. Сопротивлялась. Ненавидела и тренера, и спортивную школу, и дорогу, по которой они туда ходили.

Но теперь – при падении из беседки за городищем – ее тело вспомнило детские уроки, развернулось в полете и не шмякнулось на хрупкий позвоночник. Упала, как кошка – на все четыре конечности, смягчив участь нежных ладошек конфискованной шапкой.

Сразу вставать не стала. Пускай этот упырь думает, что ей конец. А тут еще и Луна-союзница пригнала к себе маленькое облачко и погасла, помогая Маргарите раствориться в ночи без остатка. Стало так темно – хоть глаз выколи. Слышала, как мужик смачно сплюнул и зашагал, тяжело ступая на звонкий, хрустящий снег. Еще подождала чуть-чуть. Окончательно примерзать к камням тоже не хотелось. Ночевка на морозном пленэре грозила обернуться – как минимум – нешуточным воспалением легких.

Собралась с силами. Оценила ситуацию: в конце концов, пока все не так уж и плохо. Главное, что без жертв.

Без истерики и фанатизма – иными словами, медленно и осторожно – двинулась в сторону Нагорной Слободы. Получалось действительно медленно: идти по открытой площадке поостереглась, решила ползти по кромке заснеженного холма. Когда затянула про себя «Врагам не сдается наш гордый Варяг», поползлось радостнее и шустрее.

Луна по-прежнему подыгрывала. Можно сказать, что Маргарита передвигалась при ее дружественном молчании.

За городищем встала на ноги и помчалась. Быстро-быстро – ничего не замечая на своем пути. Точнее, кое-что она все-таки заметила. Когда летела мимо соседского дома, из приоткрытой калитки выплыло заиндевевшее лицо Нюрки – особы лет двадцати, нигде не учившейся и не работавшей, но, по ее собственному утверждению, пребывавшей в постоянных трудах. С виду – ангел во плоти (наивные голубые глаза и золотые кудряшки). При этом ее единственной добродетелью было категорическое неумение держать язык за зубами. Щеки у Нюрки пунцовые – видать, в засаде сидела давненько. Глядит жадно, с любопытством, изо рта паром попыхивает да зубы бессовестно скалит. Когда Маргарита шествовала мимо Нюркиного дома, эта паршивка все следовала вровень с ней – вдоль заборчика, вдоль заборчика. Еще лукаво подмигнула, бестия.

Уф, противно.

Забыв про конспирацию (теперь эти хлопоты были уже, возможно, излишними), Маргарита вошла в дом через дверь. Хоть здесь все спокойно: привычные звуки – ритмичное похрапывание отца и тиканье настенных часов в гостиной.

Перевела дух. Перекрестилась, вознося хвалу за счастливое избавление от нешуточной опасности. Тихонько, едва касаясь босыми ногами пола, прокралась к себе в комнату. Зажгла свет. По давнишней привычке глянула на себя в зеркало. Из груди невольно вырвался вздох ужаса. Нахмурила лоб и придвинулась поближе к зеркалу, будто не доверяя своим глазам. Вид, конечно же, был не ахти – как будто кошки драли. Пока ползла по краю холма, радуясь кромешной тьме, в кровь расцарапала лицо торчавшими, как иглы, ветками. Странно, что и боли-то не почувствовала.

Но это было еще не все!

В ее руках был тымак – казахская меховая шапка, подаренная Дусей Разину в день их официальной помолвки. Маргарита села на кровать и беспомощно опустила руки, охваченная полнейшим безволием.

И кому верить в этой жизни? И как сказать Дусе?

Приняв душ, собрав мысли и самообладание в единый кулак, пришла к следующим выводам. Тот, с кого она сорвала шапку Разина, Разиным не являлся. И голос у нападавшего был выше, и рост ниже, и плечи шире. Хоть и громогласен, густобров Разин, но несколько жидковат, узкоплеч. Нападавший же был хоть и невысокого роста, но настоящий шкаф трехстворчатый.

Это успокаивало.

Второй вывод был не столь утешителен. Маргарита подверглась атаке, потому что они атакуют все, что Ивану дорого. Значит, этим людям про них уже все известно. С одной стороны, это хорошо, рассудила она. Можно сказать Ване, что скрываться не надо, поскольку это уже ни для кого не секрет. С другой стороны, как только узнает – сразу заставит ее уехать из Вольногор.

А вот это плохо, совсем плохо! Ни за что! Решила милому Ване ничего не говорить. Пусть спит спокойно!

Но, пожалуй, шило утаить в мешке намного легче, чем расцарапанное лицо в провинциальном городе.

Первым свидетелем результатов ночного похода Маргариты была Дуся. Утром, забеспокоившись, что профессорская дочка слишком долго спит – ситуация для рабочего дня просто недопустимая, – тихонько постучала (никакого ответа) и заглянула в комнату Маргариты.

Первым, что бросилось ей в глаза, была меховая шапка Разина. Она бы узнала ее из тысячи! Но что делает его шапка на стуле в спальне Маргариты? А он-то каков – сегодня утром заходил, жаловался, что любимую шапку украли. С немым вопросом она обратилась к проснувшейся подруге и увидела… чудовищные царапины на ее опухшем лице. Конечно же, Дуся умом понимала и сердцем чувствовала, что между Маргаритой и Разиным ничего быть не может (тем более что нутром чуяла, по кому та сохнет), но что делать с глазами – они ведь видят казахский тымак! «Какая все-таки невечная эта вечная мужская любовь, в которой он так горячо клялся, – думала она. – И почему не купила ему обычную ушанку – как у всех? Вышло бы и дешевле, и счастливее».