Четыре сестры - Малика Ферджух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ту же минуту Роберто увидел Делмера, а Делмер увидел Роберто, Ингрид же услышала шуршание в трубах.
Гортензия ненароком открыла дверь кухни. Обе кошки юркнули туда. Делмер бросился вдогонку. Тетя Лукреция взвизгнула.
– Делмер! Ах, не говорите мне, что в кухне никого нет!
Все сделали большие невинные глаза.
– Теперь там Делмер.
Тетя Лукреция снова выдала залп чихов. Девочки столпились вокруг.
– Не переживай. Мы о тебе позаботимся.
– Приготовим чай.
– Грог.
– Мы будем обращаться с тобой как…
– Как будто ты ВИП!
– Точно. ВИП.
Тетя Лукреция вздрогнула:
– Как это, нахалки… Какая я вам выпь?!
Беттина
Весна
1
Весеннее прет-а-порте
Иногда Беттина думала, что, не будь у нее сестер, ей было бы от этого ни жарко ни холодно. Она предпочла бы столько же… братьев. Или еще лучше – близняшку. Вторую себя.
Чаще всего она думала так весной, потому что весна – особенно тяжелый период для девочки, у которой четыре сестры.
Весна всегда начиналась с весенней аллергии Энид. И с отсутствия Базиля, который уезжал на десять дней к своему брату, виноградарю в Оранже.
Наконец все понимали, что она (весна) пришла, когда Шарли, старшая сестра, врывалась в гостиную и, вместо того чтобы рявкнуть: «Реши тельно, здесь бардак как у козла в желудке!», спрашивала:
– Что скажете, как вам мои колени?
Ч то-то смутное, вроде набата, звучало в головах у сестер.
– Что скажем?..
– О чем?
– Да, о чем?
– О моих коленях!
– Что мы о них скажем?
Это была не коллективная глухота, но естественная оторопь: никогда в другие времена года коленные чашечки Шарли не бывали темой для разговора.
Эта весна не стала исключением.
Энид, Женевьева, Беттина и Гортензия смотрели на старшую сестру. Приподняв юбку, Шарли вертелась, показывая анфас и в профиль упомянутые суставы.
– А что? – недоверчиво спросила Энид.
Это могла быть западня. Типа тех, что расставляла Пелагия Неве, учительница в школе верховой езды. Она спрашивала с таким лицом, будто только что с любовью приготовила вам нормандский торт:
– Кто видел «Титаник», поднимите палец!
Хоп! Энид и все ученики поднимали пятнадцать пальцев с надеждой, что им перепадет кусочек торта.
– Все? – шелестела Пелагия Неве. – Браво. А кто видел дважды?
И снова – хоп! Все. Кроме Энид. Которая простилась с нормандским тортом и прокляла Гортензию за то, что та отговорила ее еще раз пойти на «Титаник»: у Леонардо-де габариты кашалота и на дне моря ему самое место.
А Пелагия между тем продолжала:
– Вот вы и соберите сбруи, разложите их по номерам, смажьте седла, отнесите их в боксы, поменяйте подстилку и…
В тот день изрядно ослабла вера Энид во взрослых. И она в конечном счете поблагодарила Гортензию.
– Твои колени? – с подозрением повторила Беттина. – Ну… это колени.
Подол юбки упал. Шарли была совсем не удовлетворена этим ответом.
Женевьева поспешила добавить:
– У тебя ревматизм?
– А, для тебя я уже доросла до возраста люмбаго и остеопороза?
Шарли обиженно отвернулась. Женевьева не дала ей уйти:
– Они сногсшибательны. Перед твоими коленями все падут на колени. Если бы мне пришлось выбирать между ящиком шоколадных Бартов Симпсонов и твоим правым коленом, я выбрала бы колено.
Шарли уперла руки в бока:
– А что не так с моим левым коленом?
И тут же сменила тему:
– Вчера вечером из двух старых платьев, которые я сшила в лицее, я сварганила третье, и, гм, хочется узнать ваше мнение.
Она сбегала за платьем и приложила его к себе. Беттина икнула. Женевьева прикусила губу. Энид выдохнула УУУУх.
– Это… для… тебя?
– М-да.
У Шарли было выражение лица как у человека, рассказавшего анекдот, который ему одному кажется смешным.
– Мое мнение, – сказала Гортензия, – слишком низко сверху…
– …и слишком высоко снизу! – добавила Беттина.
Платье было великолепно. Все из атласа, красного, серого, зеленого, золотистого. Короче, платье для топ-модели на Каннском фестивале.
Но не для Шарли. Не для их сестры.
Любой сестры!
– Оно не… слишком… э-э…
– Короткое? – Шарли прыснула. – Да. Но ведь у меня ножки феи.
Беттина не сдавалась:
– Тебе не кажется, что вырез… в общем…
– Глубокий? Да. Но ведь у меня…
– У тебя?..
– Грудь богини.
– Это Базиль так говорит? – спросила Энид.
Женевьева молчала и разглядывала одну из карточек, которыми месье Суаредиссе, африканский колдун, живший неподалеку от их лицея, щедро снабжал учеников на выходе. Она только что нащупала ее в своем кармане.
Идиссе Суаредиссе, результаты поразительные и окончательные. Успех, счастье, сексуальная магия, таинственная удача, неотразимость, венец защиты, снятие порчи…
Что значит «венец защиты»? А «таинственная удача»? Ну а уж «сексуальная магия»…
– Грудь богини, – повторила Шарли. – И Женевьева сказала пять минут назад, что мои колени…
– Я не говорила про все колени. Я говорила про правое!
– Ты будешь это носить? – спросила Гортензия таким тоном, будто спрашивала: «Ты будешь есть компот из тараканов?»
– Почему бы нет?
– Когда?
– При случае.
Все вздохнули. Если Шарли планировала надеть это платье «при случае», велика была вероятность, что случай не представится… ведь Шарли никогда не носила платьев! За исключением одного раза в год, в начале весны. Назавтра она возвращалась к старым добрым брюкам.
Женевьева продолжала рассеянно читать прозу колдуна Суаредиссе: Верну неверного мужа, подскажу выигрышный номер в лотерею, предупрежу, если поезд или самолет, на который вы должны сесть, потерпит крушение, также…
– Поезд! – вдруг вскрикнула она. – Гарри! Дезире!
Все вскочили как ошпаренные. Поезд! Вокзал! Кузены! Из Парижа!
Это был еще один знак весны: Гарри и Дезире, дети дяди Флорантена – больше известного в семье как «мамин брат с приветом», – каждый год приезжали на весенние каникулы в Виль-Эрве. Их поезд прибывал в 17:11.
Было ровно 17:00.
* * *
Вот так в этот чудесный субботний день едва родившейся весны Шарли, Женевьева, Беттина, Гортензия и Энид – соответственно двадцати трех, пятнадцати, тринадцати, двенадцати и девяти лет – галопом примчались на вокзал.
Поезд опаздывал. Они рухнули, с облегчением переводя дух, на пластиковые сиденья на перроне. День был ясный, с редкими облаками и ветерком, легким как поцелуй (в щечку).
– Жаль, что Юпитер не может приехать с малышами в этом году.
– Некоторые люди работают. Имей это в виду, хоть ты и не из их числа, дорогая Беттина.
– Дядя Флорантен не работает, дорогая Шарли, – не осталась в долгу Беттина. – Тридцать четыре года, жена, двое
