Секс-опекун по соседству (СИ) - Попова Любовь

Дёргаюсь, но выбраться не получается, хотя сил во мне очень много, так и хочется зарядить ему по яйцам, чтобы со звоном он свалил в закат.

— А я очень хочу забыть тебя, Алла, — рычит он мне в ухо, сжимая кожу все сильнее. — Каждый день хочу. Хочется вытравить из себя твой запах, вкус твоей кожи, ощущение того, как горячо у тебя внутри.

— Не смей, — прошу я, дрожа всем телом. Уже не чувствуя никакой боли. Оказывается, он больше меня не держит. Только голосом, что как яд проникает в мою кровь, отравляет ее, заставляет стынуть от страха, что он сейчас уйдет, что растворится и больше не появится.

Я ненавижу его, всем сердцем, но как оттолкнуть, когда его пальцы так нежно перебирают мои волосы, когда он скользит губами по шее, прикусывает мочку уха, сводя с ума всю нервную систему.

В голове теперь сплошной белый шум и попытка сохранять спокойствие терпит крушение, как самолет с отказавшим двигателем. Я теряю связь с окружающим миром. И в этом только его вина!

— Как ты забыла меня, поделись секретом. Почему я как урод не могу никого трахнуть, а ты уже повисла на левом мужике, — слова пропитаны ядом, жалят. — Неужели для тебя нет ничего святого.

— Заткнись, просто заткнись. Как ты смеешь меня в чем-то обвинять. Не ты ли сказал, что я не нужна тебе. Что все было игрой, ты был рад избавиться от меня. Ты это сказал мне прямо в лицо! — стискиваю пальцами столешницу, потому что руки дрожат от желания взять его волосы, потянуть, сделать больно, вспомнить ощущения.

Накинуться. Притянуть к себе для поцелуя, но я держусь как могу.

— А ты так легко мне поверила? После всего, что было между нами, поверила, что не нужна мне. Алла, это же какой слепой нужно было быть…

Слова режут слух, а желание впиться ногтями в его наглое лицо все сильнее. И ещё что-то. Шевелится внутри души, пытается выйти наружу, но я не даю.

— Не смей этого говорить. Не смей сейчас мне врать!

Он поворачивает меня к себе, дергает за волосы и садит на столешницу. Отворачиваю лицо, но он заставляет смотреть прямо на него, видеть его бешеный взгляд, смотреть на то, как сильно колотится вена на его виске. И чувствовать его запах, который я хотела забыть.

— Посмотри на меня. Посмотри в мои глаза и скажи, что ты видишь, — ему надоедает, что я всеми силами отворачиваю голову, и он берет мое лицо двумя руками. — Ты видишь здесь безразличие? А может быть, ты видишь, что мне наплевать на тебя, и я хочу от тебя избавиться.

— Хочешь, — выдыхаю, со стоном вцепляясь в ткань рубашки, слыша при этом треск ткани.

Как там его кубики? Не изменились.

— Хочу, Алла. Очень хочу, потому что не могу без тебя. Не могу смотреть, как тебя лапают другие мужики.

Он соприкасается с моим лбом, дышит громко, как и я.

— Тогда зачем, зачем ты постоянно делаешь мне больно! — реву я, не выдерживая, комкаю его рубашку, ощущая огромный ком в груди, ощущая, как тело наполняется горячим как лава желанием, а во рту пересыхает. — Зачем? Тамерлан!

Он не отвечает. Сминает мои губы в зверином поцелуе, задирает юбку, рвет трусики и скользит пальцами по мокрым складочкам.

— Мокрая. Всегда мокрая. Я с ума сходил без тебя.

В голове неразбериха, в груди ноет, и лишь ещё один вопрос вертится на языке.

— У тебя, правда, никого не было?

Облизываю губы, которые он уже успел покусать. Он как обычно оставляет после себя отметины.

— Хочешь правду? Мне нах*й никто не нужен больше. Иди сюда, крошка…

Тамерлан срывается, толкает меня к зеркалу, опускается вниз и губами находит влажную промежность, а я закрываю рот рукой, чтобы не кричать, чтобы не захлебнутся криком, когда его язык вылизывает меня, сводит с ума, щелкает по центру удовольствия, стремительно подводя меня к неожиданно быстрому оргазму.

И я дергаюсь всем телом, чувствуя, как по мне проходит ток, как горло стягивает от опустошения, и я, закрывая глаза, полностью отдаюсь больному наслаждению. Совсем плохо соображаю, когда Тамерлан дергает меня к себе и буквально натягивает на свой член, проникая сразу и до конца.

— Держись, малыш, — только и хрипит он, смотря на меня. Держит руками и управляет каждым движением, ускоряется, не давая опомниться. Не давая возможность оттолкнуть. Всегда прет как танк, и его невозможно остановить, будь даже рядом перестрелка, он не отвлечется ни на мгновение.

Когда он внутри. Так хорошо. Так правильно. Кажется, что без этого я просто не жила. Существовала. Кажется, что нет больше никого. Только он, я и эти грубые продольные движения, только шумное дыхание одно на двоих и зрительный контакт, в котором все. Боль. Желание, страх.

Он целует меня, прекрасно зная, что я сейчас буду кричать, потому что он ускоряется, дергает на себе все резче. Почти остервенело, желая пробить насквозь. Бычара. Не жалеет меня. Зверь, который плевать хотел, что я устала.

Он двигается и двигается. Огромный, грубый, бескомпромиссный. И как я могла существовать без него, без его тела, что так идеально подходит моему. Его члена, по которому я так скучала.

Хватаю его за волосы, рычу в губы: ещё, боже, пожалуйста еще. И у Тамерлана сносит башню. Он садит меня на раковину, вжимает пальцы в бедра и снова и снова рвется внутрь, вытрахивая все мысли.

Двигается дико, словно пытается сломать или похоронить себя во мне. Смотрит в глаза и не отпускает, пока я не ощущаю, насколько тесно стало внутри. Зверь увеличился, и теперь я пытаюсь его вытолкнуть пульсирующими от напряжения мышцами. Но Тамерлан рычит, заталкивая член как можно глубже, и кончает, запрокинув голову назад, обнажая шею.

Потом прижимает меня к себе, сдавливая грудную клетку.

— Все, хватит бегать. Завтра же мы едем в Питер, там все готово под тебя. Переводишься на заочку, будешь дома сидеть, — на его лице расплывается довольная улыбка. — Чтобы я больше не видел тебя в такой бл*дской одежде. Будешь готовить, ждать меня дома. Даст Бог, через год и пацана заделаем.

Я застываю, выслушивая такие замечательные планы. Меня колотит крупной дрожью. От секса, от ужаса. Собираю остатки сил и отталкиваю его.

Я люблю его. Больше жизни люблю. Но как же сложно принимать, что ему плевать на меня. Он делает так, как удобно ему.

— Отлично придумал. Найди себе другую дурочку, которая на это согласится.

Раньше ею была я, и я бы просто убила за такое его предложение. Но сейчас все по-другому.

— Не понял, — делает он шаг ко мне, а я в сторону. Поправляю юбку, чувствуя, как между ног слишком много влаги, моей и его, собираю волосы в узел.

— Не подходи ко мне, — хмыкаю, ища в себе остатки сил. — Ты, конечно, здорово придумал, но в очередной раз не спросил меня. Я так понимаю, что и оттолкнул ты меня, придумав, что я не должна быть женой преступника?

— Ты уже умная.

— Да, Тамерлан! Вот именно! Я умная, а ты всегда был преступником! А я спокойно могла быть твоей женой и не быть публичной личностью. Но тебя разве это волновало? Ты просто решил все сам, причинил мне боль, но не потому, что хотел, как лучше. Ты банально испугался. Потому что одно дело иметь рядом послушную овцу, иногда веселящую истериками. Но гораздо сложнее построить настоящие отношения, над которыми работать надо вместе. Решать все вместе. Советоваться. А ты вернулся, оскорбил и снова все решаешь за меня.

Задыхаюсь. И обида снова накрывает.

Он правда думал, что я возьму и рвану за ним, после всего этого? Пошел он!

— Алла… — он сжимает кулаки, смотрит волком, но молчит, видимо, не хочет разругаться ещё больше.

— Знаешь, на этом действительно можно поставить точку. Глупо было думать, что ты изменишься. Но зато у тебя получилось изменить меня. Я больше не могу быть молчаливой женой, которая готова ради тебя на все. Больше меня это не устраивает, — отворачиваюсь от Тамерлана, не в силах больше смотреть на него и не касаться.

Чем быстрее я уйду, тем быстрее весь этот ужас закончится.

Глава 48. Алла

Из головы никак не выходит прошлая ночь. Как же глупо. Я просто дура, раз не смогла удержаться и поддалась бешеной страсти, не выстояла под натиском тарана, имя которому Тамерлан.