Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган

— Пил только я, — сказал Ал.

— Здоровы же вы пить! Вся машина пропахла спиртным.

— Печка была включена, а все стекла подняты, — объяснил Ал.

— Эй вы! — сказал полицейский Шору и выжидающе замолчал, а Шор глядел на него. Выжидал тот по меньшей мере десять секунд. Лицо его, освещенное включенной в машине лампочкой, было полно терпеливо сдерживаемого презрения к человеку, который назвал его клоуном. — Вы! — повторил он. — Предъявите водительское удостоверение.

Пока Шор вынимал бумажник и растерянно рылся в нем, словно его вот уже лет сорок не просили показать удостоверение, полицейский следил за его неуклюжими пальцами с угрюмой улыбкой.

— Выйдите из машины, — сказал он, взяв удостоверение.

— Это возмутительно, — заявил Шор, но тут же взял себя в руки и вылез из машины. — Что теперь?

— Откройте багажник.

— Багажник? С какой стати?

— Я сказал: откройте багажник. Где ключ?

Ал, который тоже вылез из машины, мысленно пожелал Шору, который уже огибал машину сзади, найти нужный ключ сразу. Он его нашел, но, не стерпев унижения, которому его подвергали, негодующе обернулся к полицейскому:

— Вы что, проверяете меня на алкогольное опьянение?

Но его слова заглохли в кружащих хлопьях — он поскользнулся на мокром снегу и упал на колени. Ал вскрикнул:

— Да что же это такое! — Он был вне себя от возмущения и растерянности: всего два-три часа назад они в библиотеке Шора философствовали, рассуждая о преступниках, и вот теперь Шор распростерся в снегу у ног этого дюжего полицейского.

— Мистер Шор, — крикнул Ал. — Я здесь!

Он помог Шору подняться и подал ему шляпу. Пока Шор стряхивал снег со шляпы и надевал ее, полицейский невозмутимо ждал. Шор ткнул в полицейского пальцем и хотел заговорить, но полицейский его опередил:

— А теперь откройте багажник.

Шор пристально посмотрел на полицейского, потом справился с собой и послушно открыл багажник. Пока полицейский, светя фонариком, осматривал все уголки багажника, словно получил сведения, что там спрятаны наркотики, никто не произнес ни слова. Кончив обыск, полицейский сказал:

— Теперь закройте багажник.

— Да, я закрою багажник, — сказал Шор спокойно. Он запер багажник и повернулся к полицейскому. — Смакуете каждую секунду? — сказал он презрительно. — Мстительная полицейская душонка. Что ж, мне вас даже не жаль.

Ала поразило яростное, ничуть не сдерживаемое презрение в голосе Шора и то, как он отстранился, словно полицейский был комком грязи. Окажись он на месте полицейского, он не выдержал бы такого презрения.

— Ваши подленькие инструкции позволяют вам проделывать со мной такие фокусы, — продолжал Шор с гадливостью. — Любой злобный тупой полицейский может досаждать гражданину страны мелкими придирками, главное — сохранять при этом положенную официальность.

Полицейский, похоже, не знал, что ответить, и они стояли в снегу друг против друга, разделенные завесой падающих хлопьев. Шор — надменно вскинув голову, и полицейский, тоже откинув голову назад, напряженный, настороже. Он был дюймов на шесть выше Шора. Но теперь господствовал Шор, уверенный в себе Шор, от которого исходило убийственное презрение.

— Все эти ваши придирки, — продолжал он, — эти ритуальные придирки, может быть, даже служат мне защитой. Если бы, как, возможно, учитывает закон, у вас не было такой отдушины, вы сорвались бы с цепи и одному богу известно, чего натворили!

Подбородок полицейского дергался, лицо изуродовала злоба. Потом по этому лицу скользнула растерянность, словно он почувствовал, что человек, стоящий перед ним в снежной пелене, может его уничтожить, и уничтожит.

— Послушайте, вы! — в бешенстве крикнул он и схватил Шора за локоть. Ал быстро шагнул к ним. Он знал: если полицейский ударит Шора, он ударит полицейского. Он знал, что сделает это, и ему было все равно. Стискивая локоть Шора, полицейский делал гигантские усилия, чтобы овладеть собой, вспомнить все полицейские заповеди… И это ему удалось. Он отпустил локоть Шора, все еще сверля того глазами, а потом сказал спокойно: — Поговорить любите. Садитесь в машину и включите дальний свет.

— Ну что ж, слушаюсь, — саркастически сказал Шор, сел в машину и включил дальний свет.

— Теперь задние мигалки, — скомандовал полицейский. Взглянув на замигавшие фонари, он снова скомандовал: — Теперь тормозные фонари. Нажмите на педаль тормоза.

Он стоял позади машины, Ал — рядом с ним. Наконец полицейский подошел к Шору.

— Левый тормозной фонарь у вас не работает, — сказал он с удовлетворением.

— Это правда, Ал?

— Правда, мистер Шор.

— Ездить на неисправной машине в метель опасно. Должны сами понимать, — категоричным топом заявил полицейский. Он так и не вернул Шору удостоверение и теперь начал выписывать квитанцию на штраф.

— Я платить не буду, — спокойно сказал Шор, — и обращусь в суд.

— Очень хорошо, — сказал полицейский, протягивая ему удостоверение и квитанцию.

— В суде вы уже не будете всемогущим полицейским, — сказал Шор. — Когда я с вами покончу, даже судье, даже секретарю будет противно на вас смотреть. Поняли?

Но полицейский уже шел к своей машине. Ал догнал его. Полицейский открыл дверцу, и на лицо его упал свет — вид у него был довольно устрашающий.

— Минутку, сержант, — вежливо сказал Ал. За то время, пока он был таксистом, Ал научился ладить с полицией. — Я свидетель. Запишите мою фамилию… Ал Дилани. Вот мой адрес. — Он вытащил из кармана записную книжку, вырвал листок и написал адрес. Чернила расплывались в тающих снежинках.

— Отдайте старому хрычу.

— Какому старому хрычу?

— А вон тому.

— Смешно! — сказал Ал и засмеялся. — Да вы знаете, кто он?

— Отправляйтесь домой. У вас борода намокла.

— Ну да, вы ведь из тех, кто книг не читает…

— Ишь умник. Как раз читаю.

— Потрясающе, — сказал Ал. — Вы любитель чтения? Читайте и впредь. — Он снова засмеялся. — Этот старый хрыч — Юджин Шор. Думаю, вы кое-что прочтете о себе в газетах.

Полицейский презрительно фыркнул, но Ал пожал плечами с полным равнодушием, и полицейский, утратив уверенность, посмотрел через улицу на Шора, сидящего в машине. Казалось, угроза, которую почуял полицейский в презрении Шора, вновь на него подействовала, и, может быть, он пожалел, что вручил ему квитанцию. Внезапно оробев, он начал что-то говорить, но Ал отвернулся, пошел назад и сел в машину рядом с Шором.

Они тронулись. Ал молчал. Он не мог говорить, его душило волнение. Он все еще видел эти две фигуры, застывшие друг перед другом на снегу. Ему казалось, что вот сейчас он бросится на полицейского, пусть только тот посмеет ударить Шора, и что самое странное — все эти чувства рождали в нем какое-то ликование.

— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Шор ровным голосом, — но я ненавижу все, что воплощено в этом человеке.

— Я заметил, — сказал Ал, и оба засмеялись.

— Утром от этого нежданного снега ничего не останется, — сказал Шор, — и все происшедшее покажется сущей нелепицей.

— Я живу за следующей остановкой, четвертый дом по правой стороне, — сказал Ал.

Когда они развернулись, он осторожно покосился на Шора, стараясь разглядеть выражение его лица, по которому скользили отблески света уличных фонарей. Сидя рядом с ним, он ощущал исходившее от него спокойствие. «А он жесткий. Еще какой жесткий, хотя сразу и не заметишь», — подумал Ал. Ведь его произведения полны сострадания и доброты. А вот к полицейскому ни малейшего сострадания. Возможно, если надо защитить свои владения, он по-своему еще жестче полицейского. Но какие владения?

«Понимаю, — неожиданно пронеслось в голове, — я просто шел по неверному пути. Преступники. Всюду преступники. Не исключено, что Шор чуть-чуть сумасшедший. Для него все наоборот. Для него этот полицейский — преступник. Все столпы закона и порядка — вот истинные преступники. И он ненавидит их всех. Полицейских от правосудия, полицейских от церкви. Полицейских от так называемого общества. Им всем закрыт доступ в его владения. А кому он, черт подери, открыт? Возможно, только художнику и святому, последнему из благородных разбойников, укрывшемуся в каком-то тихом, уютном уголке. А Лизе?» — спросил себя Ал. Шору ведь она нравится. Он вдруг смущенно засмеялся, и Шор вздрогнул от неожиданности.

— Мне вот что пришло в голову, — сказал Ал. — Почему я всегда умел ладить с полицейскими? Наверно, потому, что долго был шофером такси. Может, мне в университете вдолбили: ученый — это полицейский, надзирающий за художниками, а? Аспирантура — высшая полицейская школа? — И вдруг, поддавшись порыву, он выпалил: — Эта книга, которую я пишу о вас… ученый идет по вашему следу, чтобы защелкнуть на вас наручники.