Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

Когда Гюнтер, наконец, добрался к госпиталю святого Доминика, его голова была до отказа забита досужей информацией, и он чувствовал себя просто выпотрошенным пустопорожними разговорами. А при осмотре места происшествия лучше было иметь свежую голову, поскольку именно отсюда похитили младенцев. На всякий случай Гюнтер сфотографировал три окна родильного покоя на втором этаже с новыми решетками между рамами. Окна находились на высоте шести-семи метров от земли, карниза под ними не было, и трудно было предположить, что похищение произошло именно через окно, хотя оба свидетеля — сиделка фру Брунхильд и дежурный врач гирр доктор Тольбек (листы дела со второго по двенадцатый, наиболее полно представленные в деле) — настаивали на этом. Исходя из их показаний, преступление произошло после полуночи, где-то между ноль пятнадцатью и ноль сорока, но в течение не более пяти минут. Доктор Тольбек совершал предписанный распорядком обход, зашел в палату, где содержались новорожденные, и обнаружил спящую сиделку. Он разбудил ее, вызвал в коридор и сделал выговор. Именно на это время палата с новорожденными оказалась без присмотра. Затем доктор Тольбек продолжил обход, а сиделка вернулась на свое место. И тотчас из палаты раздался ее душераздирающий крик, разбудивший не только всех в госпитале, но и жителей соседних домов. Доктор Тольбек бросился на крик, вбежал в палату и увидел лежащую на полу без сознания сиделку. Одно из окон было распахнуто настежь, порывы холодного ветра раскачивали створки, мелкая морось дождя размывала по подоконнику странные полосы грязи. Первым делом доктор Тольбек быстро подошел к окну и закрыл его. И только затем обнаружил, что в палате нет детей. Вначале он сильно растерялся, не зная, что ему делать, снова распахнул окно, оглядел улицу, перевесившись через подоконник, но никого не увидел. Тогда он взял себя в руки, снова закрыл окно и принялся приводить в чувство сиделку. Прибывшая на место происшествия полиция не обнаружила никаких следов, кроме размазанных по подоконнику халатом доктора Тольбека полос грязи. По заключению экспертизы (лист дела сорок шесть) грязь представляла собой обыкновенную городскую пыль с примесью таундита — камня, пошедшего четыре века назад на устройство мостовых города и получившего в его честь свое название. Обнаруженный здесь же небольшой кусочек дерева оказался веточкой омелы и также не давал никакой зацепки, поскольку омела в изобилии произрастала в окрестностях города.

Гюнтер подумал, что следовало бы более тщательно допросить сиделку — просто от вида раскрытого окна и исчезнувших детей не падают в обморок с душераздирающим криком, — она несомненно что-то видела. Впрочем, может именно так ее и допросили, но показания фру Брунхильд, едва начавшись, прерывались на двенадцатом листе.

Гюнтер осмотрел с улицы зарешеченные окна. О прыжке похитителя с шести-семи метров на мостовую с тремя младенцами думать не приходилось. Лестница, подъемный кран и им подобные приспособления также отпадали — их несомненно обнаружил бы доктор Тольбек. Вариант подъема похитителя на крышу тоже не мог быть принят во внимание. Чересчур крут был скат крыши, выложенный старинной черепицей из обожженной глины, и слишком уж выдавался край крыши над самой стеной дома. Кроме того, позеленевшая от вековой плесени черепица в дождливую погоду несомненно становилась ослизлой, и крыша превращалась в подобие детской ледяной горки.

И все же что-то вертелось в голове у Гюнтера, какие-то догадки, о похищении детей именно из окон второго этажа, неясные ассоциации, связанные почему-то с гостиницей «Старый Таунд», но вырисоваться во что-то определенное им мешал гудящий фон переполнивших голову сплетен. Только почему-то подумалось, что будь у госпиталя третий этаж и располагайся родильный покой там, похитителям было бы еще проще.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Гюнтер настолько вжился в город, в его безлюдные улицы, пустовавшие магазины, бары, закусочные, что, когда вернулся обедать в «Звезду Соломона», его поразило обилие посетителей. В помещении стоял рокочущий гул голосов, табачный дым, несмотря на открытые окна, слоями висел в воздухе, и, рассекая эти слои. между столиками сновала знакомая Гюнтеру официантка. Публика подобралась самая разношерстная: от молодых людей у окна, как в униформу затянутых в черные кожаные комбинезоны, до священника в углу. За некоторыми столиками были свободные места, но подсаживаться в чужую компанию означало вступить в разговор. А разговорами Гюнтер был уже сыт. Теперь ему хотелось просто есть. Поэтому он выбрал, как ему показалось, меньшее из зол — столик в центре зала, за которым сидел благообразный старик с огромными рыже-выцветшими бакенбардами. Одет он был как на прием к принцу Уэстскому — черный смокинг, белоснежная манишка, стоячий воротничок стягивал широкий черный атласный бант, на голове плотно сидел лакированный цилиндр. Положив ладони и подбородок на крюк зонтика-трости он задумчиво созерцал пустую поверхность стола.

— Разрешите? — взявшись за спинку свободного стула, спросил Гюнтер. — Не занято?

Обладатель выцветших бакенбардов поднял прозрачные глаза.

— Что вы, что вы!

Цилиндр на голове старика на мгновение приподнялся, обнажив обширную плешь, губы расплылись в приветливой улыбке, а собравшиеся у глаз морщинки засияли радушием. Старик оказался как две капли воды похож на Олле-Лукое.

— Присаживайтесь, сударь, присаживайтесь… Милости просим.

Гюнтер сел и посмотрел по сторонам, разыскивая глазами официантку.

— Магистр Бурсиан. — Цилиндр на голове старика вновь приподнялся. — Осмелюсь полюбопытствовать, с кем имею честь сотрапезничать?

— Гирр Шлей, — кивнул Гюнтер.

— Весьма рекомендую, сударь, заказать отменнейшее блюдо здешней ресторации — грибы в сметанном соусе, — доверительно наклонившись проговорил магистр Бурсиан. — Необыкновенное блюдо, смею-с заверить! Помню, мы в тридцать четвертом с Гансом Христианом…

Подошла официантка, и магистр вежливо замолчал. Гюнтер заказал обед, в том числе и рекомендованные грибы. По лицу магистра скользнула благожелательная улыбка, так сильно сближавшая его со сказочным персонажем, и Гюнтер невольно подумал, уж не с Андерсеном ли они здесь в тридцать четвертом?..

— Сударь впервые в нашем городе? — вновь полюбопытствовал магистр, как только отошла официантка.

— Да.

— Прибыли-с по делам, или…

— Или.

Магистр Бурсиан понимающе склонил голову.

— Прелюбопытнейший у нас городок, должен отметить! Пожалуй, во всей Европе не сохранилось города в столь первозданном виде, как наш Таунд.