Ловушка горше смерти - Светлана Климова

— Нет. — Марк встряхнул головой. — Мне не нужна женщина, с которой пришлось бы постоянно делить постель, кров и досуг. Мне нужен ребенок, Марк-второй, и ничего больше. Вряд ли вам удастся это понять, и все-таки я надеюсь на вас, Лина.

— На меня? — Глаза девушки округлились. — Какое я могу иметь к этому отношение? У вас странные идеи, Марк. Допустим, был бы у нас с вами хоть паршивенький, но роман. Но ведь этого нет и не предвидится. Я не понимаю!

В глазах Марка мелькнуло насмешливое выражение — и сейчас же исчезло, заставив Лину испытать еще большее недоумение. Он наклонился, расстегнул «молнию» сумки, извлек оттуда плотную синюю папку и раскрыл ее на коленях. Лина заметила, что внутри ничего нет, кроме единственного листа плотной, с голубизной на свету бумаги. С этой папкой Марк словно заново обрел суховатую определенность и уверенность в себе.

— Давайте, Лина, отбросим эмоции. Я предлагаю вам вступить со мной в фиктивный брак, однако брак этот не будет вполне фиктивным. Нам придется некоторое время жить вместе как муж и жена — до тех пор, пока вы… пока вы не забеременеете и ребенок не родится. После этого мы оформим развод, а вы официально заявите об отказе от родительских прав, что автоматически делает меня единственным родителем мальчика. Смотрите на это как на обычную сделку, сплошь и рядом бывают куда более запутанные ситуации. В качестве компенсации за услугу я выплачу вам сумму, которая позволит вам и вашей матери несколько лет ни в чем не нуждаться. Ваши обстоятельства для меня очевидны, и я полагаю, эти деньги придутся кстати. Я убежден, что сумею дать ребенку все, что ему необходимо, и обеспечить его будущее. Об этом можете не беспокоиться. Но вы обязаны гарантировать, что с момента отказа от родительских прав никогда — я настаиваю на этом, — никогда более не вмешаетесь в нашу, мою и мальчика, жизнь.

Что бы ни случилось и как бы ни изменились обстоятельства.

— Но… — Лина прижала ладони к вспыхнувшим темным румянцем щекам. — Если родится девочка? Что тогда?

Марк готов был услышать сейчас все, что угодно, только не это. Вопрос на мгновение сбил его с толку, но и обрадовал. Он ожидал истерики, пощечин, гневного крика, слез. Девочка?..

— Неплохо, Лина, — сказал он, потирая висок. — Вы и в самом деле не из пугливых. Пожалуй, я упустил это из виду. В таком случае девочка остается с вами. Вы получите те же деньги, а исчезну я. Пятьдесят на пятьдесят — хорошие шансы, вполне можно играть.

Девушка смотрела на него с мучительным любопытством.

— Скажите, Марк, вы это говорите всерьез? Это не дурацкая шутка?

— Что вы, Лина. — Он медленно покачал головой. — Как можно? Разве я позволил бы себе так шутить с вами?

— Тогда почему я? Почему вы обратились именно ко мне? Объясните. Я требую. Я хочу знать. Что во мне такого, что позволяет вам надеяться, что я соглашусь на этот… эту сделку?

— Порода, — коротко произнес Марк. — В ваших жилах течет чистая кровь, и это видно невооруженным глазом. Я ни на что не надеюсь, но никому другому из тех, кого знаю, я не предложил бы этого. Никогда. Мне нужны вы, Лина, только вы.

— Но я вас совершенно не знаю. А теперь вдобавок убедилась, что вы человек не только непредсказуемый, но и опасный. Все это чистейшее безумие.

— Я совершенно вменяем и к тому же совершенно искренен. Я ничего не скрываю, Лина. Речь идет об исполнении желания, причем не самого причудливого из тех, что возникают в умах.

— Что вы намерены сделать с ребенком?

— Сделать? Это слово не годится. Ничего, ровным счетом. Вырастить и увидеть его таким, каким он захочет стать. Своим вторым "я", Совершенно свободным человеком. У меня будут для этого все возможности. С него что-то начнется, я уверен. Что-то новое.

— Ничего у вас не получится. Я бы на вашем месте отказалась от этой затеи.

— Вот как? Ну, это уж мне виднее.

— Не получится, — упрямо повторила Лина. — Как это вы там говорили про запонки? Не помните? А я помню. Ни ваши деньги, ни ваш ум вам не помогут, потому что есть предел, за который человеку заходить нельзя. Нельзя — и все.

То, что вы выдумали тут, — ненормально. Похоже, что все-таки это действительно какая-то изощренно-жестокая игра. Давайте же заканчивать ее, Марк.

Марк извлек из папки лист бумаги с машинописным текстом и протянул его девушке.

— Прочтите, Лина. Так будет яснее. Лина взяла листок и, немного отстранив его, вгляделась в четкий машинописный текст. Внезапно она воскликнула:

— Послушайте, почему здесь стоит мое имя? Что вы себе позволяете, Марк Борисович? По какому праву?

— Успокойтесь. — Марк постучал по папке кончиками пальцев. — Эта бумага, даже будучи подписанной, останется частным соглашением между двумя лицами и никакой юридической силы не имеет. Ее можно уничтожить в любую минуту.

Да и дело, в конце концов, не в ней. Я составил ее только для того, чтобы как можно более определенно изложить все условия. Их нельзя назвать бесчеловечными потому, что, еще раз повторяю, подобные вещи происходят ежедневно в сотнях неудачных семей. То, что это совпадает с моим желанием и вся ситуация, если можно так выразиться, создана искусственно, не имеет принципиального значения.

Во всяком случае, для вас. Я не могу вас заставить участвовать в этом эксперименте. Об этом нет и речи. Я могу только просить вас, Лина, принять то, что я предлагаю, и понять, что во всем этом нет злого умысла. Никто не должен пострадать — наоборот!

Губы девушки дрогнули. Продолжая держать листок на отлете, но глядя не на него, а Марку прямо в глаза, она произнесла:

— Какое счастье, что я никогда не узнаю вас близко, Марк! Вам не приходило в голову, что вы настоящее чудовище?

Марк натянуто рассмеялся.

— Не приходило. Да и вы, Лина, тоже так не думаете. Просто вы испуганы и еще не решили, что вам следует думать по этому поводу. Все ваше женское существо протестует, а разум подсказывает, что я не так уж и не прав. Не торопитесь судить. Недаром сказано, что еще не известно, что кому во сколько обходится.

— Я этого не понимаю! — отрезала Лина. — При чем тут разум? Все это просто страшно. То, что вы говорите, ничего не значит, мне же ясно только, что вы предлагаете мне продать вам за… тут написано — пять тысяч долларов, значит, за пять тысяч этих самых долларов моего ребенка.

Марк сделал протестующее движение.

— Минуту, Лина. Здесь я категорически не согласен. Речь идет о моем ребенке, и только так и следует рассматривать эту ситуацию.

— И почему за пять? — продолжала Лина с издевкой, не слыша его слов. — Не за пятьдесят, не за пятьсот? И потом, доллары — я в жизни их в руках не держала! Что с ними делать? Абсурд какой-то… Никогда ничего подобного не слышала!