Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары - Алексей Шепелёв

— Изонисты. К востоку отсюда находится тайный приют Иссона. Там могут найти убежище все, кто в этом нуждается.

— И чем они могут ему помочь? — чёрный эльф кивнул на Мирона.

— Священники Иссона обладают даром исцеления. Кроме того, возможно, они смогут узреть что-то о судьбе Рионы и твоих юных спутников.

— Насколько далеко отсюда они находятся?

Йеми помедлил с ответом, прикидывая расстояние.

— Не дальше, чем за полторы лины.

— Это сколько идти?

— По равнине — не больше пары часов. Но здесь дорога будет нелегкой, придется перевалить через этот гребень, — Йеми махнул рукой в сторону поднимающегося склона. — Потом спустимся в соседнюю долину и перейдем через реку.

— Реку?

— Она неглубока, весеннее половодье давно кончилось. Сейчас там в месте брода воды тебе не выше колен.

Наромарт обречено вздохнул, и похромал к орешнику, где уже вовсю шла рубка жердей для носилок. На фиксацию ноги Мирона срубили орешину потолще. Эльф отмерил нужную длину, Балис вырубил из ствола чурбачок, расколол пополам — получились импровизированные шины.

Вытяжение в исполнении Гаяускаса под руководством Наромарта прошло успешно. Балис, несмотря на то, что с того времени, когда его обучали оказанию первой помощи, прошёл изрядный срок, справился не хуже настоящего травматолога. После того, как сломанная нога Мирона была приведена в относительно нормальное состояние, Наромарт обложил её с обеих сторон самодельными шинами, а Гаяускас и Йеми туго примотали их тряпками. Что касается носилок, то морпех собирался натянуть на две длинных жердины пару плащей, но эльф потребовал предварительно уложить несколько поперечных перекладин.

— Я не могу быть уверенным, что не поврежден позвоночник. А если так, то мягкие носилки делать нельзя, в дороге Мирону может стать хуже.

После этого Гаяускас и сам вспомнил, что этому их тоже в своё время учили: при травмах позвоночника транспортировать раненого необходимо на жестком щите. Да, быстро же стирается из памяти то, чем не пользуешься в повседневной жизни.

Наконец, носилки были собраны, а снаряжение большей частью навьючены на Ушастика — единственного оставшегося у отряда средства передвижения, меньшей — распределено между мальчишками и Наромартом. Нести Нижниченко, который ещё не вернулся в сознание, могли только Йеми и Балис: мальчишкам для этого не хватало сил, а однорукий эльф вообще никак не годился на роль носильщика. Он шел чуть сбоку, внимательно наблюдая за пациентом. И как только Мирон начал приходить в себя, скомандовал остановиться.

— Мирон, ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?

— Паршиво, — хриплым голосом ответил раненый.

— Точнее.

— Больно…

— Где именно болит?

— Везде, — скривился Мирон. — Нога, башка…

— Голова только болит? Не кружится?

— Кружится… В глазах всё плывет…

— Не тошнит?

— Да вроде нет…

— Хорошо… Так, ещё где-то болит?

— В груди слева… При вдохе.

— Старайся не дышать глубоко.

Закончив расспросы, целитель достал из мешка, в котором хранил травы, бальзамы и настойки, какой-то пузырёк с плотно притёртой пробкой.

— Балис, открой, пожалуйста. Мирон, мы несем тебя в ближайшую деревню, там займемся твоим лечением. А сейчас я дам тебе лекарство, которое снимет боль и принесет сон. Давай, пей.

Отпив пару глотков, Мирон снова провалился в забытье.

— И что ты ему дал? — с некоторым подозрением поинтересовался Гаяускас.

— Я же сказал: обезболивающий и усыпляющий настой, — ответил темный эльф. — Ты хочешь узнать, как его приготовить?

— Нет, это меня не интересует. Он поможет?

— Как видишь, Мирон спит. Раны его это лекарство не вылечит, но сейчас ничем иным я помочь ему не могу. Но меня больше всего беспокоит не боль и даже не переломы.

— А что же?

— Бледность. Мирон бледнеет всё больше, а ведь кровоточащих ран у него нет.

— И что это значит? — не понял капитан.

— Боюсь, что кровь вытекает у него внутри. Теперь его жизнь в руках богов.

— Боги, боги, — поморщившись, выдавил из себя Балис. — Кругом у вас боги, одни только боги. Вы сами-то что-нибудь можете сделать? Или только болтать про богов?

— Не злись, — мягко попросил Наромарт. — Я делаю всё, что в моих силах. Там, куда мы идём, Мирону смогут помочь лучше, — в эту фразу он постарался вложить как можно больше уверенности. — Ты говоришь, мы должны для него что-то сделать сами? Верно. Сами мы должны как можно скорее донести его до друзей Йеми. И вот это вместо нас боги сделают вряд ли.

Балис молча развернулся и взялся за ручки носилок.

— Что ты поешь, Битый?

— Это старая песня моей родной страны, Тиана. В ней поётся про старую мельницу. Про мальчишку, который рос среди сосен и скал Хольдстрима, рос и хотел посмотреть мир, а над ручьём вертелось колесо старой мельницы. Мальчишка вырос и отправился в дальние странствия, он путешествовал из страны в страну, а над ручьём вертелось колесо старой мельницы. И однажды, старый и усталый, он вернулся в свою родную деревню, его никто не помнил, да и он никого не узнал, но над ручьём по-прежнему вертелось колесо старой мельницы.

— Над ручьём? У тебя на родине тоже ставят водяные мельницы?

— Думаешь, северяне — грубые дикари? Это не так. Правда, нравы у нас суровые, но что касается умения построить дом, корабль или мельницу, то тут мы никому не уступим.

— А ручных мельниц, значит, у вас нет?

— Почему — нет? Конечно, есть. Многие марины живут отдельными семьями, далеко от поселков. На поселковую мельницу не набегаешься.

Битый на минутку прикрыл глаза, чтобы явственнее увидеть голубоватые скалы, темно-синие, словно свинцовые, волны, зеленые сосны родного Хольдстрима.

— Я знаю, ты скучаешь по Родине.

— Конечно, скучаю. Как подумаю о том, сколько же времени я не видел своих родных…

Уроженцу северных земель шел сорок третий год. Не тридцать седьмая весна, как бы сказали добропорядочные граждане Империи Мора, а именно сорок третий год. Большую часть из них он провел в море. С десяти лет плавал на кораблях: сначала в дружине ярла Турира, потом в других дружинах, с другими ярлами. Иногда торговали, чаще пиратствовали, но без живодерства. Пленных не резали и не топили, а, снабдив провиантом и питьевой водой, сажали в лодку, давая возможность добраться до обитаемых мест, или высаживали на каком-нибудь не слишком людном берегу.

Так год за годом текла его жизнь, он обзавелся женой, подрастали дети. И вдруг, на четвертом десятке, всё круто изменилось. В порту Итлены воин познакомился со священником-изонистом, открывшим ему совершенно новый мир. Нельзя сказать, чтобы о существовании этого мира марин совсем уж не подозревал. С детства проявлялись в нём странные способности, которые он таил от постороннего глаза, но к которым порой прибегал, когда заставляла нужда. Мог быстро заживить свои раны: "Зарастает на нём, как на кошке", — говорили про мальчишку соседи. Мог и сделать кожу твердой и упругой, словно древесная кора, что изрядно помогало в бою. Чувствовал перемены погоды и близость рыбного косяка. Ну и ещё то, сё, по мелочи.

Священник объяснил ему, что все эти способности — не случайность. Марин оказался псиоником — человеком, способным силой мысли управлять и собой, и другими людьми и иными живыми существами, и даже неживой природой. Разумеется, в определенных пределах.

Потрясение было столь сильным, что он, отрекшись от своей прежней жизни, отправился вместе со священником навстречу жизни новой. Не отпугнуло его и то, что в Империи изонисты преследовались, как государственные преступники и неправоверующие. Не остановила даже разлука с женой и детьми.

Впрочем, наставник объяснил неофиту, что семью бросать нехорошо, и что Иссон не требует от верящих в него отречения от своей прежней жизни. А так же что рвение к служению богу надо проявлять не только по желанию, но и по возможностям. "Возжелавший же свыше своих сил принесет лишь беду, когда окажется не в состоянии нести то бремя, которое на себя взвалил", — сказал наставник, и марин, проникшись этой мыслью, отправился в родной Хольдстрим, чтобы навестить жену и детей. А потом вернулся к братьям по вере, дабы овладеть премудростями поклонения Иссону и развить свой талант псионика. И вот уже шестой год он скитался по обителям изонистов, исполняя работы, которые задавали ему наставники. Посвящения в священники его до сих пор не удостоили, но ещё вскоре после приобщения к верным возвели в звание Воина Храма.

Это было в обычаях многих земель Вейтары: воины посвящали себя тому или иному божеству и становились преданными защитниками храмов и священников. Воинами Храма славился Ренс, их имели и Аэлис, и Кель, и Фи. Оказалось, были свои Воины Храма и у Иссона.