Республика Ночь - Г. Зотов

…Царевич не помнил, как и почему оказался за городом. Один на мощеной дороге – без слуг, без друзей, без рабов. Наверное, он бежал сюда в горячке от самого золотого трона. Ноги подгибались от усталости. Слез уже не было, осталась лишь обида: кипящая, как раскаленный металл. Закрывая лицо от ветра, Мардук молча смотрел вперед. Дорога Процессий, на которую выходили огромные Врата Иштар в северной части города, была пустынна, несмотря на дневное время. Любой чужеземец, достигнув этого места, обычно застывал с раскрытым в восхищении ртом. Еще бы. Врата, сложенные из обожженных в печи кирпичей, чью поверхность покрыла голубая, черная, желтая и белая глазурь, способны оставить без сна целый океан завистников. Соседние стены украшали изображения ста двадцати священных львов, а сами Врата находились под властью золотых сиррушей[43] и могучих быков, трудолюбиво выложенных на голубом фоне желтыми камнями. Строительством, как всегда, руководил лично царь – фигуры животных были выполнены так, что быки и сирруши не встречались в горизонтальном ряду, каждое изображение отстояло друг от друга на целых четыре эла[44] и равнялось тринадцати кирпичам в высоту. Об этом же напоминала и надпись у входа: линии клинописных знаков вывели лучшие пленные мастера – дабы у последних глупцов не осталось сомнений, кого жители и города должны благодарить за это чудо.

«Я, Навуходоносор, царь великого Вавилона, высший правитель Города, любимец Неба, правящий по воле Мардука, посвящаю это тебе – Иштар».

«По воле Мардука»… да, конечно, он все время забывает: его назвали в честь верховного божества, которому поклоняется все Вавилонское царство, страна, раскинувшая владения от Мидии до Египта. «Его главные внутренности – львы, его малые внутренности – собаки, его спинной хребет – кедр, его пальцы – тростник, его череп – серебро, излияние его семени – золото», – говорил верховный жрец Нергал, объясняя сущность божественной натуры тезки Мардука. Юноша усвоил из этих слов одно – бог кончает чистым золотом. Священным, ручным животным бэла[45] часто изображали дракона с крыльями; на троне, в груди рогатой ящерицы, возлюбленной богом, сидел и его отец. Дорога Процессий была вымощена розовыми плитами из брекчии[46] и тянулась сквозь весь Вавилон – от храмового комплекса Эсагила до моста через Евфрат. Царевич обернулся: над Городом Дракона, заслонив заходящее солнце, возвышался зиккурат Этеменанки, главное чудо Бавеля. Никому из иноземных купцов и даже пленникам не верилось, что это дело рук человеческих. Разноцветная кольчатая башня высотой 180 локтей,[47] над первым зиккуратом поставлен второй, над вторым – третий… и так до седьмого яруса. Жрецы уверяли: те, кто забирается на самый верх, способны побеседовать со священным Драконом, в его логове на небесах. Ведь зиккурат для того и построен, чтобы упираться в самую середину облаков… Солнечные лучи выглянули из-за башни, слепя глаза, но царевич не отвел взгляда. Он не хотел думать о том, что ему придется делать. Любые мысли попросту испарились.

…Мардук очень ясно, до дрожи в пальцах, представил себе десертный нож.

Глава IX

Скелеты в огне

(Танцпол, дневной клуб «20 костей»)

…Киллер без очков, он прищуривается, целясь Милене в затылок. Нукекуби стоит рядом, сложив руки на груди; скуластое азиатское лицо, желтее обычного. Оба успели переодеться в рабочую одежду вампиров – черные комбинезоны со светящимся черепом, в таких ходят не только грузчики, но и менеджеры среднего звена, например, в фаст-фудах «Макдауэллс». На головы нахлобучили средневековые парики овечьей шерсти – эти фишки обожают вампиры эпохи Ренессанса. Так вот почему я не увидел их сразу. Время густеет, превращаясь в растянутую в воздухе каплю меда. За долю секунды я совершаю невозможную вещь: возвращаю бокал на стойку, прикидываю расстояние. Нет, не успею. Выход только один.

– Aetas mea malitiosus lupus… – шепчу я. Сквозь кожу пробивается белая шерсть. Я чувствую жесткие волоски на позвоночнике, клыки удлиняются, желтея. Глаза превратились в холодный янтарь, мускулы громко хрустят. Материя брюк смешалась с плотью, причиняя сладкую боль…

Огромный полярный волк срывается со стульчика в баре. Совершив немыслимый прыжок, оказывается в центре «яблока». Передние лапы сильно толкают Милену в спину. Взмахнув руками, девушка падает на вампира, танцующего спереди, – тот, естественно, тут же грохается на другого, который врезается лбом в спину тощей дамочки. Натуральный «эффект домино». Выстрел смягчен глушителем (плюс проклятая музыка грохочет, как в Раю), но я ощущаю траекторию полета серебряной пули так, словно она чиркнула мне вдоль хребта. Ааааааххххххххххшшшшшш. Лоб рыжего диджея взорвался столбом пламени, спустя секунду тело рассыпается в прах, зубы бусинами выпрыгивают из горящего рта, обращаясь в угли.

Милена, разумеется, этого не видит. Она бесится, как ангел, я ее понимаю. Вряд ли кто-то обрадуется, если во время танцев на него вдруг упадет волк.

– Нажрался, что ли? – орет она, пытаясь врезать мне по волчьей морде. Без сантиментов кусаю ее за кисть. Киллер идет прямо на нас, пробивается сквозь толпу вампиров, вытянув руку, четко печатая шаг: честное слово, ужасно похож на бронзовый памятник Дракуле из поэмы Пушкина. Он не видит перед собой никого и ничего, глаза пусты и спокойны. Палец на курке сжимается. Шшшшшшххххх! Новая пуля пробивает сразу два тела: упырь в очках-«блюдцах» и дама в кринолине (по виду – испанская фрейлина, укушенная еще до открытия Америки) образуют дружную пару факелов. Горящие скелеты на танцполе превращены в труху. Под каблуками разбегающейся в паническом страхе публики дробью щелкают позвонки.

And once you've had a taste of herYou'll never be the same…[48] —

заливается голос певца-нелегала, но его глушат дикие крики ужаса. Спасаясь от частиц смертельного серебра, десятки вампиров лезут под столы, загораживаясь стульями, опрокидывая на себя ширмы. У выхода – свалка из барахтающихся тел. «Культисты! Культисты!» – верещит какая-то дамочка. А, понятно. Ей с испугу кажется, что в клуб ворвались сектанты, сторонники культа «Сердце Владово». Эти мрачные ребята подкладывают бомбы с осиновыми щепками у вегетарианских фаст-фудов и жгут андеграунд-клубы, где проходят тусовки с запрещенной музыкой. Самая известная акция – убийство серебряной пулей певца блэк-метал, который ради рекламы перешел в вегетарианство. Его застрелили прямо в кафе, где тот под фотообъективами пил синтезированную кровь. «Сердце Владово» провозглашает «чистоту вампиризма» и верность «принципам зла»: за измену кровососущей идеологии обещан кол в сердечную мышцу. Хватаю Милену зубами за шиворот, стаскиваю с dancefloor,[49] прижав лапами к полу. Какофонию ора и визга в оправе из ритмов внезапно перекрывает мощный боевой вопль. Коренастый убор (болгарский вампир-стриптизер, чье тело ценят в клубах за способность испускать искры) решил поиграть в звезду кинобоевиков: бросается на киллера, выхватив плоский нож. От первого кусочка серебра он уворачивается (пуля взрывает голову крашеной баргерл), зато второй безошибочно бьет героя в глаз. Фонтан гемоглобина чередуется со вспышкой пламени. Сбросив меня, Милена вскакивает, но тут же, комично взвизгнув, шлепается на спину – босая нога скользит на позвонках, как на бусах из жемчуга. Безмолвный убийца рядом, он стоит над нами, стянув губы в нитку. Дуло «кольта» направлено прямо мне в лицо. Знакомый уже щелчок – барабан поворачивается…