Зачем нам враги - Юлия Остапенко

Сейчас его долгом было обеспечить госпоже дальнейшее комфортное путешествие. Как это сделать, Натан не представлял.

— Ты должен достать деньги, — сказала Рослин и посмотрела в затянутое слюдой окно. Трактир, в котором они ночевали, был из самых дешевых — снизу доносился ор пьяных перегонщиков скотины, видимо, здешних завсегдатаев. Натан удержал новый вздох.

— До Тарнаса уже недалеко, — попытался он. — Если экономить...

Рослин взглянула на него так, что он тут же умолк. Чувство вины за преступные мысли, из которых она его вырвала разговором о деньгах, мешало ему действовать так жестко, как, возможно, следовало бы.

— Что вы предлагаете, миледи?

— Почему я должна что-то предлагать?

Он смолчал. Рослин выждала с полминуты, потом повернула к нему надменно вздернутый подбородок.

— Ну? Какие идеи?

Звучало так, словно он обязывался выложить по меньшей мере дюжину. Натан качнул было головой... а потом вдруг подумал, что ведь есть одна. Есть. Она не пришла к нему внезапно — скорее сидела в голове с самого начала, но он отметал ее начисто, как и все мысли подобного рода на протяжении последних двух лет. Но ведь кощунственное намерение, посетившее его несколькими минутами раньше, тоже из разряда подобных идей? Так почему бы не быть последовательным, а, Натан?

Последнюю мысль произнес в его голове голос Глоринделя, и Натан стиснул зубы.

— Я попробую что-нибудь сделать, — сухо проговорил он. Рослин улыбнулась и вновь отвернулась к окну. Она не собиралась ни о чем спрашивать — и то хорошо. Время вопросов, миледи, наступит позже. Если наступит.

Натан вышел из комнаты, спустился вниз, в галдящую пьяную толпу. Здесь были одни тальварды — во всяком случае, речь кругом звучала малознакомая. Натан вдруг почувствовал непонятное облегчение: в конце концов, они враги, подумал он. Мысль была беспомощной, она тоненько пропищала это глупое оправдание где-то на задворках сознания и умолкла, подавленная собственной никчемностью. Враги. Ха. Они-то — враги? Эх, Натан, ты-то знаешь цену слова «враг». И не тебе этим словом разбрасываться, верно? Так что называй вещи своими именами. Они быдло. Тупые овцы, ждущие и жаждущие мясницкого ножа. А ты — мясник, и тебе нужна их теплая курчавая шкурка. Только и всего, и ни при чем тут ни враги, ни друзья, ни долг... хотя я ведь именно из-за долга снова делаю это, верно? Я обязан хорошо служить моей госпоже, и я послужу ей любым способом — дело только в этом...

Разве нет?

В толпе пьяных возниц была пара мужиков более приличного вида, разодетых в дешевый затертый бархат, — купчишки низшей руки, у Натана на таких был глаз наметанный. Денег на охрану у них никогда не хватало, а поживиться чем всегда было, конечно, если после ярмарки. Эти, судя по тому, как сорили деньгами, как раз оттуда и держали путь. Натан вышел во двор, отошел чуть в сторону и встал на полпути между навесом и конюшнями, полувысунув меч из ножен. Ночь была ясная, звездная, легкий ветерок приятно холодил разгоряченное лицо. Время от времени из трактира вываливались группки забулдыг — освежиться. Натан не сомневался, что и парочка купцов со временем последует их примеру.

Долго ждать ему не пришлось. Более того — даже повезло. Вышел только один — выходил он, пятясь, и что-то бессвязно кричал в зал — видимо, обещая вскорости вернуться. Натан тихо шагнул к нему. Рядом никого не было, только на заднем дворе слышались голоса, но они были достаточно далеко. Купчишка пятился прямо на Натана, все еще болтая и размахивая руками, и оставалось только выставить меч, но жертва пока еще находилась в пределах видимости тех, кто остался внутри. Поэтому Натан подождал, пока купец развернулся и шагнул в сторону от дверей, на ходу спуская штаны. Поэтому — а не потому, что не хотел бить в спину. Вот уж насчет этого Натану было не привыкать.

Он ударил наотмашь по горлу. Купец не успел даже захрипеть. Натан увидел вскинутый на него выпученный глаз, в котором уже ничего нельзя было прочесть. И вдруг понял, что это тот самый купец, к горлу которого он приставлял лезвие далеко-далеко отсюда, не собираясь, даже не думая нажимать, а в ушах у него звенел голос господина Глоринделя: «Убей его... »

Убей его, Натан.

Я тогда не убил, отстраненно подумал он. Тогда я не убил, потому что это было неправильно, безумно и дико — убивать по вашей прихоти, милорд. Но все же я сделал это. Убил по прихоти. Пусть и не прямому приказу. Просто потому, что вы так захотели... И он вдруг почувствовал, нет, почти увидел калардинскую княгиню Рослин, которая стоит этажом выше, над его головой, прижав бледное лицо и холодные ладони к оконному стеклу, и смотрит на него, смеясь едко и зло...

Ему казалось, что прошли часы, хотя на деле наваждение длилось не дольше мгновения. Натан очнулся прежде, чем труп стал валиться на него, и привычно скользнул в сторону, успев поддержать тело и предотвратить шумное падение. О том, что было бы, если бы он очнулся секундой позже и оказался залит кровью убитого, Натан предпочитал не думать.

Подхватив мертвеца под мышки, Натан оттащил его в просвет между навесом и стеной трактира. Тут было совсем темно, и он без помех обыскал карманы трупа. В карманах обнаружился довольно увесистый кошелек, судя по всему, с серебром, и какие-то бумаги. Бумаги Натан оставил — на них попала кровь, — а кошель, еще раз взвесив в руке, спрятал за пазуху. Даже если серебро, должно хватить до конца пути. Во всяком случае, Натан на это искренне надеялся.

Он осмотрел себя, отыскивая возможные следы преступления, потом вышел из укрытия. Ночь и глубокая тень от навеса надежно укрывали труп от посторонних глаз. Натан вернулся в трактир, неторопливо прошел по залу, поднялся наверх. Надо было немедленно брать княгиню и убираться прочь, но, прежде чем войти, он привалился спиной к стене, чувствуя, что вот-вот сползет на пол.

Конечно, убитый им человек не был тем самым купцом, которого навеки опозорил Глориндель, — ведь эльф сам убил этого купца несколькими днями позже, на заставе. И, конечно, леди Рослин не могла стоять и наблюдать, как Натан делает для нее то, что не захотел сделать для Глоринделя, — ведь это была дешевая таверна, и оконные рамы стягивали не стекла, а мутная слюда. Но в глубине души Натану все это казалось глупыми, никчемными отговорками: нет, нет, купец именно тот, Натан запомнил его глаза, и девчонка все видела — он ведь слышал ее смех, там, наверху, этот холодный, безжалостный смех, говорящий: «Что же ты, так бы сразу, Натан... » То, что смех был мужским, а голос принадлежал эльфу, убеждало Натана больше в реальности происходящего, чем в подступающем безумии.

В последней мысли скользнуло неожиданное облегчение. «Небеса, да не схожу ли я и впрямь с ума? » — подумал Натан и едва не вскрикнул, когда рядом скрипнула дверь. Проклятие, рефлексы уже вовсе никуда не годятся! Стареешь ты, Натан... ты давно уже постарел.