Пылающая Башня (СИ) - Вайс Ден

— Учитель будет доволен. Это действительно интересная информация. Осталось только найти и забрать артефакты с тела Хмурого.

Поиски не заняли много времени, лазутчик точно запомнил место, куда упало тело главаря, отброшенное демоном. Добычей стали магический жезл рассеивания заклятий, правда практически разряженный, и кольцо холода, что позволяло хранить в себе одно высокоуровневое заклятье этой стихии. Да еще кошелек. Рассовав трофеи по карманам, лазутчик скрылся в тенях, не оставив никаких следов своего присутствия.

Глава одиннадцатая. Обитель света.

Широким уверенным шагом отче шел к алтарю. На руках старого священника покоилось израненное тело их спасителя. Каждый из обитателей приюта в тайне от других обращался в своих молитвах о спасении, но никто не мог представить в каком обличии оно придет.

— Нэн, возьми его сумку, отнеси ее в мою комнату и прихвати чистую простынь. Девочки… вам, пожалуй, стоит отойти, нам надо снять с… — отец Абрахам на мгновение задумался, как называть того, кого сейчас держал на руках, — с него одежду. Лучше принесите свечи и чистую воду.

Старая Нэн приняла походный рюкзак и удалилась в неприметную дверь, что вела в жилые помещения приюта. Девочки последовали за ней тихонько перешептываясь. Все они сумели рассмотреть лицо спасителя, что в одиночку сумел расправиться с бандой сектантов, практически полностью уничтожившей и без того медленно умиравший город. С улицы послышались возгласы людей и звук ударов о металл ограды.

— Что там, Прокл? — отче обратился к мальчику, что недавно вернулся и судя по всему знал их спасителя или, по крайней мере, мог хоть что-то о нем рассказать. Прокл, развернулся и убежал чтобы глянуть, что происходит за оградой.

Отче замер в шаге от алтаря. Он не сомневался, человек, тело которого он сейчас держит на руках — хаосит. Алтарь, как и сама церковь, был возведен и посвящен Митре, божеству, воплотившему в себе идеалы света и порядка. Отче не знал, что произойдет если возложить на алтарь адепта стихии перемен. Но одно он знал точно: без чуда, что в далекие времена мира и искренней веры творила преподобная Феора, чуда исцеления, мальчик точно погибнет. И отче решился рискнуть всем, ибо сам Митра устами преподобной Феоры говорил: — " Воздавайте добро свершившим, добром бескорыстным, и да будет в том крепок род человеческий…"

Услышав тяжелые шаги Нэн, отец Абрахам еще раз поднял глаза к символу веры — крупному изображению человеческой длани со сжатыми пальцами, устремлёнными вверх. Из центра ладони исходил приятный теплый свет, который то мерк в минуты тяжких испытаний, то становился ярче в часы молитвы. Каждый верующий видел и описывал этот свет по-своему. Отец Абрахам за годы, проведенные в обители, научился видеть в изменениях светового ореола, неизменно окружавшего символ веры, волю своего божества.

Сзади молча подошла Нэн и раскинув руки в стороны отгородила алтарь простыней, скрывая от любопытных детских и не очень взглядов таинство исцеления. Отче возложил тело мальчика на алтарь, стянул с него причудливые обувки из тонко выделанной кожи, плащ или походное пальто… скорее нечто среднее, штаны и рубаху, предварительно расстегнув перевязь со свитками и походным кошельком. Его взору предстал юноша, практически мальчик. Жилистое тело, местами покрытое шрамами от зубов и когтей, рассказало священнику многое.

Он видел немало воинов и жертв кошмарных тварей, что пришли из-за Багрового перевала, вместе со жрецами Нечистого и переселенцами. Наклонившись к кадке с водой, священник омыл в ней руки и смочив чистую тряпицу принялся обмывать тело юноши, про себя вопрошая пресветлую Феору о милости и чуде исцеления.

Глубокие колотые раны, минимум с полдюжины… Две из которых точно были смертельными. Одна из сосулек из дурно пахнущей, маслянистой жижи пробила сердце юноши, вторая поразила печень. С такими ранами обычно не выживают, но юноша точно был жив. Во все нарастающем свечении алтаря, остатки колдовского льда таяли, вытекая из ран грязно-бурыми ручейками и падая на поверхность освященного камня, мгновенно испарялись. Алтарь пульсировал светом, с каждым словом молитвы свет, исходящий от последнего прибежища святой мученицы Феоры, становился все ярче, озаряя все пространство главного зала церкви.

— …матушка защитница детей и простого люда, не оставь этого юношу своей милостью. Прошу не за себя, но за спасителя нашего, рискуя жизнью сокрушил силы зла, обрекшие детей твоих на смерь голодную… — Отче давно сбился с каноничных псалмов, и теперь полагаясь лишь на то, что подсказывала душа, продолжал обтирать тело юноши и истово, как в самой юности еще до обретения сана, молиться.

Алтарь вспыхнул особенно ярко и на груди молодого человека проступила странная и явно колдовская печать — октаграмма, с ярко выраженным вектором острием уходящим вниз, на ребра. "Все-таки хаосит…" — подумал отче, но не прервал свою молитву. "Будь, что будет… Он рискнул всем, и я не позволю ему умереть в моей обители!"

Священник почувствовал, как на его плечо сзади опустилась невесомая длань… Воздух вокруг алтаря наполнился запахами ладана и приятных благовонных масел, что так любила первая настоятельница этого храма.

— "Ты все сделал правильно, мальчик мой… Этот юноша не несет в себе зла… Лишь ярость… И праведный гнев… Твой поступок угоден мне… И отцу нашему…, и мы поможем ему… Утром…"

— Благодарю тебя за милость твою… — Отец Абрахам сразу узнал голос, что тихо шептал за его плечом. Прикосновение невесомой ладони придавало сил и как никогда укрепило веру старого священника…

— Но, преподобная… Он хаосит… как же…? Почему он?

— "Пути господни неисповедимы… от нас, простых смертных требуется лишь вера и… добродетель… И… откройся ему, когда придет время…"

— Открыться, преподобная? Но в чем?

— "Когда придет время — ты поймешь…"

Прикосновение оставило отца Абрахама и вместе с ним исчезло ощущение присутствия духа преподобной Феоры. Обернувшись к ничего не заметившей Нэн, священник жестом велел накрыть нагое тело юноши простыней. Сомкнув руки на груди продолжил свою молитву, вознося благодарность Митре за его милость и явления спасителя, пусть даже в таком… необычном юноше.

Прокл проворно перепрыгивая лужи талой воды бежал к церковной ограде. За ней собралась небольшая толпа людей. Изможденные голодом и лишениями, еще совсем недавно рабы, обреченные волей колдунов на заклание во-имя их поганого божества, люди пришли искать спасения и убежища в единственном месте в городе, где все еще мерцал свет истинной веры и порядка.

Прокл подбежал к воротам, надежно запертым и скованным цепью. На него уставилось больше дюжины пар глаз.

— Открывай, мерзкий мальчишка! Быстро! — заорал старик Берк, еще недавно исполнявший обязанности городского старосты. — Иначе…

— Что, старый Берк? Что ты сделаешь? — Мальчик хорошо помнил, как этот самый человек, чуть более двух седмиц назад сам открыл городские ворота сектантам, а потом ходил по городу вместе с ними и показывал, где укрывались люди, не пожелавшие принять богомерзкую веру колдунов.

— Я староста! Вы должны впустить нас! Я приказываю, от имени всех жителей города! — Старик в ярости брызжа слюной сорвался на крик. Длинная, костлявая рука, просунувшись сквозь прутья ворот попыталась ухватить мальчика за рубаху, но схватила лишь пустоту.

— Вот отче вылечит лесного духа и тогда сам вам ответит, а пока можете хоть до третьего пришествия стоять тут… — Мальчик развернулся и побежал обратно к дверям церкви. В сумке лесного духа, лежали припасы для обитателей приюта и пришло время накормить всех голодных, что сумели дожить до этого дня.

— Не тронь! — звонкий щелчок мокрой тряпкой, пришелся прямо по ладони Прокла, что протянулась к сумке лесного духа. — Отче велел не трогать вещи… спасителя. — Старая Нэн решительно загородила своим телом, стоящий в углу рюкзак.