Вечный шах - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама тогда не смогла сдержать своего неодобрения, заметила, что мир не так уж плох, чтобы в нем не нашлось места хорошему человеку, и между подругами пробежал первый холодок.
Через несколько дней Голубева за что-то отчитывала племянницу и вдруг во всеуслышание произнесла: «Василиса погибла, святая девочка, а ты, дрянь, живешь!»
Мама заступилась за ребенка, сказала, что так нельзя, и на этом идиллия рухнула.
После ожесточенной перепалки дамы разорвали дипломатические отношения, в местах общего пользования воцарилась атмосфера ядерной зимы, а радиоактивные лучи презрения лились мощным потоком с обеих сторон. Ирина тоже попала под бойкот, но была даже рада, что соседка больше не привязывается к ней со своими бестактными замечаниями.
Ирина вздохнула. Надо же, сколько всего она забыла… Но сейчас важно то, что Голубева была уверена в смерти Василисы. Откуда-то точно знала или это просто ее склонность к безапелляционным суждениям? А самое главное, важно ли это для процесса Смульского? Скорее нет, чем да. Даже если рассмотреть самый жуткий вариант, что Искра Константиновна собственноручно лишила жизни святую девочку Василису, чтобы та не мучилась среди хабалок, это никак не связано с тем, что через десять лет Смульский неосторожно убил ее племянницу. Нет, не может быть ничего общего у этих преступлений даже в теории. Тем более что дело Барановой раскрыто, преступницы изобличены, и ничего общего с Голубевой они не имеют.
Ну и, конечно, то, что она десять лет назад отдыхала с Искрой Константиновной в одном дачном поселке, не является поводом для самоотвода. Их тогда ничего не связывало, кроме общего коридора, не связывает и сейчас. Да, скользкий немножко момент, что судья была знакома с жертвой преступления, но разве можно назвать знакомством то, что они когда-то перекинулись парой слов? Она ведь даже имени девочки не знала… Девочка и девочка.
Вдруг накрыло такое яркое воспоминание, что Ирина будто очутилась в том далеком зимнем дне.
Когда все время пребываешь в расстроенных чувствах, работа не спорится, так что ничего удивительного, что Ирина, готовя обед, порезала палец.
Нож вошел неожиданно глубоко, и кровь потекла так сильно, что Ирина даже немного испугалась. Зажала рану полотенцем, но по нему очень быстро стало расползаться красное пятно.
Внезапно на помощь пришла соседская девочка. Без лишних слов она принесла аптечку и очень ловко наложила повязку, посоветовав Ирине держать руку вверх, чтобы кровь быстрее остановилась. Оказав первую помощь, Вика так же молча и деловито доварила Иринин суп и ушла к себе.
Лечение помогло, через час только аккуратная повязка напоминала о травме, и Ирине захотелось отблагодарить ребенка. После дневного сна они с Егором пошли кататься на финских санках и позвали девочку с собой.
Ирина зажмурилась, вспоминая, как хохотал Егор, изо всех сил вцепившись в сиденье из деревянных реечек, а Вика стояла сзади на полозьях и отталкивалась ногой так сильно, что однажды чуть не потеряла сапог. Потом она сидела, а Ирина с Егором становились сзади и осторожно толкали.
Егор тянулся к девочке, и Ирина позволила им поиграть вместе, они катали снежные шары на опушке и смеялись, а тем временем вечерело, сумрак опускался на высокий еловый лес, но на дорожке уютно горели фонари, заставляя снег празднично искриться, из пансионата доносилась веселая музыка, и на душе было радостно и хорошо. Девочка бегала от Егора, увязая в снегу, он догонял, зловеще хохоча, и тогда она брала его на руки и кружила. Дети раскраснелись, глаза сверкали, и, кажется, они были так же счастливы, как и Ирина, глядя на них.
В пансионате еще работал киоск Союзпечати, она заглянула в надежде поймать какой-нибудь толстый журнал, чего, конечно, не случилось, зато обнаружились дефицитные немецкие пупсы. Девочка была уже взрослая для игры в куклы, но пупсы — совершенно другое дело. Их не зазорно любить хоть до выпускного класса.
Надо было срочно ловить момент, Ирина купила девочке пупсика, а Егору, чтобы не обидно, взяла пластмассовое ведерко с лопаткой, в которое до сих пор, кстати, играет Володя.
Очень хороший получился вечер, и Ирина думала привечать девочку и дальше, но утром Голубева, уже бывшая в конфронтации с мамой, бросила подарок ей в лицо, процедив «в подачках не нуждаемся».
Пришлось до конца отдыха обходить ребенка стороной, чтобы не ставить в неудобное положение.
Неужели и вправду девочка, с такой теплотой прижимавшая к себе Егора, так хорошо игравшая с ним и даже безропотно сносившая удары лопаткой по ногам, выросла в тяжелую психопатку? Что было истинным, тот зимний вечер или жестокое хладнокровие, с которым Вика преследовала семью Смульского?
А самый главный вопрос, не следует ли ей все же взять самоотвод? С одной стороны, вроде бы да, она знала жертву, значит, не может сохранять стопроцентную беспристрастность, а с другой — поставит в идиотское положение себя, Павла Михайловича, подсудимого и, что там скромничать, всех участников процесса. После ее самоотвода придется все заново начинать, получится суд с генеральной репетицией, а это уже совсем не то.
Повод в сущности эфемерный и является поводом только в столичных судах, а в маленьких городах, где все друг с другом если не в родстве, то в кумовстве и свойстве, подобные вещи затруднением не считаются.
Так что ничего страшного, можно сделать себе маленькую поблажку… Или это будет как раз тот не застегнутый воротничок, с которого начинается поражение целой армии? Это ведь только начни, сначала маленькую, потом большую, а что дальше? Взятки? Злоупотребление служебным положением?
Коготок увяз, всей птичке пропасть, короче говоря.
Павлу Михайловичу надо повиниться, по идее, но этим она просто перевалит проблему на его начальственные плечи…
Наверное, лучше сначала посоветоваться с Дубовым, он лучше всех умеет жить по правилам.
Приняв такое решение, Ирина легла в постель,
