Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец

Вовчик жалобно заругался, дальновидно не вырываясь. Послушав его с полминуты, Яра утвердилась в мысли, что в доме у Вовчика с детства жили три маленьких человечка. Одного звали Уйди, другого – Отстань и третьего – Отвянь.

– Короче! – потребовала Яра, задирая нос Вовчика дырочками к небу. Вовчик кратко взвыл и на глазах окультурился.

– Так это ты! А мы думали – он!.. – гнусаво наябедничал Вовчик. Ему было обидно, что за нос дергают его одного, а Витяра спокойно стоит рядом и сияет угрями.

– Кто «он»? – потребовала объяснения Яра.

– Ауч! Да повадился тут какой-то еду со склада таскать. Вот мы и решили его подкараулить, кекса этого… Ауч!

Яра отпустила нос.

– Кыш отсюда!

Вовчик торопливо отпрыгнул.

– Ты только Улу не говори, что мы тебя снежками! – взмолился он.

– Почему?

– Ну Ул, он, понимаешь, не учитывает некоторых моментов…

– По шее может дать! – предельно упростил лопоухий Витяра. – Ну все, пока! А этого фрукта мы все равно подкараулим! Пусть так и знает!

Витяра и Вовчик умчались, а грустный Рузя все стоял и, как печальный пингвинчик, глазел на Яру. Она помахала у него перед глазами ладонью.

– Эй, проснись! Чего тебе надо?

– Мы в тебя снежков сорок кинули! Очень близко! И ни разу не попали! – пораженно сказал Рузя.

Яра оглянулась. Стена сарая вся была в белых точках. В каких-то местах пятна сливались. Непонятно.

– Странновато… – признала она. – Ну что вам сказать? Цельтесь в другой раз лучше.

– Да мы вроде хорошо целились, – Рузя повернулся и, поскрипывая снегом, побрел через сугробы.

Глава 18

ТАЙНА СТАРШЕГО СЫНА

Каждый человек похож на улитку в ракушке. Заперся в своем домике и ждет, пока на него кто-то дохнет, чтобы он вылез. А никто не дышит – все в своих норках сидят и того же ждут.

Незадолго до Нового года Яра вышла из своей комнаты и без особой цели побрела по коридору. Изредка навстречу ей попадались красноглазые и сморкающиеся средние шныры, вяло перефутболивающие друг другу недолеченную простуду. Простуда была противная, без температуры, но с диким кашлем и многометровыми соплями.

В гостиной второго этажа кипела радостная суета. Лара отмахивалась веником от пыли и чихала. Фреда разгуливала с крошечной тряпочкой и произносила речь, суть которой сводилась к тому, что все делают все неправильно.

Сашка и Кирилл двигали диван. Штангу они закатили под теннисный стол, а сам стол прогнали к стене. Окно было распахнуто. Кто-то лежал на подоконнике животом и дурным голосом орал во двор:

– Ты что, слепой? За толстый конец привязывай!

Так орать могли только двое: Макар и Фреда. Ноги были мужские.

Яра подошла к окну. Внизу она увидела Даню и Влада Ганича. Они обвязывали веревкой срубленную пушистую елочку. Елочка показалась Яре знакомой. Кажется, раньше она росла напротив кухни.

– Это я нашел! – гордо сообщил Макар, за веревку начиная затягивать елку наверх.

– Это любимая елка Суповны. Она ее бульоном поливала! – вспомнила Яра.

При одном звучании грозного имени Макар мгновенно изменил показания:

– Это он нашел! Вот этот длинный! Я ему говорю: «Не трожь!», а он: «Руби да руби!» Зверь! Никакого уважения к зеленым этим… посаждениям! – заявил он, ткнув пальцем в Даню.

Даня от негодования побурел и стал подпрыгивать на газоне, пытаясь дотянуться до Макара.

В конце концов решено было елку не прятать и следы не заметать. А перед Суповной извиниться и подарить ей что-нибудь утешающее.

– Например, фартук с черепами и скелетами! – предложил Сашка.

– Лучше с вишнями! – поправила осторожная Лена.

– У нее этих фартуков миллион!

– Значит, дарить надо именно фартук! Не промахнешься! Хочешь узнать, чем человек дорожит, вспомни, чего у него много, – сказала Лена.

Пушистую елочку через окно втащили в гостиную. Она оттаивала, роняла снег, дышала свежестью и смолой. Казалось, вместе с елкой в ШНыр пришел Новый год и стоит на пороге, добродушно покашливая в красную рукавицу.

Крестовины, чтобы установить елку, у них не имелось, но Сашка с Риной ухитрились засунуть спил елки в центр блина от штанги. Оказалось в самый раз, пришлось только слегка подтесать.

Ларе надоело подметать, и она стала хвалить красавца актера, которого раскручивали по ТВ.

– Он такое чудо! У него хорошая энергетика!

– Ты эти штучки ведьмарские брось! Хорошо, Кавалерия не услышала. Хорошая энергетика – в розетке! – весело сказала Яра.

Она смотрела на Рину, как та двигается, как смеется, как толково работает ножом, и память ей щекотало смутное воспоминание. Ей чудилось: когда-то она встречалась с ней и была ей другом. Но где? Когда? Память, некогда затертая фельдшером Уточкиным, вернулась к Яре, но она не совсем еще ей доверяла. Остались пятна, и в этих пятнах, как в черных дырах, скрывалось много важного.

Глазастая змейка тоже оживилась. Яра чувствовала, как она скользит по запястью, тесно обвивая его.

Нарядить елку сразу не получилось. Шнырам-первогодкам пришлось мчаться на лекцию к Вадюше.

– Знаете, какая у Вадюши фамилия? Бизюкин. Вслушайтесь: Би-зю-юкин! – с наслаждением произнесла Алиса.

– Откуда ты знаешь?

– Видела у Кавалерии в блокноте. Би-зю-ю-юкин! Надо будет на доске написать, ненавязчиво так: Вэ. Бизюкин.

Утро у Яры выдалось свободное. Она увязалась за младшими шнырами и, чтобы не мешать, села на дальнюю парту. Уроки у Вадюши начинались всегда одинаково. Он входил в класс, высоко вскинув голову. Так высоко, словно надеялся прочесть на потолке: «Вы гений!» Однажды действительно прочитал и потом орал весь урок, пытаясь найти виновного. Даже вызвал Кавалерию, но она, посмотрев на потолок, пожала плечами:

– Вадюша! Но что я могу сделать? Вы же правда гений!

Поздоровавшись, Вадюша проходил к своему столу и принимался нервно поправлять все, что на нем лежало. Линейку, банку с карандашами, мел. Как-то раз Макар ради эксперимента все свалил в кучу, изменив обычный порядок вещей – и Вадюша не начал урока, пока всего не перетрогал и не разложил по местам. Макар и Сашка тогда переглянулись с полным взаимопониманием, и Рина ощутила, что стол у Вадюши будет завален теперь всегда.

Сегодняшний день не стал исключением. Макар постарался на славу. Полировка вся в разводах мела от тряпки. Розовые бумажки для записей растрепаны. Из пяти карандашей в стакане три поломаны.

Вадюша пришел в ужас и потребовал чистосердечно признаться, кто поломал его карандашики. Потом переточил их все, тщательно вытер стол и, успокоившись, сказал:

– Вам же хуже! Вы сами себя обокрали!