Декамерон (СИ) - Коробов Андрей

— Мы просто ушли от них. Бедняги до сих пор там лежат. Их нет в живых, — пролепетал Маттео Цанци, заворачивая за угол. Флэй увязался за ним.

«Ага. Они просто разносят вредоносные элементы в атмосферу. Упыри из них не получаются. Похоже, Чёрный мор так влияет на слабые организмы. Старые. Потасканные. Возможно, Марио Валентино ждала именно такая участь…»

— Ладно. Что с теми, кого лихорадило? — вновь поинтересовался ренегат.

— Они сгорали за сутки-двое, — пояснял бродяга. — Сложно сказать. По большому счёту, изначально эти не отличались от первых. Совсем. Разве что дольше сохраняли подвижность. Мы с ними не разговаривали почти. Они постоянно суетились. Болтали что-то. Видели то, чего нет. Кажется, у них ехала крыша. Бились об стену головой. На их коже выступали какие-то чёрные прожилки. Они постоянно кыркали. Хрипели. Блевали кровью. Что съедали, возвращали обратно. А потом… просто замыкались в себе.

— Конкретнее, — попросил дезертир мягко.

— Вставали, где потемнее. Обнимали себя за плечи. Горбились. Шептали что-то. Стояли так часами. Даже не меняли позу. У них из черепов и лиц прорастало стекло. А глаза горели в темноте. Как самоцветы, юный инквизитор. Зелёные. Синие. Голубые. Янтарные. Пурпурные. Даже чёрные. Представляете, синьор?..

«Очень странно. Ни на одну естественную болезнь это не похоже. Значит, во всём этом как-то замешана Серость. Существуют и аномальные болезни. Транспарентность, например. Человек не может быть прозрачным. Чисто физически. Но если сам Тонкий Мир воздействует на его тело, это железное правило рушится. Также и здесь, вероятно».

— То есть, какими их глаза были до болезни, такого и цвета становятся после? — озвучил свою догадку Альдред.

— Именно так, юный инквизитор.

— Что с ними стало после этого?

— Понятия не имею, синьор. Мы решили держаться от них подальше. А когда я проходил мимо тех углов, где они встали, их уже не было. Я… честно, понятия не имею, куда они делись тогда, — боязливо оправдывался Цанци.

— Есть вероятность, что они стали «белыми»? — спросил Флэй.

— Ну, я бы это не исключал. — Маттео почесал затылок, запустив волосы глубоко в сальную шевелюру.

— Кто были эти люди? Те, которых лихорадило?

— В основном, молодые и сравнительно крепкие. Наши местные царьки. Всегда отбирали себе самых жирных крыс. Занимали места поближе к очагам. Никто ничего не мог им сделать. Оставалось мириться, — припоминал бродяга.

«Любопытно. Если верить рассказам бездомного, упыри получаются из наиболее жизнеспособных людей. Оно и понятно. Я не видел среди каннибалов стариков и детей. Подростков разве что.

Зараза вступает в ожесточённую схватку с иммунитетом, побеждает его. А больные вырождаются в людоедов. Наиболее жизнестойкие, с прекрасным здоровьем, зверским аппетитом. Сильные, выносливые, быстрые и ловкие. Молодые.

По крайней мере, теперь мне примерно понятно, в какой группе риска я. Даже не знаю, что хуже: стать «стеклянной шишкой» или превратиться в упыря…»

— А что насчёт последних? Ты сказал, они и ни живые, и ни мёртвые. Почему?..

— Дело в том, что я видел нечто подобное ранее. Например, когда кто-то из наших напорется на ржавую железяку. Где ему обработать рану? Врач даже за большие деньги не спустится в Клоаку. Да и негде брать эти деньги. Кому-то везёт. Кому-то — нет. И вот тогда начинается хождение по мукам.

— Ты имеешь ввиду заражение крови? — уточнил дезертир.

— М? Что? Да, наверное, это называется как-то так, — не стал спорить бродяга.

— Ну, — гадал ренегат. — У этих больных учащалось, например, сердцебиение? Потели, может, сильно? Всё тело болело? Знобило? Высыпания на коже? Одышка? Трупная бледность? Глаза кровью не заливало? Лоб, возможно, горячий?

— Всё было в точности так, как Вы описываете, юный инквизитор, — поддакнул тот раболепно. — Я до сих пор не могу поверить… С нами было два мурина. Чёрные, как ночь. Они заболели. Их кожа стала белая, как мел. Как мел!

— Сколько такие, как они, жили? — осведомился беглец.

— Да с лёту и не скажешь. — Маттео Цанци призадумался. — Я бы сказал, они сгорали меньше, чем за сутки. Мы — воробьи стреляные. Даже не пытались им помочь. Не могли. Они затихали внезапно. Умирали в одиночестве.

— Но как ты понял, что это именно та болезнь? — насупился Альдред.

— Из них также лезло стекло. Причём — очень быстро. Быстрее обычного.

— Кто были эти люди? Возраст, пол там?..

— Я бы не стал класть все яйца в одну корзину, юный инквизитор, — отвечал бродяга, чуть выбившись вперёд. — Женщины, мужчины. Юные. Молодые. Зрелые. Косило всех без разбору.

— И что дальше? Они просто заболевали и просто умирали? — предположил тот.

— Мы тоже так думали, — парировал Маттео. — Легко было так думать, если они лежали и просто воняли. Часами. Но когда наши уснули, трупы вдруг ожили. Белые напали на нас, начали рвать всех без разбору.

Бродяга посмотрел куда-то в сторону, выругался себе под нос и изрёк:

— Примерно как-то так я с ними и познакомился впервые. Те, кто из наших уцелел, ещё долго прятались по коллекторам, по подсобкам. Белые трупы прошлись по Клоаке, будто прожорливый рой саранчи. Они и золотарей, которые выходили на смену, сожрали. Кто плохо прятался — тоже погиб. Нам повезло. Твари ушли. Но сегодня вернулись.

Он вздохнул, остановившись перед пробоиной в стене. Она вела из подсобных помещений в некое подземелье. Стенами тут служили каменные блоки, наставленные друг на друга. Насколько понимал Альдред, перед ними был вход в катакомбы.

— Возможно, я немного сумбурно изъясняюсь, — пролепетал бродяга.

На Альдреда он не смотрел. То ли у ренегата взгляд оказался чересчур тяжёлый, то ли сфокусировать свой собственный Маттео Цанци оказался не в состоянии.

— И из-за этого хронология событий затирается. Это в порядке вещей, в общем-то. Дурман сильнее, чем я. К тому же, в Клоаку редко попадают люди, подобные мне. Хотя бы немного сведущие. Хоть немного эрудированные, то бишь. Большинство здесь чуть ли не с младых ногтей. Так и живут. Так и умирают.

Флэй не отвечал, внимательно слушая попутчика.

— Зараза назревала в Клоаке несколько дней. Первые жертвы белых трупов начались на второй. А дальше — всё разрасталось, как плесень по хлебу, — пояснил наконец бродяга, как вдруг обратил внимание на фонарь: свеча догорала.

Бездомный достал из кармана новую. Поджег её об старую. Ту — выбросил. Поставил новую. И пока люмпен был занят, ренегат глубоко призадумался:

«Да уж, разброс высокий. Сложно сказать, какой разновидностью Чёрного мора заболею я. Да и знать не хочется, если честно. Нужно тщательно следить за своим здоровьем. Не лезть на середину озера, если уже с берега видно, что лёд — тонкий.

Пока что ясно одно: зараза — она разная. Бляшки — это одно. Лёгочная форма и септическая — совсем другое. В открытом столкновении с упырями любое ранение сулит скорую смерть. Стало быть, если есть возможность не попадаться каннибалам, лучше с ними не сталкиваться. Живее буду».

— Можем идти дальше, — объявил бродяга, закончив со свечкой. — Там уже катакомбы начинаются. Немного прошмыгнёмся по ним — и зайдём в южный сектор. Оттуда уже будет легко добраться до слива в море. Коллекторной волны быть не должно. Если, конечно, дожди не идут. В конце концов, и Город не живёт, как прежде…

И хотя Альдред запретил себе, интерес взял своё. Он спросил:

— Кто ты вообще такой?

Глава 10-2. Намёки

Цанци осёкся.

— Обыкновенный бездомный, — стушевавшись, пожал плечами люмпен.

— Но ты явно не родился в Клоаке, — намекнул Флэй. — До этого же у тебя была… нормальная жизнь.

— А-а-а! — Маттео осенило. — Я уж думал, Вы не спросите, юный инквизитор.

В следующий же миг ренегат пожалел о своём любопытстве.

— Вообще-то я был уважаемым человеком… Из мелких саргузских дворян, — заговорил живо Цанци. Было видно, ему нравилось болтать о себе.