Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М. - Даниил Гранин

Своей игрой Дремов заставил Молочкова проникнуться, подсказать — не только прежняя любовь удерживала Меншикова, еще было почитание божественной предназначенности монарха.

Прояснился Меншиков или стал еще загадочней, во всяком случае, Дремов сулил увести нас вглубь, представить, что могло происходить вокруг Петра.

— Все же что значит актер, — сказал Молочков. — Художник в этом смысле больше понимает, чем историк.

И он привел в пример картину Сурикова «Меншиков в Березове», мы ее все помнили со школьных лет.

Темная холодная изба, свеча, лампадка. У стола Меншиков, грузный, еще могучий. У его ног дочь, Мария, еще недавно обрученная с Петром Вторым, порушенная невеста. Она бледна, печальна, жизнь ее скоро угаснет. Младшая дочь читает всем Евангелие. Горько задумался сын Александр. В простой избе, вдовцом, без слуг, без денег, под строгим надзором доживал Меншиков свой век.

Уездный сибирский городишко Березов за тысячу верст от Тобольска, где всего сотня домов, еще в XVII веке стал местом ссылки главных государственных преступников.

Вспомнив голландскую верфь, как он трудился там с царем, Меншиков взялся за топор, стал строить церковь. Повторял: «Бог смирил меня». На самом деле не смирил. Безвластие было невыносимо, непричастность к событиям, к тому, что творится в России, сжигала его. За каких-то полтора года он сгорел дотла. Инстинкт власти умирает последним.

В сущности, Меншикова представляют по суриковской картине. Не на поле боя, не во дворце, не с Петром, из всей блестящей жизни Меншикова художник выбрал ссылку, казалось, самое невыгодное — изгнание, опала — здесь, в бедности, в бездействии, раскрывает он трагедию недавнего правителя России. Картина стала первым памятником этому человеку.

Суриков как бы подытожил эту незаурядную судьбу: что ж это было — суета сует? мираж? гордыня непомерная? — а может, полнота жизни?

Глава двадцать пятая

ЛАТЕРНА МАГИКА

В школьные годы мы все перебывали в Кунсткамере. Но Молочков видел в ней и то, что было при Петре, — культурный центр. Первый этаж занимали экспонаты, второй — библиотека. Музеев в России еще не было, это был и первый музей, и первая публичная библиотека. К моменту смерти Петра ее фонд насчитывал 11000 томов книг, русских и иностранных. По европейским меркам библиотека считалась богатой.

Петр любил наезжать в Кунсткамеру. Его привлекали удивительные явления природы — теленок с двумя головами, присланный из Нижнего Новгорода, трехногий младенец, скелет неведомой огромной птицы.

Коллекцию Рюйша, известную на весь мир, Петр приобрел за большие деньги. Экспонаты, все эти скелетики, уродцы, выглядели у Рюйша, как актеры. Секрет изготовления таких препаратов отказался продать. Карлики и великаны, монстры и чудовища, наряженные в кружева, играли какие-то роли.

У людей барокко аллегории выражают их представления о мире. Добродетель, Коварство, Честность, Скупость — любые качества воплощены в образы.

Петр тоже был человек барокко. Людям барокко свойственны преувеличенные эмоции. Свет и тени, добро и зло прихотливо сплетаются. Причуды Петра были так же замысловаты и фантастичны. Его игра с князь-папой Никитой Зотовым во Всепьянейший собор — смесь воображения и насмешек, в ней сталкивается несовместимое.

Как-то, осматривая экспонаты, Петр сказал своему лейб-медику Роберту Арескину:

— Я велел губернаторам собирать монстров и слать сюда. Видишь, как много появилось. А если бы я захотел присылать сюда монстры человеческие не по виду телес, а по уродливым нравам, у тебя бы места для них не хватило. Пускай шляются они в народной кунсткамере, между людьми они более приметны.

Кунсткамеру он создавал по голландскому и по венскому примерам. Как всегда, захотел сделать свою лучше других. Его повторения не были копиями. Если он брал чужую идею, то переделывал в свою.

Музей начался с зоологических, затем анатомических экспонатов. Собрание редкостей, монстров, экзотических предметов быстро росло. Стали присылать минералы, манускрипты, древнюю утварь — с Урала, с Севера, из Сибири прислали диковинные черепа, с юга — кусок метеорита.

Под Кунсткамеру Петр взял конфискованный после казни Кикина его дом — Кикины палаты. На приобретение экспонатов приказывал денег не жалеть. Доставляли все странное — камни с неведомыми знаками, тунгусских божков, пушки старого литья. Благодаря указу Петра из Сибири прислали скифское золото, иначе вряд ли сохранились бы эти бесценные находки. Все принимала Кунсткамера. Перед посетителем разворачивалась картина разнообразия мира, уходящая и в российскую ширь, и в прошлое. Кунсткамера не демонстрировала достижения техники, профиль был прежде всего естественнонаучный. Человека озадачивали, ему предъявляли загадки природы, явления необъяснимые, достойные размышления и исследования. Некоторые изделия рук человеческих воспринимались также в виде пойманного чудесного явления.

Учительствуя, Молочков давно подметил, что детей прежде всего привлекают загадки, над которыми бьются ученые. Со взрослыми примерно так же. Он жалел, что ныне не существует музея научных тайн, непознанных явлений, вроде шаровой молнии, камней с непонятными письменами, неразгаданных следов, — словом, что опыт петровской Кунсткамеры не продолжен.

Павел Ягужинский, побывав в европейских кунсткамерах, предложил Петру по их примеру брать плату с посетителей. Петр решительно возразил. Надо, чтобы как можно больше людей ходило в Кунсткамеру, смотреть и учиться.

— Я приказываю не только каждого пускать сюда даром, но если кто явится с компанией, то угощать их за мой счет чашкой кофе, рюмкой вина или водки или чем-то иным в этих самых комнатах.

И отпустил на это дело приличную сумму.

Кунсткамеру, библиотеку посещали соратники Петра — один из ученых того времени, он же сенатор и президент Берг-коллегии, он же астроном, составитель календарей Яков Брюс; историк, бывший денщик Петра Татищев; писатель, член Синода Феофан Прокопович; дочь Петра от Екатерины Анна Петровна.

Кунсткамера славилась не дорогими предметами, ее назначение было просветительское. Просвещение это, как уверял Молочков, направлено было не на восхваление человеческого Знания и Разума, скорее наоборот, оно было полно благоговения перед непознанной силой природы. Отсутствовало современное самомнение человека, кичливое упоение своей властью над силами природы. Человек еще чувствовал себя не хозяином, а смиренным потребителем ее даров. Он был почтителен, замирал перед ее тайнами и понимал то, что ныне утратил, — какое чудо Природа, создавшая нас.

Впервые настоящие кунсткамеры Петр увидел в Амстердаме. Их было там около сорока. Николаас Витсен, бургомистр Амстердама, познакомил русского царя со своей коллекцией древностей, анатомических препаратов, индийских миниатюр. Человек высокой культуры, юрист по образованию, философ, математик, Витсен был одним из руководителей Ост-Индской компании. На ее гигантских верфях Петр плотничал. До того Витсен пробыл год в России в составе голландского посольства. Так что Петру повезло, более удачного покровителя не могло быть. Витсен приводил молодого царя в дома богатых бюргеров-коллекционеров. Бургомистр сам принадлежал к известному роду амстердамских купцов, и все двери перед ним охотно открывались.

Кипучая художественная и научная жизнь Амстердама завертела, захватила Петра.

Купцы, моряки, корабелы, бюргеры, пришельцы из дальних стран, ученые — это были люди энергичные, бывалые, жаждущие знаний и несущие знания, Петр наслаждался их обществом. Неслучайно на своей личной печати он велел выгравировать надпись: «Я ученик и ищу себе учителей».

В 1720 году по указанию Петра его советник по науке Шумахер едет в Европу, в частности приобрести для Кунсткамеры Волшебный фонарь. К фонарю — картинки. Само название — Волшебный — оно так и писалось с большой буквы — говорит о том, какое впечатление этот, ныне простейший, аппарат производил на зрителей. На белой стене появлялись изображения, увеличенные, к тому же цветные. Первые слайды в Кунсткамере показывали любовные сцены. Затем — формы военных полков, наряды дамские и мужские. Восторгам не было конца. Наверное, первое кино не вызывало такого восхищения, как эти неподвижные картины, что сменялись одна другой.

Сам Петр, еще в Амстердаме, любовался бестелесными изображениями Волшебного фонаря, картинками, которые появлялись на белой стене и бесследно исчезали, а стена оставалась такой же.

Среди поручений Шумахеру было одно, не менее важное, чем Волшебный фонарь, чем научные коллекции и приглашение ученых в Академию наук. Несколько лет назад Петр где-то за границей видел вечный двигатель, построенный неким Орфиреем. Тогда он не воспринял это изобретение, счел за шарлатанство. Ныне уже слухи о вечном двигателе Орфирея вызывали толки по всей Европе. Многие ученые считали вечный двигатель возможным. Изобретатель усиленно рекламировал свою машину. Говорили, что колесо на ней крутится уже несколько лет.