Месть - Нэнси Розенберг

До того, как случилось изнасилование, говорила она себе, она была глупой и незрелой, эгоистичной и испорченной. Может быть, то, что случилось — наказание за все это. С самого начала ей надо было сказать маме, что у отца есть подружка и что она, Шейна, останется с ней, с мамой. Но ничего, она сделает это теперь, чего бы это ей ни стоило.

Подойдя к дому, она достала ключи, вошла и первым делом направилась в свою комнату посмотреть, как дела у малютки Дай. Несмотря на то что было светло, Шейна обошла весь дом и зажгла свет во всех комнатах. Собачка следовала за ней по пятам. Потом Шейна включила телевизор в гостиной и стереосистему в своей комнате. Она проверила, заперта ли входная дверь и все другие двери в доме. Такую ритуальную процедуру она теперь проделывала ежедневно. «Я делаю это не потому, что напугана, нет, это не так, — думала она, — я вообще никогда в жизни ничего не боялась. Просто я хочу убедиться в своей безопасности, вот и все».

Зазвонил телефон — это была Салли.

— Ты собираешься сегодня на тренировку? — затараторила она звонким высоким голосом.

— Да, — ответила Шейна, сбрасывая с ног туфли. — Я всегда хожу на тренировки, ведь мой папа — тренер, ты что, забыла?

— Ты слышала, что случилось у Хитер Стенфилд? Дэвид Смит пригласил ее на свидание, и она успела всем об этом рассказать, а через час они поссорились. Представляешь, как это печально? Хорошо бы тебе встретиться с ней, она так плакала и…

Шейна положила трубку на кровать и стала переодеваться. Дэвид Смит, наверное, из тех мальчишек, которые с вожделением разглядывают фотографии грудей своих матерей или сестер. Если бы она дала себе труд прислушаться, то смогла бы различить тихие звуки, доносившиеся из телефонной трубки. Она представила себе, что Салли, съежившись, лежит в трубке. Словно все детишки в ее классе были пропущены через волшебную уменьшающую машинку и одна она осталась среди них огромным неуклюжим гигантом. Она схватила трубку, поднесла ее к уху и услышала:

— …и она потом купила мне тот костюмчик, который мы видели на ярмарке, и новые туфли, но они оказались мне малы, и я натерла себе пальцы…

— Какой ужас, — посочувствовала Шейна и снова бросила трубку на кровать. Она пошла в ванную и открыла воду. Потом она взяла трубку и сказала: — Мне надо идти. Пока.

Она наклонилась и выключила из розетки телефонный шнур.

В ванне она погрузилась в горячую воду, над которой остался торчать только ее нос. Сквозь слой воды она хорошо слышала шум своего дыхания и биение сердца. Если им с мамой удастся вдвоем вырваться из этого дома, то мама снова научится улыбаться и смеяться. Все будет, как хотела мама, они поселятся в стандартном загородном домике, чистеньком и аккуратном. Они с мамой будут есть только здоровую пищу. У них не будет пепельниц, переполненных зловонными отцовскими окурками, ей, Шейне, больше не будут докучать глупые девчонки вроде Салли, для которых новое платье и новая пара туфель — самое главное в жизни событие.

Внезапно погас свет, и Шейна, ухватившись за занавеску душа и разбрызгивая воду, выскочила из ванны. Сквозь узкую щель в окошке ванной комнаты пробивалась полоска света. Сердце ее стучало с барабанным грохотом. Он здесь, в доме. Он пришел так, как это показывают в кино — проник в дом и отключил электричество. В доме стояла мертвая тишина, Шейна прокралась к двери и проверила, заперт ли замок. На этот раз он не возьмет ее без борьбы, думала она, открывая в темноте шкафчики и шаря в них в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить ей оружием. Раздался щелчок, послышались пение и музыка, зажегся свет, и сквозь пар она увидела в зеркале себя, с куском металлической трубы в руке. Господи, это были всего-навсего перебои с электричеством. Она прислонила трубу к стене и уставилась на свое отражение, не в силах оторваться. Ее страх разрешился истерическим хохотом. Сидя на унитазе и схватившись за живот, она смеялась, она не могла остановить этот припадок хохота, хотя по лицу ее уже градом катились слезы. Все вокруг были так серьезны и смотрели на нее странным взглядом — мама, папа, все ее маленькие съежившиеся друзья. Это они виноваты в том, что она сошла с ума. Это они сидели и терпеливо ждали, когда же она что-нибудь начудит, может, они надеялись, что у нее лопнет голова или произойдет еще что-то невероятное.

Припадок хохота прошел, и Шейна начала массировать себе виски, вспоминая мужское лицо из подборки фотографий. Ей казалось, что в голове у нее лежит шар, который то надувается, то спадает, в мозгу что-то пульсировало. Но она точно знала, что это он; она не могла забыть его. Мама не смогла его хорошенько разглядеть, потому что на ней не было очков. Следователь сказала, что они найдут его и устроят настоящую очную ставку, вот тогда и мама его узнает. Шейна встала, схватила трубу и представила себе, как он стоит напротив нее, голый, и между ног у него торчит эта отвратительная штука. Она стукнет его по ней трубой. Шейна отбросила трубу, которая со звоном покатилась по плиткам пола. Открыв дверь, она внимательно посмотрела, нет ли кого в холле, потом пробежала в свою комнату, схватила спортивную форму и бегом вернулась в ванную, заперев за собой дверь.

Шейна не была готова, когда домой вернулся отец. Она все еще сидела в ванной, вытирая насухо волосы, и Джону пришлось трижды стучать в дверь, чтобы извлечь ее оттуда.

— Мы опаздываем, — предупредил он, когда она открыла дверь. — Пошевеливайся. Ты же знаешь, я люблю приходить на тренировки вовремя.

Во время тренировки она была грустна и рассеянна. Стоило девочкам сгрудиться вокруг нее, как она просто уходила. Они оставались стоять с озадаченными выражениями на лицах.

Джон велел ей потренироваться в отбивании мяча.

— Я не хочу сегодня делать это, — упрямо отказалась она. От недосыпания и переутомления все ее тело болело. Единственное, чего ей хотелось — это свернуться на поле калачиком и уснуть. — Я потренируюсь в подаче.

Заметив, что рядом стоят несколько девочек, Джон взял дочь за руку и отвел в сторонку.

— Это командный спорт, Шейна. Я не могу разрешить подавать только тебе. Другим девочкам тоже надо тренировать подачу. Ты же знаешь, как это делается у нас.

Она рывком высвободила руку и встала на линию, заняв там свое место. С того времени, как случилось изнасилование, он стал относиться к ней совершенно по-другому, он стал избегать ее, словно она страдала некой болезнью, которой он боялся заразиться. Наблюдая за ним сейчас углом глаза, она видела, как он, ободряюще улыбнувшись, похлопал одну из девочек по спине. Шейна не хотела, чтобы он обнимал и целовал ее, как маленького ребенка, но это вовсе не значило, что она перестала нуждаться в его любви. Ее глаза сузились, когда она подумала, что он улыбается своей подруге, улыбается всем, кому угодно, но только не ей. Раньше он всегда, несмотря ни на что, позволял ей делать то, что хотела она. А теперь, когда он действительно был ей нужен, когда она с трудом выносила ежедневное хождение в школу, он обращал свое внимание на кого угодно, только не на нее.

Когда наступила ее очередь отбивать мяч, она ударила по нему с такой силой, что тот улетел далеко за пределы площадки. Раздосадованная неудачей, Шейна с такой же силой отшвырнула от себя биту. Та описала дугу и с сухим стуком ударила по ноге одну из девочек. Джон опрометью кинулся к пострадавшей, в то время как Шейна неподвижно стояла на поле и безучастно взирала на происходящее…

Схватившись за ногу и крича от боли, девочка упала на поле. Штанина так тесно прилегала к травмированной ноге, что Джон, сбегав к джипу, принес нож и разрезал джинсы, чтобы взглянуть на рану. Все девочки столпились вокруг пострадавшей. Та, громко крича, обвиняла во всем Шейну.

— Ты сделала это нарочно! Я знаю, что нарочно. Позвоните моей маме, у меня сломана нога, я знаю.

На голени виднелись большая припухлость и синяк.

— Слава Богу, перелома нет, — сказал Джон. Он послал одну из девочек позвонить матери пострадавшей и повернул сердитое лицо к Шейне. — Никогда не швыряйся битой. Никогда. Ты же знаешь, что этого ни в коем случае нельзя делать, — крикнул он.

Шейна бросила на землю свой шлем, подошла вплотную к лежавшей на земле девочке, и с недовольной миной осмотрела ее синяк.

— Ты просто избалованная маленькая плакса. Что ты вообще понимаешь в жизни? Что ты будешь делать, если кто-нибудь и вправду причинит тебе боль, что ты будешь делать, если умрет кто-нибудь из твоих родных или вообще с тобой случится настоящее несчастье. — Она зашагала прочь с поля. Обернувшись, зло выкрикнула: — Я ухожу, плевать я хотела на вашу дурацкую команду.

Шейна ждала отца в машине. Когда приехала мать пострадавшей девочки, Джон велел, чтобы другие девочки тренировались в подаче мяча друг другу до тех пор, пока за ними не приедут их родители. Когда он собирался уходить, к нему подошла Шарлотта.