Наковальня Льда (Зима Мира - 1) - Майкл Роэн

- Нет, глупец! - выдохнул старик. Казалось, он наслаждался своими страданиями и хотел лишь излить переполнявший его яд на любого, кто станет слушать. - Он великий воин... даже ты узнаешь его мощь, когда встретишься с ним! Я еще не лишился разума... мы не отправились бы на юг так скоро и так далеко, не будь его воли. Зачем плыть на юг, когда в северных землях осталось так много мяса на костях? Слишком далеко, слишком рано, слишком мало сил...

- Тогда почему ты подчинился воле этого человека? - тихо спросил Керморван, опустившись на одно колено. - Он принадлежит к могущественному клану?

- Кланы! - Смех прозвучал как царапанье гвоздя по грифельной доске. Он уничтожает кланы! Убивает вождей, извращает древние пути айка'я-ваша! Хочет, чтобы мы объединились с Бобром, Орлом, Лягушкой, нашими старыми врагами, чтобы сокрушать силой множества, подобно Великому Льду. Многие согласились, я сказал "никогда", остальные - пока он не наберет силу. А потом настала ночь, когда все головы склонились перед ним... страх, которому ничто не может противостоять... клинок, не наносящий ударов... Мое проклятие и проклятия всех моих предков на нем и на вашем семени, собачий кал, скотоложцы, прибрежная падаль - Май'еша сикау'хаи...

Вождь сипло откашлялся и забормотал проклятия на родном языке.

- Куда направлялся ваш флот? - требовательно спросил Керморван. Обратно домой?

Но старый эквешец отказался отвечать, даже когда Керморван приставил меч к его горлу, хотя по-прежнему сверкал желтыми глазами и быстро поворачивал голову из стороны в сторону, подобно древней ящерице. Он сказал все, что хотел, и более не собирался отвечать на вопросы.

- От него ничего не добьешься, - с сожалением сказал Керморван. Лучше покончить с этим сейчас. Элоф, тебе больше нечего спросить... Элоф?

Элоф тяжело опустился на палубу и обхватил голову руками.

- Что с тобой стряслось? - поинтересовался Керморван.

- Ты слышал его слова, - прошептал Элоф, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. - Тот человек, тот великий шаман - страх, которому ничто не может противостоять, клинок, не наносящий ударов, - Керморван, он был моим мастером! И я своими руками выковал этот меч!

Старый вождь тоже все слышал и понял. Его хриплый клекочущий смех вознесся к небу.

- Тогда пусть твой собственный клинок поразит тебя! Пусть груди твоих дочерей наполнят наши пиршественные котлы...

Но Керморван был не тем человеком, с которым можно шутить. С потемневшим от гнева лицом он резко обернулся. Элоф услышал свист клинка, а затем глухой удар, когда лезвие рассекло плоть - один, два, три раза. Смех сменился протяжным, воем, затем бессмысленным бульканьем и стих. Женщины разразились восторженными воплями, и один голос выкрикнул: "Его смерть была нелегкой!"

- Бросьте эту падаль за борт! - отрезал Керморван. Наклонившись к Элофу, он помог кузнецу встать. - В отличие от тебя я не понял всего, что слышал. Ты расскажешь об этом позже, когда мы сможем остаться наедине. Но сейчас скажу одно: я не вижу в тебе великого зла. Если что-то, сделанное твоими руками, было обращено к дурной цели - что ж, кому, как не тебе, следует исправить содеянное? Подумай об этом!

Через два дня после морского боя корсарский корабль проплыл между высокими утесами северной бухты, зарылся носом глубоко в серебристый песок пляжа и остановился с протяжным скрипом, словно человек, удовлетворенно вздыхающий после тяжкой работы. На берегу развели огромный костер, и утомленные корсары легли спать, пока женщины готовили еду и грели вино, взятое из эквешских бочек. Затем началось пиршество. Уединенный берег огласился буйными криками и песнями. Элофа, который поначалу сидел отдельно от остальных, принимали как брата и поили вином, восхваляя его мужество и мощные удары, расчистившие путь для абордажной команды. Он был самым молодым из них и довольно хорош собой, а потому привлекал внимание многих женщин, особенно помоложе. Они мимолетно прижимались к нему, обвивали руками за шею или увлекали в неистовые пляски вокруг костра. Это не смущало Элофа, ибо вино приглушило темные мысли, и за всю свою жизнь он мало что знал о женщинах. Лицо Кары какое-то время вставало перед ним в языках пламени, но он мог чувствовать руки, обвивавшие его шею, а губы, прижимавшиеся к его губам, были живыми и теплыми. Пары подогретого вина затуманили его разум, словно дыхание на стекле. Он зашатался, и две девушки поддержали его - одна худая и рыжая, другая плотно сбитая и темноволосая, с яркими глазами, в которых сверкало обещание. Вино держало весь лагерь в своей хватке, воздвигнув крепкую стену против ужасов последних дней и открывая путь к новым утехам. Корсары знали мало ограничений, а женщины утратили то немногое, что у них было, после резни и похищения. Вскоре теплый песок наполнился обнаженными телами, извивавшимися в прихотливом танце, глухими ко всему, кроме своей внутренней потребности. Элоф пошатывался и бродил среди девушек, бессмысленно хохоча и дрожа от возбуждения. Они отвели его в небольшую пещеру у подножия утеса и осторожно опустили на сухой песок. Их одежды, рваные и оскверненные смертью во многих формах, упали рядом, оставив лишь живую плоть и горячую кровь. Тьма и блаженное забытье струились в жилах Элофа, шумели в его голове. Он сознавал лишь прикосновения теплой плоти, окружавшей его, влажную кожу, трепетавшую под его пальцами или прижимавшуюся к его телу. Груди раскачивались над ним, словно спелые фрукты, и он припадал к ним жадными губами. Он поворачивался от одной женщины к другой, принимая и раздавая животные ласки. И однако, когда их дыхание учащалось, когда ослепительное пламя с ревом поднималось на небывалую высоту, а удары молота разбрасывали искры, сплавлявшие воедино сплетенные тела, он видел перед собой Кару и обнимал ее. Кара была призраком в пламени, пожравшем его в одно мгновение и оставившем лишь тлеющие угли. Затем сон окутал все темным покрывалом.

Элоф проснулся до рассвета. Он осторожно проскользнул между спящими девушками, накрыл их своей одеждой и побрел на пляж, чтобы искупаться. Холодная вода оживила его, и он вышел на берег, чувствуя себя очищенным изнутри и снаружи, но смертельно голодным и продрогшим до костей. Он надел то, что еще мог носить из одежды, выбрал остальное из тюков с награбленным добром, и нашел вино, хлеб и мясо среди остатков оргии. Прогуливаясь по пляжу, он набрел на Керморвана; тот сидел, прислонившись спиной к валуну, и бросал камешки в серую воду.

- Что-то я не видел, как ты развлекался вчера вечером, - шутливо заметил Элоф.

Керморван поднял голову и посмотрел на него покрасневшими от бессонницы глазами.

- Развлекался? На такой манер?