Партнер - Джон Гришем

– Ты поверил, что это сделал я?

– Сначала я был слишком изумлен, чтобы чему-то верить, как, собственно, и все остальные. Мы же похоронили тебя, отправили на вечный покой, прочитали молитвы. Но с течением времени из разрозненных фрагментов головоломки начала складываться целая картина. Новое завещание, страховой полис, тело, которое кремировали, – люди стали что-то подозревать. Потом выяснилось, что все кабинеты фирмы напичканы “жучками”. Повсюду шныряли агенты ФБР, задавали вопросы. Через неделю уже почти никто не сомневался в том, чьих рук это дело.

– Ты не испытывал чувство гордости за меня?

– Я бы не сказал, что гордился тобой. Удивлялся – да.

Был ошеломлен. В конце концов, ведь чье-то мертвое тело мы же похоронили. А потом все это меня заинтриговало.

– И ни намека на восхищение?

– Такого я не припомню, Патрик. Нет. Для того чтобы ты смог украсть деньги, понадобилась смерть невинного человека. К тому же ты оставил здесь свою жену и дочь.

– Жена была только рада, а дочь не моя.

– Тогда я этого не знал. Да и никто не знал. Нет, не думаю, чтобы тобой у нас восхищались.

– А что мои коллеги в фирме?

– Их не видели месяцами. Арициа предъявил им иск, а потом так же поступили и многие другие. Фирма допустила значительный перерасход средств и оказалась банкротом.

Начались разводы, спиртное – словом, что-то ужасное. Классический пример самоуничтожения.

Патрик забрался под одеяло и осторожно подогнул колени. Услышанное вызвало у него злорадную усмешку. Судья встал, подошел к окну.

– Долго ты оставался в Нью-Йорке? – спросил он, глядя сквозь щелку жалюзи.

– Около недели. Мне не хотелось держать в Штатах ни цента, поэтому я перевел деньги в Торонто. В Панаме они находились в филиале банка Онтарио, так что проблем с перемещением всей суммы у меня не возникло.

– И ты начал тратить их?

– Очень осторожно. Я уже был канадцем с отличными документами, жителем Ванкувера, а имевшиеся средства позволили мне купить небольшую квартирку и обзавестись кредитными карточками. Я нашел преподавателя португальского и шесть часов в день тратил на изучение языка. Несколько раз летал в Европу, паспорт мой приобрел потрепанный вид и был хорошо изучен чиновниками. Все шло великолепно. Через три месяца я выставил квартиру на продажу и отправился в Лиссабон. Девять недель шлифовал язык там, а пятого августа девяносто второго вылетел в Сан-Паулу.

– День твоей независимости.

– Полной свободы, Карл. Приземлился я там с двумя маленькими чемоданами. Взял такси и растворился в потоке транспорта. Было темно, шел дождь, улицы забиты машинами. Я сидел позади водителя и думал о том, что ни одна душа в мире не знает, где я сейчас нахожусь, и никто не сможет разыскать меня. Я чуть не расплакался, Карл. Абсолютная, ничем не ограниченная свобода! Я смотрел на лица шедших по улицам людей и чувствовал себя одним из них. Я стал бразильцем по имени Денило. И никогда больше не сделаюсь кем-то другим.

Глава 29

Проспав часа три на жестком матрасе, брошенном на пол чердака подальше от Лиа, Сэнди проснулся с первыми лучами солнца. Часы показывали половину седьмого. Оба пожелали друг другу спокойной ночи в три – после семи часов изнурительного изучения документов и прослушивания записанных Патриком разговоров.

Сэнди принял душ, оделся, спустился в кухню и увидел там, к своему удивлению, сидевшую за столом свежую и бодрую Лиа. Восхитительно пахло кофе. На столе лежали газеты. Лиа приготовила ему сандвичи – слой джема на кусочках поджаренного белого хлеба. Сэнди был готов вернуться в офис и приступить там к работе с документами на Арициа.

– Об отце слышали что-нибудь? – спросил он.

– Нет. Отсюда нельзя звонить. Чуть позже пойду в магазин и позвоню из телефона-автомата.

– Я помолюсь за него.

– Спасибо.

Они положили коробку с бумагами и пленками в багажник его машины и попрощались. Лиа обещала в течение суток сообщить о себе – пока она никуда не собиралась.

Проблемы их общего знакомого из серьезных становились безотлагательными.

Утренний воздух был прохладным: дыхание осени чувствовалось даже на побережье.

Набросив теплую куртку, Лиа отправилась прогуляться вдоль берега, без всякой обуви, босиком, сунув левую руку в карман, а в правой держа чашку с кофе. Она по-прежнему была в раздражавших ее солнечных очках. От кого на пустынном берегу прятать лицо?

Лиа родилась у моря и привыкла гулять по полосе прибоя. Домом для девочки была квартира отца в Ипанеме, одном из лучших районов Рио, – там все дети росли на берегу.

Расхаживать у самой кромки воды и не быть при этом окруженной миллионами загорающих или просто веселящихся людей – казалось ей удивительным. Отец ее стал одним из первых, кто подал голос против неконтролируемого, спонтанного развития Ипанемы. Паоло Миранда негодовал по поводу угрожающего роста населения и бессистемной застройки, его поддержали многие соседи. Такое поведение шло вразрез с обычным принципом: живи и давай жить другим, – однако довольно скоро он снискал не только всеобщее уважение, но и приобрел множество последователей. Ева, профессиональный юрист, неоднократно жертвовала временем ради того, чтобы помочь защитить права жителей Ипанемы и Леблона.

Из-за облаков проглядывало солнце, поднялся легкий ветерок. Под клекот круживших над головой чаек она вернулась в коттедж, проверила, хорошо ли закрыты двери и окна, а потом отправилась на машине в огромный супермаркет, расположенный в паре километров, – купить шампунь и фрукты. Кроме того, ей нужно было позвонить.

Оказавшегося рядом мужчину она сначала и не заметила, а когда наконец обратила на него внимание, то подумала, что он стоял чуть ли не вплотную к ней уже целую вечность. В ее руке был флакон с ополаскивателем для волос.

Мужчина оглушительно чихнул, как если бы подхватил простуду. Обернувшись, она бросила на него взгляд из-под очков и от пристального взора незнакомца едва заметно вздрогнула. Был он белым, небритым, лет тридцати – сорока – рассмотреть что-либо еще у Евы не хватило времени.

Он смотрел на нее широко расставленными горящими зелеными глазами. С независимым видом Ева прошла к кассе. Кто-нибудь из местных, подумала она, какой-нибудь извращенец, любящий потереться в магазине и поглазеть на привлекательных покупательниц. Вполне может быть, что здесь даже знают его имя и просто не хотят поднимать лишнего шума, потому что он и мухи не обидит.

Несколькими минутами позже она увидела его вновь – он прятался у стойки с выпечкой: голову мужчина склонил, но проницательные глаза следили за каждым ее движением.

Для чего прятаться, зачем скрывать лицо? Ева успела заметить его шорты и легкие плетеные сандалеты.

От внезапно подступившего панического страха по телу прошла дрожь. Первой мыслью было бежать, и все же она нашла в себе силы сложить покупки в небольшую корзину.

Да, за ней следят, но почему бы и ей не проследить за незнакомым мужчиной, кто бы он ни был? Когда она увидит его в следующий раз? Ева чуть помедлила в отделе мясных деликатесов и перешла к сырам. Что-то долго его не видно.

Ага, вот он, стоит спиной к ней и держит пакет молока.

Еще две-три минуты, и она увидела незнакомца в окно, он шел по стоянке, склонив голову, и говорил что-то в трубку мобильного телефона – ни сумки, ни пакета у него не было. А как же молоко? Можно попробовать выйти через заднюю дверь, однако ее машина находится у главного входа. Пытаясь сохранить спокойствие, Ева расплатилась у кассы, но рука ее при этом заметно дрожала.

На стоянке было автомобилей тридцать, включая и взятый напрокат “крайслер”, – понятно, что рассмотреть их все ей не удастся. Да и смысла нет: так или иначе, незнакомец в одной из машин. Единственное, что она хотела сделать, – это покинуть магазин незаметно. Ева быстро села за руль, выехала со стоянки и свернула в сторону коттеджа, зная, что может и не добраться до него. Отъехав с полкилометра, сделала резкий разворот и тотчас увидела его: в новенькой “тойоте” он двигался через три машины от нее и взгляд успел отвести только в самый последний момент.

Странно, подумала Ева, почему бы ему не прикрыть глаза очками?

Странным казалось все. Странно то, что она едет по незнакомому шоссе в чужой стране, с паспортом, выписанным на имя другой женщины, которой она себя нисколько не ощущает, да и едет-то сейчас неизвестно куда. Да, странным было все. Странным, неясным и пугающим. Ева умирала от желания увидеть Патрика и накричать на него. Ни о чем подобном они не договаривались. Пусть за Патриком охотятся тени из его прошлого, но она не совершила ничего дурного. А Паоло – тем более.

Чувствуя себя не очень уверенно в этой стране, Ева заставляла себя ездить, держа одну ногу на педали газа, другую – на тормозе, но сейчас ситуация требовала решительности. Однако прежде всего спокойствие. Когда приходится спасаться бегством, не до паники, как много раз говорил Патрик. Думай, замечай все и действуй.