Силовая игра - Эль Кеннеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Крейг, подожди секунду, - сказал Броуди.
-Нам нужно сыграть в игру, Крофт.
-Это может подождать. Мне нужна всего минута.
Уайатт сунул шлем под мышку. “ Отлично. В чем дело?
Что теперь? Он вышел и спросил о ерунде со взяточничеством? Упомянул роман с Шейлой Хьюстон?
Черт, может, ему стоило придумать план игры, прежде чем начинать этот разговор.
“Ну?” Уайатт выглядел раздраженным.
Броуди решил почеркнуть страницу из руководства своей мамы: честность.
-Я видел тебя с Шейлой на арене.
Лицо Уайатта стало пепельно-серым. Затем он сглотнул. - Я не понимаю, о чем ты говоришь.
“Не утруждай себя отрицанием. Я видел тебя”. Воротник свитера Броуди внезапно стал горячим, а подкладка под ним стала тесной. Глубоко вздохнув, он добавил: “Как давно у тебя роман с женой Пресли?”
Воздух в раздевалке стал напряженным, удушающим. Лицо Уайатта все еще было белым, но глаза горели негодованием. Натянув шлем на голову, он бросил на Броуди хмурый взгляд. - Это не твое дело.
“Это возможно, если вы тот игрок, который выступил вперед и подтвердил обвинения Шейлы”.
Наступило долгое молчание, слишком затянувшееся, чтобы Броуди успокоился. Выражение лица Уайатта было полностью лишено эмоций, но оно не оставалось таким надолго. Еще через несколько ударов усталое смирение затуманило глаза Уайатта.
-Прекрасно. Ты прав. Это был я. Руки Уайатта дрожали, когда он неловко застегивал шлем. “Я пошел в лигу, Крофт. Я причина, по которой начинается это гребаное расследование”.
Броуди сглотнул. Его внутренности внезапно обожгло, но он не мог понять, чувствует ли он гнев, предательство или облегчение. Он изучал лицо Уайатта. - Откуда вы узнали, что Шейла говорила правду?
“У меня были подозрения в начале сезона, когда мы проиграли пару матчей, в которых не должны были проигрывать. Шейла только подтвердила это.” Уайатт медленно выдохнул, его дыхание стало прерывистым. “Я не могу играть в одной команде с несколькими придурками, которые будут саботировать нас из-за денег. Я не могу играть за владельца, который готов жульничать”.
Черт.
Черт.
Броуди поверил ему. Он не хотел верить ему, но было невозможно не услышать искренность, цельность, дрожащую в голосе Уайатта. Мужчина, казалось, был законно расстроен всем этим.
-Значит, вы знаете, кто брал взятки? - Спросил Броуди, и по спине у него поползли мурашки.
Уайатт быстро отвел глаза. “ Броуди, просто брось это. Позволь лиге провести свое расследование. Ты же не хочешь ввязываться в это дело.
-Крейг...
“Я серьезно. В конце концов, все прояснится. Просто ... брось это.” Уайатт шагнул к двери. “А теперь тащи свою задницу отсюда. Нам нужно выиграть игру”.
Броуди смотрел вслед удаляющемуся мужчине. Часть его хотела побежать за Уайаттом и вытрясти из него все, но другая часть говорила ему забыть об этом. Попытки заставить Уайатта довериться ему ничего не дадут. Крэйг просто становился злее, более вспыльчивым, и последнее, что Броуди хотел сделать, это вывести его из себя, не перед одной из самых важных игр их сезона. Это было сделать или умереть. Выиграй или попрощайся с Кубком. Ему нужно, чтобы его капитан был сосредоточен на игре, а не на личном дерьме.
И ему тоже нужно было сосредоточиться на игре. В последнее время он проводил слишком много времени, беспокоясь, сомневаясь в своих товарищах по игре, задаваясь вопросом, не полетит ли его карьера к чертям из-за скандала. На его стороне была правда, знание того, что он играл чисто и жестко весь сезон, но это ни хрена не значило. Виновен по ассоциации, или как там это, черт возьми, называется.
Через несколько месяцев он станет свободным агентом, но другая франшиза, возможно, не захочет брать его, зная, что против него возбуждено дело о взяточничестве. Все, на что он мог надеяться, - это на то, что расследование пройдет быстро и безболезненно и что его имя не вываляют в грязи за то, чего он не совершал.
Тихо выругавшись, он вышел из раздевалки и направился вниз по туннелю. Когда он вышел на арену, оглушительные возгласы толпы ударили по его барабанным перепонкам. Сегодня вечером Линкольн-центр был заполнен до отказа, трибуны представляли собой море серебристо-голубого цвета. Вид всех этих фанатов согрел сердце Броуди, но это также возродило его гнев.
Все эти фанаты, которые пришли сюда сегодня вечером — люди выкрикивали слова поддержки, дети неистово хлопали в ладоши. Они заслуживали команды, которой могли бы гордиться.
К сожалению, поводов для гордости было очень мало, особенно когда за десять минут первого периода "Уорриорз" уже проигрывали на две шайбы.
И это была одна из тех игр, которые становились все хуже и хуже. "Кадьякс" очистили лед вместе с "Уорриорз". Ко второму периоду Броуди был весь в поту, хватал ртом воздух и хотел проверить всех, от судей до своего тренера. Казалось, даже не имело значения, как быстро они катались, сколько раз пробивали по воротам, сколько пуль выпустили по вратарю "Колорадо". Команда соперника была быстрее, сообразительнее, лучше. На их стороне было преимущество в хорошем боевом духе.
Когда начался третий период, Броуди мог сказать, что большинство его товарищей по команде сдались.
“Это плохо”, - пробормотал Беккер, когда они опустились на скамейку запасных после смены состава.
Броуди плеснул в рот струю воды, затем отбросил бутылку в сторону. - Расскажи мне об этом, - пробормотал он в ответ.
Он чувствовал, что весь сезон ускользает с каждой секундой, отсчитываемой часами. Они проигрывали на три гола. Три гребаных гола. До конца третьей оставалось десять минут. Это была тяжелая битва, которая редко заканчивалась хорошим исходом.
Свисток судьи пронзил воздух, и Броуди оглянулся, чтобы посмотреть, кто назначил пенальти. Уайатт. Черт возьми.
Времени на болтовню больше не было, поскольку тренер Грей отправил их обоих обратно на лед для выполнения пенальти, и хотя Беккер забил смехотворно невероятный гол с близкого расстояния, этого было недостаточно. Раздался звуковой сигнал, возвещающий об окончании третьего периода и игры. Окончательный счет стал 4-2 в пользу "Кадьякс".
"Уорриорз" выбыли из плей-офф.
Двадцатьпять
Не нужно было быть гением, чтобы понять, что "Уорриорз" проиграли игру. Хейден видел это на каждом лице, выходившем из Линкольн-центра. Ее отец, вероятно, был опустошен.
Ее так и подмывало подойти к ложе владельца и выразить какие-нибудь соболезнования, но прямо сейчас она была не в настроении встречаться с отцом. Если
