Десятый самозванец - Евгений Шалашов

— Вот ведь… — матюгнулся Тимофей и спросил у слуги: — Пить будешь?

Кажется, холоп ожидал совсем другого вопроса, поэтому от неожиданности даже не сразу и ответил, но потом, сдернув с головы шапку, робко спросил:

— Пан предлагает мне выпить вместе с ним?

— Помянуть, — уточнил Тимоха, наливая себе полную кружку, вместившую едва ли не половину бутылки, и поискал глазами — куда бы плеснуть холопу.

Слуга, покопавшись в корзине, вытащил оттуда оловянную чарку. Может, предназначалась она как раз «знатному» узнику?

— Эх, чего бы покрепче, — вздохнул Тимофей, наливая вино в чарку.

— Пан Юзеф приказал вам лучшего вина подать.

— Лучше бы водки прислал, — угрюмо сказал узник, поднимая кружку. — Ну, помянем рабу Божию Витусю!

Выпив и перекрестившись, Тимофей отметил, что слуга перекрестился не ладонью, а перстами.

— Ты что, не католик? — удивился он.

— Православный я, — ответил тот, посматривая на еду, которую слугам было есть не положено. — Русин к тому же…

— Вона! Земляк, стало быть, — восхитился Тимофей, кивая на остатки куры и яйца.

Слуга не заставил себя ждать, принявшись уплетать жареную птицу едва ли не с костями.

В тусклом свете единственного факела Акундинов рассмотрел, что холоп — парень лет двадцати — не выглядел голодным. Еще бы — носить арестантам еду да не поесть самому?!

— Я, пан москаль, тут пять лет служу. Только в подвале-то быдло одно сидит, — пояснил парень, принимаясь за яйца, которые он заглатывал едва ли не целиком, кажется, даже не очищая от скорлупы. — А благородные-то господа тут редко бывают. А быдлу-то хлеб, лук да воду выдают, да по праздникам — иной раз говядину, коли ее много, а чаще — рыбу соленую, что пану Станиславу из Гдыни везут.

— Звать-то тебя как? — поинтересовался Акундинов, разливая остатки вина.

— Янко, — отозвался парень, радостно хватая чарку.

— Тезка, значит, — усмехнулся Тимофей, поднимая кружку. — А меня — Иваном, Иоанном зовут. Ну, Янко, за знакомство.

— Дзенкую, пан Иоанн, — поклонился в почтительном поклоне парень и опрокинул свою чарку.

— Скажи-ка, тезка, а с людьми-то с теми, что в темнице сидят, — с ими-то что? — поинтересовался «Иоанн».

— Сидят, — коротко ответил Янко. — Пока пан Станислав не приедут, сидеть будут. А как приедет пан, то их на колья посадят.

— А чего пан в Краков-то уехал? — спросил Тимофей, подбираясь к самому главному.

— Король Владислав послов во Францию отправляет, чтобы та ему в войне с турками помогла. А пан Мехловский хочет от короля добиться, чтобы тот и его в депутацию включил, — охотно рассказал Янко секреты, за которые не пожалел бы денег любой иноземный лазутчик. И откуда холоп, что кормит узников, может такое знать?

— Надолго пан-то уехал? — поинтересовался Акундинов, предчувствуя ответ: «Нам ясновельможный пан не докладывает!»

— Ежели король его во Францию пошлет, то послезавтра пан обратно приедет. Ну а коли не пошлет, то — завтра. Пан Станислав в Кракове больше двух дней бывать не любит. У него там своего дома нет, а ночевать в гостинице больше двух ночей ему неможно.

— Ясно, — повеселел Тимоха, а потом осторожно спросил: — Янко, а ты водки можешь принести?

— Могу, как нет-то? — пожал плечами парень. — Мне пан Юзеф строго-настрого приказал — москалю ни в чем не отказывать. Пан Станислав так распорядились.

— Ну, тогда совсем хорошо! — еще больше обрадовался Акундинов. — Стало быть, даже девку сюда прислать можешь?

— Могу, — кивнул слуга. — Только вот… — замешкался он, — девки-то вас боятся, пан Иоанн. Думают, что это вы Витусю убили.

— А сам-то ты как считаешь?

— Вначале-то думал — вы. А потом, как предложили вы мне за ее упокой выпить, то понял: нет, не вы… Только кто же тогда? Тем более, пан, что это вы… — оборвал себя на полуслове Янко, чего-то испугавшись.

— Ее жениха убил… — продолжил недосказанное Тимофей, пристально вглядываясь в глаза холопа.

— Точно так, пан, — кивнул головой Янко. — Витка-то совсем одурела, когда Гадею схватили. Ходила по замку да всем слугам себя предлагала, чтобы женишка помогли освободить.

— А тебе, небось, в первую очередь? — предположил Тимофей и, вглядевшись в лицо холопа, понял, что был прав.

— Было, — не стал отпираться Янко. — Я ж даже вначале сдуру-то подумал — а может, попользоваться девкой-то? Она же все равно на себя руки наложить собиралась. Потом прикинул да и решил — а ну-ко ее к ляду. Девка-то она гладкая. Но своя задница дороже будет. Если сболтнет кто пану Станиславу или пану Юзефу, что помощь обещал, так меня за одно такое обещание враз на конюшню да в плети…

— Ну ладно, — закончил неприятный разговор Тимофей. — А как там секретарь-то мой?

— Пан Конюшевский? Так ясновельможный пан хотел его с собой в Краков взять, но когда в подвал зашел, где паны вино дегустировали, велел их колодезной водой протрезвлять, пока в чувство не придут.

— И как? — усмехнулся Акундинов, который и сам хотел предпринять нечто подобное.

— А никак, — весело отозвался слуга. — Ведер тридцать на них вылили, а все зря. Пан Забельский, кравчий наш, так тот хоть проснулся да чихать принялся, а пан Конюшевский только свернулся, как младенчик, и дальше спать… Пан Станислав тогда плюнул да велел их в чулане запереть.

Уже поднимаясь и убирая в корзину грязную посуду, Янко уточнил:

— Так вудку-то пану нести?

— На двоих неси. И закуски какой-нибудь нашенской — огурчиков там, капустки квашеной.

Витусю поминали всю ночь. Православный русин (что это такое, Тимофей не знал), без меры польщенный честью выпить с паном, приволок целую корзину закуски и полуведерную бутыль водки. Как уж он объяснял эконому потребности «благородного» узника, непонятно, но, видимо, доходчиво. Сам Янко силы свои не рассчитал и переусердствовал, потому ближе к утру свалился на пол и заснул. Будь у арестанта желание сбежать или выпустить остальных заключенных, то вот, пожалуйста, — в корзине лежала связка огромных ключей, кованных, видимо, во времена предков Мехловского. Только куда бежать?

Проснувшись, Тимофей в первую очередь «поставил на место» голову, разболевшуюся после вчерашних возлияний. Янко продолжал спать. Посмотрев на сопящего холопа, решил было — пусть парень поспит еще, но потом, вспомнив, чем должен заниматься слуга, принялся его расталкивать:

— Слышь, земляк, а тебе на службу-то не пора? Смотри, всыплют тебе плетей, если что…

— Ась! — приподнялся Янко на локте, пытаясь сосредоточиться, а потом вскинулся, пробормотав не как православный русин, а как поляк-католик: — Матка Боска! Мне ж к управителю идти провизию получать!