Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Появилась у него новая привычка: он выколачивал трубку о большую мраморную пепельницу. Так ему было легче, меньше требовалось сил, но своеобразный стук твердого дерева о камень был громким, мертвенно-неприятным, я слышал его в комнате за кабинетом, он раздражал меня. Я ведь тоже старел, нервы были не те.

Никто в окружении Иосифа Виссарионовича не говорил, конечно, о том, что возраст берет свое, что Сталин не вечен, как все смертные. Но думали об этом. И сам Сталин в том числе. Были и такие, кто исподволь готовился к неизбежным событиям, для одних печальным, а для других не очень и даже наоборот. В чьих руках окажется власть, кто станет наследником вождя, по какому пути поведет страну? Никакой ясности не было в этом важнейшем вопросе, неопределенность нагнетала тяжелую атмосферу в высших кругах партийной и государственной власти, порождала неуверенность, подозрительность, скрытое соперничество.

Схематично обстановка выглядела так. Родственников, способных принять бразды правления из слабеющих рук, у Иосифа Виссарионовича не имелось. Семейные неурядицы отца-одиночки Сталина известны. Старший сын Яков всегда был далек от родителя: и внешностью, и характером вышел не в него, а в семью Сванидзе. После того, как Яков попал в плен и погиб там, Иосиф Виссарионович не упоминал о нем, по крайней мере, на людях. Василий был неплохим летчиком, посредственным генералом и уж никак не тянул при своей несобранности, распущенности на важную партийно-политическую роль. Пил чрезмерно, забывая о делах, о служебных обязанностях, даже о женщинах. Спина отца, хотел того Иосиф Виссарионович или нет, всегда прикрывала Василия от суровых житейских ветров. Я опасался: не станет отца, и свалит Василия первый же резкий сквозняк.

Мы упоминали о том, какие надежды возлагал Иосиф Виссарионович на Светлану, как постепенно приучал ее к мысли об избранности, подогревал самолюбие, прививал властность, называя «хозяйкой», исполняя ее поручения, пожелания, даже прихоти. Старался закалить характер дочери, делился деловым опытом. Мечтал видеть ее у руля великого государства. Были же царицы в Грузии, были и в России, хотя бы Екатерина Вторая, — справлялись не хуже, а может, и лучше, чем некоторые венценосцы мужского пола. В детстве, в юности Светлана шла по пути, который наметил отец, охотно играла в предложенные им игры. Так было до начала войны. Потом Сталин уделял ей меньше внимания из-за нехватки времени, и еще потому, что сам уже поверил: Светлана способна стать его правопреемницей. Строил конкретные планы. Выйдет замуж за своего сверстника Юрия Жданова. Молодой человек серьезный, многообещающий, из хорошей семьи давнего друга Андрея Александровича Жданова. Переплетется грузинская ветвь с русской дворянской ветвью. Чем не пара! Окрепнут, расправят крылья и со временем будут править сообща.

Есть любопытная фотография, сделанная на даче в 1936 году. На дощатой террасе, на фоне деревьев, сидят рядом Сталин и Жданов. Правее и левее их Яков и Василий. А за спинами Иосифа Виссарионовича и Андрея Александровича стоит нарядная Светланка-Сетанка, положив обнаженные руки на их плечи, опираясь на них. "Два отца" — называл этот снимок Сталин.

Упустил из вида Иосиф Виссарионович, что браки свершаются не на грешной земле, а в недоступной небесной выси. Сам-то он, если и бог, то земной, и даже не для всей земли, а лишь части ее. Достигла Светлана определенного возраста, и закипела в ней чрезмерная страсть, унаследованная от бабки и матери, болезненно-обостренный женский потенциал возобладал над другими физическими и психическими особенностями организма, определил суть поведения. Сперва роман десятиклассницы с многоопытным Алексеем Каплером, кончившийся сталинской оплеухой и оттолкнувший отца от дочери. Потом замужество, неожиданное и неприятное для Сталина, когда в 1944 году Светлана сошлась с Григорием Морозом. И не только потому, что он еврей, способный перетянуть Светлану в антисталинский стан, но еще и потому, что вся порядочная молодежь была на фронте, защищала страну, а сынок завхоза Мороз сумел-таки определиться в студенты престижного вуза и «окопаться» в Москве. Иосиф Виссарионович ни разу не счел возможным лицезреть своего зятька. Нажима на молодую семью не оказывал, послав ее ко всем чертям, но был доволен, когда брак, продолжавшийся два года, развалился сам по себе.

Затеплилась, возродилась давняя надежда: вышла все-таки Светлана за Юрия Андреевича Жданова, вернулась вроде бы на стезю, намеченную отцом. Родила дочь, названную Екатериной — в честь матери Сталина. Он, естественно, был доволен. Однако и этот брак, к глубокому огорчению Иосифа Виссарионовича, оказался очень коротким. Светлана по своей инициативе ушла от Ждановых. Избаловавшейся, капризной женщине, искавшей чувственных удовольствий и разнообразия, трудно было ужиться в крепкой семье с православными домостроевскими устоями. Да и муж не баловал, был, по ее мнению, слишком сух, всерьез занимаясь наукой, а не удовлетворением страстей. Сталин плюнул с досады, узнав об этом разрыве: "Вся в аллилуевскую бабку, интернациональную коллекцию собирает!" Он больше не доверял Светлане, родственные отношения истончились до крайности. Его можно понять. Плохо человеку, посвятившему себя важнейшей работе и не обретшему на старости лет надежного продолжателя своего дела. [Насчет "интернационального коллекционирования" Сталин как в воду смотрел. После его смерти Светлана некоторое время сожительствовала со своим родственником Вано Сванидзе. Затем уехала в Индию с Брадежем Сингхом, который был на два десятка лет старше ее. Потом родила дочь от американца в Соединенных Штатах. (Примеч. Н. Лукашова.)]

Кого же числил Сталин после войны среди тех, кому можно было постепенно передать если не всю власть, то хотя бы основные ветви ее? Прежде всего, конечно, Андрея Александровича Жданова, выделявшегося среди других руководителей многими качествами: рассудительностью, эрудицией, самостоятельностью. После смерти Кирова долго стоял во главе всего северо-западного региона страны. Питер-Ленинград, как известно, слыл местом особо сложным, с сильной партийной организацией, с революционно-бунтарскими традициями. Многие жители России продолжали считать северную столицу главной, скептически относясь к московским властям. Сильна там была оппозиция, особенно троцкистская, ее так и не удалось искоренить до конца. Жданов даже в таких условиях справлялся с работой успешно, без резких перегибов, пользовался авторитетом, уважением, особенно после того, как вместе с питерцами перенес все беды военной блокады. Чрезмерного честолюбия не имел, к личной власти не рвался, в сговорах, в группировках вроде бериевского «триумвирата» никогда не участвовал, добросовестно проводил линию партии. В быту был чист, к наживе, к роскоши не стремился. Опыт имел большой. Вот и прочил его Иосиф Виссарионович вместо себя на пост Генерального секретаря партии. Жданов почти на двадцать лет моложе: хороший запас времени.

Во втором эшелоне, в помощниках Жданову, в резерве, так сказать, виделся Сталину человек не очень известный в стране, но имевший крепкую деловую хватку, организаторские способности, к тому же давно и прочно сработавшийся с Андреем Александровичем Ждановым, — это Алексей Александрович Кузнецов, с 1938 года второй секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, после войны, после отзыва Жданова в Москву, ставший в Питере первым, к тому же секретарь ЦК ВКП(б) и член ЦК ВКП(б). Такая вот связка.

На посту высшего хозяйственного руководителя — председателем Совета Министров — Иосиф Виссарионович хотел бы видеть уже знакомого читателям Николая Алексеевича Вознесенского, председателя Госплана СССР, члена Политбюро ЦК ВКП(б) и прочая, и прочая… Всю войну занимался он вопросами производства вооружения и боеприпасов, в чем весьма преуспел при наших-то скромных возможностях. Затем — восстановление народного хозяйства, разрушенного войной, возрождение городов, заводов и фабрик. Вознесенскому, в частности, обязаны мы тем, что за очень короткий срок, за каких-то пять лет, не влезая в кабалу к иностранцам, промышленность наша поднялась на довоенный уровень — рост почти сказочный. Укрепила положение Вознесенского, как практика, так и теоретика, его книга "Военная экономика СССР в период Отечественной войны", вышедшая в 1947 году. Ее изучали. Сталин перечитал несколько раз. С основными положениями был согласен, однако ворчал: не преувеличивает ли автор свою роль, не слишком ли много берет на себя?! Ничего хорошего это не предвещало, при неблагоприятных условиях могло сыграть (и сыграло!) против нашего главного экономиста.

Вот, собственно, вершина той пирамиды, на которую хотел бы опереться стареющий Сталин. И чем явственнее сие проявлялось, тем больше возрастало у определенных групп стремление подточить, разрушить, уничтожить всю эту пирамиду и особенно ее верхушку. Две основные силы были заинтересованы в этом. Империализм с его американо-сионистскими монополиями и те, кто давно уже стремился к укреплению своих позиций внутри страны, к самой высокой власти в стране: группа государственных и партийных деятелей, во главе которой стояли Берия и Каганович, то есть группа, выросшая из пресловутого «триумвирата», разрушенного, но не добитого Сталиным. Подпитывалась эта группа духом и идеями троцкизма, продолжавшими существовать и испускать ядовитую антирусскую, антисоциалистическую отраву.