Князь Святослав II - Виктор Поротников

- Какой еще Дух Святой? - рассердился Изяслав. - Что за чушь ты мелешь!

- Это не чушь, а правда, княже, - сказал Огнив и перекрестился. - Самая что ни на есть! Каждый в тереме подтвердит сие.

- Что подтвердит? Говори толком, борода!

- Я про то, что забеременела Эмнильда не от человека, но от Духа Святого.

- Что-о?! - Изяслав грозно поднялся со стула.

Огнив в страхе упал на колени и испуганно забормотал, торопливо крестясь:

- Не виноват я, княже!.. Видит Бог, не виноват!.. Глаз не спускал, денно и нощно следил!..

- Так, может, от тебя, пса шелудивого, и забеременела Эмнильда? - Изяслав сгреб дрожащего Огнива так, что на том рубаха затрещала. - Молви правду, иначе я за жизнь твою и ногаты[103] не поставлю, ты меня знаешь!

Немало клятв и заверений было произнесено бедным Огнивом перед грозными очами великого князя, немало прозвучало из его уст униженных просьб и сетований по поводу недоверия к самому преданному слуге. Однако смягчить Изяслава посаднику не удалось; князь решил дождаться возвращения Эмнильды, чтобы от нее самой все вызнать наверняка.

Эмнильда вернулась поздно вечером. Вид Изяслава, выбежавшего на двор, чтобы помочь ей сойти с коня, смутил и одновременно раздосадовал княгиню. Эмнильда ничего не ответила на приветствие, изобразив на лице сильную усталость. Сойдя с коня, она оттолкнула руку Изяслава и оперлась на локоть Лазуты. Служанка помогла своей госпоже добраться до опочивальни. Эмнильда попыталась отдалить неприятное объяснение хотя бы до завтрашнего дня, велев Лазуте передать князю, что у нее сильно болит голова.

Но князь Изяслав был из породы людей, которые очень болезненно воспринимают посягательство на свою собственность - тем более такую! К тому же он заподозрил Эмнильду в чудовищном обмане. Прикрываясь набожностью, она, похоже, завела себе другого любовника, но госпожа природа вывела обманщицу на чистую воду!

С этого и начал свои обличения Изяслав, ворвавшись в спальню к Эмнильде. Он сорвал с нее все одежды, дабы ее большой живот служил дополнительным обличением к его гневным словами.

- Ты сама распустила слух, будто ночью тебя посетил Дух Святой, негодница? Иль с чьей-то подсказки? - орал Изяслав, и его зычный голос далеко разносился по притихшему терему. - Ну, хитра! Не 'зря листала богословские книжонки! Так ты, стало быть, новоявленная Дева Мария, а тут у тебя помазанник Божий. - Изяслав хлопнул Эмнильду по животу и грубо расхохотался. - Чего же ты краснеешь, приснодева? Рассказала бы, как совокуплялась с духом святым. У этого святого духа бороденка случаем не рыжая?

Изяслав наградил Эмнильду пощечиной и вырвал из ее рук покрывало, которым она пыталась прикрыть свою наготу.

- Сознавайся, грешница, с кем блудила? - наступал на Эмнильду Изяслав.

Эмнильда зарыдала в голос.

При виде потоков слез Изяслав обрел уверенность, что его догадка верна, а значит, надо еще немного надавить, чтобы гнусная притворщица выложила все начистоту.

- Говори же. Ну!.. Говори! - надрывался Изяслав. - Сознавайся, гадина! Кто он?

Эмнильда глядела на Изяслава глазами, полными слез, и молча трясла головой. За целый час она произнесла всего одну фразу: «Оставь меня, княже. Мне плохо!»

Она и впрямь чувствовала себя ужасно: голова разламывалась от криков Изяслава, усилилась боль в груди, мутило.

Потеряв терпение, Изяслав схватил Эмнильду за волосы и швырнул на пол. Но и лежа на полу, закрывая лицо от ударов, женщина только громко стонала. Наконец она потеряла сознание.

Изяслав сбегал за Лазутой, которая привела княгиню в чувство.

- Госпожу надо уложить в постель, - сердито глянув на Изяслава, промолвила служанка.

- Сначала пусть скажет, кто ее обрюхатил! - рявкнул Изяслав.

У Эмнильды пошла носом кровь. Лазута хотела приподнять ее, чтобы усадить на скамью, но княгиня вдруг дико закричала, схватившись руками за живот; у нее начались схватки.

Изяслав посчитал это притворством.

- Ори громче, греховодница! Никто тебе не поможет.

Эмнильда корчилась на полу, кусая губы и исходя протяжными стонами, у нее между ног набежала целая лужа крови. Лазута умоляла князя помочь ей уложить роженицу на кровать.

Изяслав, увидев кровь, побледнел, в его глазах появился испуг.

Князь и служанка перенесли стонущую Эмнильду на широкую постель, затем Лазута вытолкала Изяслава за дверь.

Сидя в одиночестве, не отрывая взора от горевшей перед ним на столе свечи, Изяслав с замирающим сердцем прислушивался к крикам. К беготне служанок у себя над головой - женские покои находились на втором ярусе терема. На лбу у князя холодными каплями выступил пот. Он вздрагивал всякий раз, когда усиливались крики роженицы, сжимал виски пальцами, если вдруг следовала долгая томительная пауза безмолвия. Крики заставляли сердце Изяслава биться в тревоге, тишина давила. В сильном мужчине вдруг поселилась робкая душа ребенка.

Эмнильда скончалась в полночь, разродившись недоношенным плодом.

Княгиня Анна

Ода, погостив у Всеволода две недели, вернулась домой, полная самых приятных впечатлений. Юная жена Всеволода, черноволосая дочь степей с таинственным взглядом глаз-миндалин, покорила ее своим умением достойно держаться в незнакомой обстановке, каким был дворец ее мужа. Как, наверно, непривычно было ей первые дни в этих залах после тесного войлочного шатра в степном становище.

Не зная ни слова по-русски, половчанка была вынуждена общаться через толмача и с мужем, и с русской прислугой, и с женами бояр, которые набежали поглазеть на дочь хана. После крещения она получила христианское имя Анна.

Вот почему Оду покоробила злая ирония Святослава, спросившего ее: «Ну, как там выглядит степное чудо?»

Ода без колебаний встала на защиту половчанки, выставив ее как можно в более приглядном свете: и умная, и красивая, и скромная. В конце добавила, что русские одежды ей к лицу.

- Дочки Всеволода ладят с мачехой? - спросил Святослав.

- Не ладят, - честно призналась Ода, - они вообще не видятся с ней.

На пасхальные торжества Святослав со всей семьей отправился в Переяславль.

В столицу Всеволода кавалькада черниговского князя въезжала в Вербное воскресенье[104]. На сторожевой башне ударил колокол, возвещавший о прибытии долгожданных гостей, ему откликнулся другой на дворцовой башне.

Тесный детинец Переяславля был плотно застроен деревянными церквями и хоромами бояр. Куда ни глянь, всюду над редкими купами деревьев, над частоколами и голубятнями возвышались угловатые двухярусные домины с маленькими оконцами, крыши теснились одна к другой.

Над всем этим, справа и слева, реяли православные кресты на тесовых, будто чешуйчатых, куполах церквей. В небесной синеве над колокольнями и кронами высоких тополей, хлопая крыльями, проносились стаи белых и сизых голубей.

Ощущение праздника царило на узких улицах, заполненных нарядно одетыми людьми. Женщины и дети махали пучками цветущей вербы, девушки протягивали пушистые веточки дружинникам Святослава либо засовывали их под уздечки коней. Мужчины степенно снимали шапки, приветствуя черниговского князя.

Ода ехала рядом со Святославом на белой лошади. На княгине был муаровый[105] широкий плащ, расшитый золотыми узорами, на голове легкая белая накидка с золотой диадемой. Переливающиеся на солнце височные колты и края трепещущей на ветру накидки придавали лицу молодой женщины необыкновенное очарование. Мужчины заглядывались на Оду, пробуждая в душе Олега, ехавшего следом за мачехой, невольную ревность.

Белокаменный княжеский дворец идущими по периметру колоннами, полуарками и нишами, в которых стояли гигантские мраморные вазы с цветами, напоминал византийскую базилику. Олег и Давыд, давно здесь не бывшие, с восхищением разглядывали величественное здание с длинным рядом окон во втором ярусе, восьмиугольную дворцовую башню, на которой развевался княжеский стяг.

Святослав и его свита с удивлением взирали на пестрые половецкие шатры, разбитые в тени дубовой рощи. За рощей на другом берегу струящегося в низинке ручья прямо у стены монастыря, сложенной из серых глыб известняка, паслись гурты овец. Половецкие кафтаны мелькали среди деревьев; пахло дымом, подымающимся над верхом шатров. На площади перед входом во дворец все коновязи были заняты степными лошадьми, тут же стояли верблюды, равнодушно поглядывая по сторонам и медленно двигая челюстями. Всюду сновали половецкие воины, звучала чужая гортанная речь.

- Послал Бог родственничков! - ворчал Святослав, слезая с коня.

- Гнал бы ты в шею, брат, всю эту орду, - напрямик заявил он вышедшему навстречу Всеволоду. - Гляди, загадят они тебе все кругом скотским пометом!