Отражение удара - Андрей Воронин

- А ты?

- Я? Что за вопрос? Я же у тебя ангел. Твой личный ангел-хранитель, а ангелы, как известно, не грешат.

- Угу. Кроме одного.

- Ну-у, ты вспомнил... Зато этот один, пожалуй, стоил всех остальных. Посмотри, сколько тысяч лет он в одиночку сражается со всем миром. И небезуспешно, заметь.

- Да уж. Меня он уделал в лучшем виде. Вот ты говоришь: будем жить. А как жить-то? Что же, ты теперь будешь меня каждую ночь стреножить?

- А вот это уже деловой разговор. Ты мне главное скажи, Сережа: я тебе нужна или нет? Сначала реши, а потом будем думать, как из всего этого выпутаться.

- Ты... Я... Ты у меня одна, - выпалил он наконец, не придумав ничего лучшего, как украсть строчку у Визбора. Впрочем, это было целиком и полностью по существу, да и куда ему тягаться с поэтом?

- Тогда... Нет, погоди, так не пойдет. Совсем не могу говорить.

Алла Петровна встала, открыла навесной шкафчик и достала из аптечки упаковку анальгина. Бросив в рот сразу три таблетки, она запила чаем и протянула упаковку мужу.

- Голова-то болит, наверное?

Сергей Дмитриевич благодарно кивнул и тоже принял лекарство, ограничившись двумя таблетками - голова у него действительно трещала по всем швам, а положение складывалось такое, что любое недомогание было теперь непозволительной роскошью.

- Значит, с главным мы разобрались, - продолжала Алла Петровна, снова садясь за стол и все еще прижимая ладонь к горлу. - Если я тебе нужна, то ты должен довериться мне и делать то, что я скажу. Во-первых, ты должен отдохнуть. Как следует отдохнуть.

Сколько там тебе осталось до отпуска? Что-то около месяца, да? Вот на это время мы и сделаем тебе больничный, я это устрою через знакомых...

- Это, наверное, дорого, - рискнул возразить Сергей Дмитриевич.

- Кому дорого, а кому и не очень, - спокойно ответила жена. - Не забывай, что твой ангел-хранитель в свое время работал в поликлинике. До отпуска посидишь дома, а потом махнем куда-нибудь в теплые края.

Молчи, плевать я хотела на долги, ты мне дороже.

- Господи, бред какой, - не сдержался Шинкарев. - Ты сидишь за одним столом с маньяком и обсуждаешь с ним планы на отпуск. Я просто глазам не верю.

- Не с маньяком, а с собственным мужем. Это, как говорят одесситы, две большие разницы. - Алла Петровна снова была деловитой и уверенной, как всегда.

Она даже посвежела и почти перестала хрипеть и хвататься за горло, и Шинкарев не мог понять, что было этому причиной: анальгин или железная воля жены, взявшей управление давшей течь семейной посудиной в свои красивые крепкие руки. - Теперь так. В таком состоянии я с тобой, конечно, никуда не поеду, и первое время тебе действительно придется поспать связанным.

Понимаю, это неудобно, но ты уж извини...

- Да уж, - криво усмехнувшись, сказал Шинкарев, - извини. Куда уж тут извиняться. Жаль только, что наручники я выбросил.

- Какие наручники?

- А ты думаешь, откуда у меня взялся пистолет?

Наверное, где-то по какому-то милиционеру до сих пор плачут. Хоть бы узнать, как его звали.

- Незачем, - отрезала Алла Петровна. - И забудь. Ничего не было. Вообще ничего, ты понял? Было одно: вчера к нам приходил милиционер, и ты рассказал ему, что не видел ли Забродова, ни его машины. Стой на этом твердо, и все будет в порядке. Учти, вам могут устроить очную ставку, но там будет его слово против твоего, а он под подозрением, так что ничего не бойся и смело смотри следователю в глаза. Не юли, понятно?

А то ты, чуть что, начинаешь глазками стрелять, как невеста на смотринах... Они, - Алла Петровна махнула рукой куда-то в сторону окна, они, конечно, так, как я, тебя не знают, но там тоже не все дураки, и по глазам читают очень даже неплохо. Так что не дергайся, веди себя естественно. А может быть, все и так обойдется, без очной ставки.

- Слушай, - забыв о боли в голове, сказал ошеломленный Сергей Дмитриевич, - откуда ты все это знаешь? Показания, очные ставки...

- А помнишь, что ты мне говорил? Чепуха, мол, твои детективы, только время зря тратишь." Выходит, не зря, а, Шинкарев?

- Выходит, что не зря, - вынужден был признать Сергей Дмитриевич. Ощущение нереальности происходящего понемногу отступало под деловитым напором жены. У нее был редкий дар не пасовать ни при каких обстоятельствах и заражать спокойной уверенностью окружающих. Теперь он был не один, и в нем постепенно крепло предчувствие, что вдвоем с Аллой Петровной они сумеют отбиться хоть от всего белого света.

Только как же быть с внутренним врагом?

- Это все хорошо, - сказал он. - А что делать с. со мной?

- Нет проблем, - спокойно ответила Алла Петровна. - Есть одна старушенция... Не дергайся, тебя я к ней не поведу, незачем это. Она бабка хитрая, глаз у нее наметанный - живо смекнет, что к чему. Схожу сама, придумаю, что ей наплести. У нее такие отвары, что через неделю будешь, как новенький. Не уверена, но, по-моему, она над ними шепчет. И не кривись, пожалуйста, я же сказала - положись на меня.

- Отвары? Ох, не знаю... По-моему, мне нужна смирительная рубашка и электрошок, а никакие не отвары.

Это же все равно, что лечить перелом припарками!

- С каких это пор ты у нас заделался специалистом в области медицины? - вздернув брови, спросила Алла Петровна. Круги у нее под глазами еще не сошли, но выглядела она гораздо лучше, чем то испуганное, отчаявшееся создание, которое Сергей Дмитриевич увидел рано утром. Она уже начала иронизировать, и время от времени полные, твердо очерченные губы трогала легкая улыбка, словно они обсуждали не длинный ряд кровавых кошмаров, а какой-нибудь двусмысленный комплимент, неосторожно отпущенный Шинкаревым посторонней женщине в присутствии жены. Словно не она была в эту ночь на волосок от смерти.

Он вздохнул и залпом допил остывший чай.

- Вот, - сказала она, - а теперь полежи.

- С утра? Но я собирался прибить карниз."

- Карниз ждал полгода и еще подождет, ничего с ним не сделается. Тебе нужно как следует выспаться.

- Но я же недавно проснулся!

- Что ты называешь сном? - спросила она, и Сергей Дмитриевич сник. - В постель, в постель. В конце концов, я тоже устала за ночь. И потом, мне нужно выяснить у тебя еще одну вещь.

- Какую? - испугался он.

- А вот об этом мы поговорим, когда ты ляжешь.

И не спорь. Ты обещал меня слушаться.

Сергей Дмитриевич покорно поплелся в спальню, разделся и лег в постель, попутно ногой затолкав под кровать веревку, которая все еще лежала на полу, свернувшись кольцами, как змея. Алла Петровна, не снимая халата, прилегла рядом, плотно прижавшись и положив голову мужу на плечо. Сергей Дмитриевич обнял ее свободной рукой, прижимая к себе еще теснее.

- Ты хотела о чем-то меня спросить, - сказал он в ее волосы.

Она шевельнулась, положив ногу на его бедро.

- Да. Я хотела спросить: может быть, помнишь, что обещал мне сегодня ночью?

Он вздрогнул. Все утро она вела себя так, словно кошмарного пробуждения со связанными руками не было, как и синяков на шее, и вот теперь...

- Не помнишь? - спросила она, дыша ему в шею. - Не помнишь...

Он сглотнул и с трудом разлепил вдруг разом пересохшие губы.

- Боюсь, что сегодня ночью я вряд ли мог пообещать тебе что-то хорошее.

- А вот и не правда, - она тихо рассмеялась, и он поежился от сладкой щекотки. - Рассказать?

- Если хочешь, - проскрипел он.

Теперь у него пересохло и горло. "Что же еще я натворил?" - в панике подумал Шинкарев, чувствуя, как холодеют ноги. Впрочем, судя по тону жены, ничего страшного она говорить не собиралась.

- Конечно, хочу, - сказала она, - иначе не стала бы затевать этот разговор. Знаешь, как это было? Не бойся, не бойся, у тебя даже ноги стали, как две ледышки... Так вот, я спала, а потом проснулась.., оттого, что ты в меня вошел. Ты так никогда раньше не делал - грубо, толчком. Я спросила: ты что? А ты дал мне пощечину, а потом еще одну...

Шинкарев тихо застонал.

- Успокойся, все нормально, - сказала она и погладила его по щеке узкой теплой ладонью. - Знаешь, что ты мне тогда сказал? "Затрахаю насмерть". Ты как, не отказываешься от своих слов?

Сергей Дмитриевич сглотнул.

- Слушай, - сказал он, - кто из нас сумасшедший?

- Оба понемножку. Муж и жена - одна сатана, ты не забыл? Понимаешь, когда мы с тобой занимаемся любовью, это как.., как хлеб. Хлеб - это здорово, он никогда не приедается, но сегодня ночью было так, как будто на хлеб положили немного горчицы. Знаешь, это было вкусно. Если бы ты не попытался меня после этого придушить, я смело могла бы сказать, что это самая лучшая ночь в моей жизни.

- Нет, ты точно чокнутая. - - Правда? - Ее рука скользнула по его животу и задержалась в самом низу. - А вот наш общий знакомый с тобой не согласен. Он голосует за новизну.

- Он тоже псих.

- А это уже к делу не относится. Три психа провели голосование и большинством голосов постановили: долой рутину, да здравствует новизна. Ну-ка, бегом за моим чулком! Я хочу быть похожей на проститутку.