1939: последние недели мира. - Игорь Овсяный

– Представь себе, что однажды ночью, – продолжал Гейдрих, шагая по кабинету, – поляки совершат налет на Глейвиц. Среди них ведь немало горячих голов, так что это выглядело бы вполне правдоподобно. Они захватывают радиостанцию, пусть не надолго, на несколько минут. Этого времени им вполне хватит, чтобы, воспользовавшись включенным микрофоном, передать в эфир какое-нибудь дерзкое антигерманское заявление. Ну, например, что фюрер хочет войны или что-нибудь в таком же роде. В общем это не твоя забота, текст мы составим. Это была бы очень серьезная, возмутительная провокация, не правда ли? Особенно если бы в тот момент радиостанция в Глейвице была случайно подключена к германской трансляционной сети. Вся страна сразу бы убедилась, что именно поляки накаляют обстановку!

На следующий день газеты поднимут шум, опубликуют фотографии. Было бы особенно убедительно, если бы после перестрелки на месте остались один или два трупа в польской форме; тогда все воочию увидели бы провокаторов… Да, это будет здорово! Как ты считаешь, сможешь организовать такой инцидент?

«Интересно, кому пришел в голову этот дьявольский план? – подумал Науджокс. – Уж конечно не тупице Гиммлеру. Нет, автором может быть только сам Гейдрих. Или Гитлер?»

– Итак? – произнес Гейдрих.

– Мне кажется, – ответил Науджокс, осторожно подбирая слова, – что риск очень велик. Но если вы мне поручите это, я сделаю все, что смогу.

– Все, что ты сможешь, – это не устраивает, – холодно возразил Гейдрих, пристально глядя в глаза Науджоксу. – Ты ведь понимаешь, что означал бы провал… Кстати, надеюсь, у тебя нет каких-либо сомнений морального порядка?

Одним из первых возник вопрос, где раздобыть польскую форму. Требовалось не одна-две, а более сотни, поскольку кроме «захвата» радиостанции Гейдрих планировал ряд других аналогичных операций. Он обратился к Канарису; тот вначале уклонился от участия в этом деле. Тогда через Гиммлера вопрос был доложен «фюреру». 17 августа руководитель «Отдела саботажа» абвера Лахузен записал в дневнике, что Канарис получил непосредственно от Гитлера распоряжение передать Гейдриху 250 польских униформ. Указание было направлено через Кейтеля, следовательно, германский генеральный штаб был в курсе готовившейся провокации.

«Между 25 и 31 августа, – признал Науджокс в своих показаниях в Нюрнберге, – я виделся с Генрихом Мюллером, главой гестапо, который в тот момент находился поблизости в Оппельне. В моем присутствии он обсуждал с человеком по имени Мельхорн план другого пограничного инцидента, который был рассчитан на то, чтобы создать впечатление, будто польские солдаты напали на германские войска… Мюллер сказал, что он имел в своем распоряжении 12—13 осужденных преступников, которые будут одеты в польскую форму и оставлены на месте инцидента как убитые во время нападения. В этих целях врачом, по поручению Гейдриха, им должны были быть сделаны смертельные инъекции. Кроме того, им будут нанесены огнестрельные ранения. Затем на место происшествия будут приглашены представители прессы…

Мюллер сказал, что он получил распоряжение от Гейдриха выделить одного из этих преступников мне для операции в Глейвице. Для обозначения этих преступников он употреблял кодовое наименование – «консервы».

Под «преступниками» имелись в виду заключенные нацистских концлагерей. Участники «нападения» должны быть одеты в польскую форму и вооружены польским оружием.

…Остановившись на дороге в лесу и натянув польскую форму, Науджокс и шесть других эсэсовцев точно в условленное время – 19.30 – на двух машинах подъехали к радиостанции. Проникнув в здание, которое не охранялось, налетчики ворвались в помещение, откуда велась передача. Отстранив сотрудников, они попытались подключить станцию к Бреслау, а следовательно, ко всей радиосети рейха. Панель пульта управления, однако, отличалась от той, на которой один из участников налета репетировал провокацию в Берлине. Тем не менее текст, содержавший резкие антигерманские высказывания, был зачитан перед микрофоном одним из налетчиков, говорившим с польским акцентом. Затем эсэсовцы поспешили скрыться. На ступенях у входа в здание остался лежать одетый в польскую форму человек с окровавленной головой.

В тот же вечер все германские радиостанции передали сообщение начальника полиции в Глейвице:

«Около 20 часов радиопередаточный пункт в Глейвице подвергся нападению и был временно захвачен группой вооруженных поляков. Налетчики были отброшены силами германской пограничной полиции. Во время перестрелки один из них был смертельно ранен».

Первый «неизвестный солдат» второй мировой войны?

ПЕРВЫЕ ЗАЛПЫ

Гитлер следует «интуиции»

1 сентября 1939 г. Еще ночная мгла затягивает небо, лишь на востоке чуть обозначилась светло-серая полоска.

В 4.26, за 19 минут до того, как на границах Польши – северных, западных и южных – повиснут в воздухе сигнальные ракеты, а танковые колонны с ревом устремятся в глубь ее территории, три германских самолета «Стука» поднялись с одного из аэродромов в Восточной Пруссии и взяли курс в сторону Данцига.

Внизу все затянуто густым белым туманом. Из-за плохой видимости воздушные пираты снижаются все ниже, летят, почти прижимаясь к земле, – они отыскивают в районе Диршау два стоящих рядом моста, соединяющие широко разошедшиеся около устья берега Вислы. Через полчаса по этим мостам должны устремиться на восток эшелоны вермахта. Захват мостов – главная задача, которую поставило гитлеровское командование перед войсками, нацеленными для удара на данцигском направлении. Непосредственное участие в разработке операции принял сам «фюрер», ее осуществление возложено на специальную танковую часть, чье прибытие на подходы к мостам рассчитано до минуты.

Гитлеровцы учитывали, что, как только начнутся военные действия, поляки взорвут мосты. Германская разведка установила: управление взрывным устройством находится на значительном расстоянии в железнодорожной насыпи, ведущей в сторону вокзала Диршау.

Это место и пытались обнаружить фашистские стервятники. Уже отчетливо виден один из мостов, из тумана выплывают его высокие, как у средневековых замков, каменные башни, стоящие попарно на опорах. Самолеты делают еще круг, снижаются до 10 метров, пролетают вдоль желтой песчаной полосы откосов.

4 часа 34 минуты. Все вокруг погружено в сон. Падают 250-килограммовые бомбы – первые бомбы второй мировой войны. Круто набрав высоту, самолеты возвращаются на базу. Взрывной механизм уничтожен.

Но польские саперы сразу же бросаются в дымящиеся бомбовые воронки. Среди развороченной земли и щебня они отыскивают порванные провода. И в то мгновение, когда германо-фашистские танки на бешеной скорости приблизились к берегу, пролеты мостов рухнули в воду. Крупная неудача гитлеровцев в первой же боевой операции.

4 часа 45 минут. Без формального объявления войны третий рейх начал вторжение в Польшу на всем протяжении границы. В то же утро в рейхстаге выступил Гитлер. Пытаясь оправдать действия Германии, он обвинял во всем Польшу. «Два дня я и мое правительство сидели и ожидали – соблаговолит ли польское правительство прислать уполномоченного… Но я был бы неправильно понят, если бы моя любовь к миру и терпение были восприняты как слабость или даже трусость… Я не вижу более со стороны польского правительства желания вести с нами серьезные переговоры… Поэтому я решил разговаривать с Польшей на том языке, который она уже на протяжении месяцев применяет в отношении нас…

Сегодня ночью польские регулярные части обстреляли нашу территорию. Начиная с 5 часов 45 минут утра (даже время указано неверно!) мы отвечаем на огонь, и теперь на бомбы мы будем отвечать бомбами».

Что касается Англии и Франции, то он вновь заверил их в своих «теплых» чувствах: «Я всегда предлагал Англии дружбу и в случае надобности очень тесное сотрудничество… Западный вал (граница с Францией. – Авт. ) является границей Германии на вечные времена».

Как известно, речи Гитлера всегда были лживыми, но эта отличалась особым цинизмом. Избалованный «умиротворителями», аплодировавшими каждому очередному акту его агрессии, он даже не пытался и на сей раз придать хоть какую-то видимость правдоподобия своим утверждениям. Тон и содержание речи свидетельствовали о том, что за неделю, истекшую с 25 августа, когда он внезапно отменил вторжение, «фюрер» еще раз убедился, что Англия и Франция и пальцем не пошевелят для помощи своему союзнику. Вторжение в Польшу, рассчитывал Гитлер, останется локальной акцией, а западные державы, предприняв те или иные жесты ради спасения собственного лица, примирятся с ним как с совершившимся фактом. «Англичане бросят поляков на произвол судьбы, точно так же как они поступили с чехами», – заявлял Гитлер в кругу приспешников.