Золотая свирель - Ярослава Кузнецова

Никто не всполошился, не закричал, не залаяли собаки.

Тараща глаза, я присела на корточки в тени балюстрады. Луна выбелила плиты террасы, зато тени были густо-черными, бархатно-черными, совсем непрозрачными. Мое платье, до того предательски сверкавшее, послушно погасло. Я перевела дыхание. Ничего. Еще один рывок до двери, в мягкую тьму, а там…

Шорох за спиной. Легкие шаги — раз, два, три…Я обернулась… замерла в пол-оборота, больным своим затылком ощущая приближение… Пронизывающее, стремительное приближение чего-то невыносимого, нестерпимо страшного — не успеть, нет, не успеть — рывок за волосы, одновременно с ним — укол под челюсть. Тонкое жало, лижущее смертным хладом. Из точки касания мгновенно проросли ледяные корни — по горлу, в грудь, в живот, в обе руки.

Я тупо смотрела на залитые млечным сиянием каменные плиты, перечеркнутые сажисто-черной тенью балюстрады. Теперь тень выбросила щупальце, изломанный, склоненный в мою сторону росток.

Силуэт того, кто стоял за моей спиной.

Даже сквозь марево бессилия до меня добрались волны жара. Тот, кто стоял за моей спиной, излучал такую энергию, что испуг не способен был ее заглушить. Я даже смогла перевести дыхание.

— Покажи руки, — очень тихо сказал человек.

Я послушно подняла пустые ладони.

— Хорошо. Теперь вставай. Спокойно. Не делай резких движений.

Встать я не попыталась. Это было бы слишком. Нельзя сказать, что у меня отнялись ноги, но мне стало совсем нехорошо. Подкатила тошнота, я сцепила зубы.

Ледяная игла снова шевельнулась под челюстью. Пальцы сжались на ноющем затылке. Человек решил таким образом взбодрить меня.

— Вставай. — В негромком голосе отдаленно зазвенела сталь.

Укол. Еще укол. Лезвие ворочалось под ухом, словно устраиваясь на ночлег. Бока его были немыслимо холодны, а жало играло с нитью жизни, помаленьку рассекая волоконца. Одно за другим. Одно за другим.

Я схватилась за каменную балясину, кое-как разгибая ватные колени. Человек намотал волосы на руку и рывком поднял меня, запрокинув больную мою голову к прекрасному звездному небу. Звезды померкли, синева налилась чернотою, я закрыла глаза.

— Стой на ногах, каррахна!

Отрезвляющий пинок под зад. Рука, стиснувшая волосы, развернула меня лицом к темному проему двери.

— Иди!

Что мне оставалось делать? Я пошла.

Глава 11

Нагора

Воздух был густ от тепла, от мерцания живого огня, от моргающих, кланяющихся теней. Пахло воском, маслом, пылью, сухим деревом, железом… знакомый запах жилья.

— Стой.

Пальцы на затылке разжались, лезвие отодвинулось от шеи.

— Положи руки на стол.

Почему он не зовет стражу? Кто это вообще такой? Однако слушаюсь.

Горячие — чувствую сквозь платье — ладони сжимают мне ребра, быстро скользят вниз, вдоль талии, вдоль бедер. Хол-л-лера!

— Не дергайся.

Предупреждающий укол между лопаток. Закусив губу, терплю. Ищущая ладонь шарит по груди, по животу, ниже. Нигде не задерживаясь.

— Хм… — человек убрал руку. — Ты выбросила его в саду?

— Что?

— Оружие.

— Ка…кое оружие?

— Не знаю, какое. Или у тебя был яд?

— Не было у меня ничего, — чувствую, что начинаю дрожать. — Ничего у меня не было!

— Тихо. Не ори. Если жить хочешь.

А вот заору сейчас. Чтобы охрана сбежалась. Кто ты такой, вообще?

Словно в ответ на невысказанный вопрос, незнакомец ухватил меня за плечо и резко развернул к себе.

Взгляд уперся в шнуровку белой рубахи, пришлось поднять голову. Я недоуменно моргнула. Мужчина? Может, юноша? Этот странный шипящий голос…

Вороная грива, перечеркнутая полоской серебра, и тень под нею. Из тени горели глаза — огромные, иссушающие, стена черного пламени, а не глаза. Незнакомец отодвинулся на шаг, тень стекла прочь, явив узкое, как клинок, смуглое лицо. Яркое, яростное, жесткое лицо женщины. Слишком жесткое, слишком яростное чтобы называться красивым.

— Тебя подослали? — тихо спросила женщина, и воздух задрожал от ее дыхания. Что-то неслышное кипело и билось в ее хрипловатом голосе, — Кто? Рассказывай.

— Нет… — прошептала я.

В больной голове что-то ворочалось. Что-то пыталось сложиться, но не складывалось.

— Сядь, — она кивнула на крытую ковром лавку. — Сядь и рассказывай. Сама понимаешь, голубушка, лучше все честно рассказать. Будешь честной — умрешь легко.

Еще чего! В смысле, я не собиралась умирать. Я уже умирала, больше не хочу.

Села, оглядываясь. Большая комната, спальня или гостиная. Справа — тахта под пологом, напротив, на стене — ковер, увешанный оружием. На столе — трехрогий подсвечник. В окно заглядывала луна, ее лик был многажды пересечен перекрестьями переплета. Окно далеко. А ночной сад еще дальше.

— Так и будем молчать? — женщина с лицом твердым и узким, словно клинок, прислонилась к столу. В пальцах она вертела кинжал. — Ладно. Давай по порядку. Как твое имя?

— Леста.

— Фамилия, прозвище?

— Леста Омела.

— Откуда ты?

Я пожала плечами.

— Из города… с хутора Кустовый Кут.

— Неправда.

Я опять пожала плечами. Женщина потрогала пальцем стальное острие.

— Откуда ты?

— С хутора Кустовый Кут.

Она улыбнулась нехорошо. В лицо ее больно было смотреть. Глаза жгло. Я отвернулась.

— Тебе все равно придется говорить. Так или иначе. Лучше здесь и со мной, чем в подвале с кем-нибудь из мастеров Седого Кадора.

— Я… я ничего такого… я пришла за свирелью…

Пауза. Черноволосая женщина вертела в пальцах кинжал.

— Так где твое оружие?

— У меня не было оружия.

— Тогда что у тебя было? Или оно до сих пор с тобой?

— Нет у меня ничего!

Женщина нахмурилась:

— Оно и странно. Ни веревки, ни булавки, ни кошелька, даже пояса нет. Что это за маскарад?

— Я пришла за свирелью…

— Какой еще свирелью?

— За моей! Она тут, в этом доме… Кто-то играл на ней, я слышала.

Женщина отлепилась от стола и присела рядом со мной на скамью. Странная все-таки одежда. Рубаха-камиса из тонкого полотна, кожаные чулки и сапоги. Что, со времен Каланды мужской костюм вошел в моду? Тело женщины лучило болезненный жар, слишком напряженный, ранящий, и кожа моя начала коробится как пергамент вблизи огня. И кинжал оказался под самым носом. Я попыталась отодвинуться.

— Ты боишься. Значит виновата. Тебе есть что скрывать.

— Я… пришла за свирелью…

— Говори.

Тонкие пальцы клещами впились мне в подбородок, задрали голову. Взгляд удлиненных, невероятно больших глаз — черный, жаркий и неподвижный, словно жерло печи. Я зажмурилась.

— Не реви. Отвечай на вопросы.

— Сви… рель…

— Откуда ты взялась? Кто впустил тебя?