Сбывшаяся сказка - Елизавета Сагирова

 Я посмотрела на друзей несчастными глазами, но Колотун отвёл взгляд, Кактус покрутил пальцем у виска, а Весёлый не знал о моём обещании Дымку и вообще ничего не понял. Пришлось давить из себя невразумительное бормотание:

 - Мы... ну это ещё не совсем точно... сам понимаешь, Северный Полюс, это... Мы ещё подумаем... может быть.

 Мне не удалось провести Дымка. Он пошевелил губами, словно разговаривая сам с собой, потом поднял глаза на меня и сказал, как гирю уронил:

 - Я иду с вами.

  Остаток вечера мы провели за едой, болтовнёй и распитием прихваченной из бара бутылки вина. Никто нас не беспокоил, и мы расслаблялись на полную катушку. Под конец, когда мне уже захотелось спать, Весёлый поднял из травы гитару и подмигнул.

 - Ну что, молодёжь, сбацаете что-нибудь на сон грядущий?

 Кактус задорно тряхнул головой, отбрасывая со лба отросшую чёлку:

 - А, давай! Тряхну стариной.

 И мы тряхнули. Сначала он, я и Дымок оптимистично проорали под гитару "Ничего на свете лучше не-е-е-ету-у, чем бродить друзьям по белу све-е-ету-у!", потом Кактус соло исполнил пару шуточных песен про армию. После этого гитару неожиданно попросил Дымок, и я удивилась, потому что никогда не видела его играющим. Вопросительно посмотрела на друзей, но они удивления не высказали.

 Дым положил инструмент на колени, погладил лаковый бок, смущённо улыбнулся. Я пришла в уныние, потому что знала, каким репертуаром владеют парни его возраста. Вряд ли он при мне станет петь про резиновую Зину, но вот бандитские ножи, любовь-кровь и надрывный драматизм обеспечены. "А над сырою могилко-о-о-ой повесился сам прокуро-о-о-р".

 Дымок кашлянул, тронул струны и без вступления запел:

 - Если я богат как царь морской...

 Я почувствовала, как по лицу расплывается улыбка. Удивительно и приятно - Высоцкий! "Дом хрустальный". Надо же... Ай да Дымок!

 Высоцкого я слушала со школьных лет, вызывая культурный шок у одноклассниц, тащившихся по смазливым поп-идолам, на которых мне было глубоко плевать. На мнение одноклассниц, впрочем, тоже. А эта песня нравилась особенно, и я помню, как уже здесь в Зоне жалела, что никто из сталкеров её не знает и не играет. И сейчас захотела подпеть Дымку, но отчего-то застеснялась. А вот Кактус не застеснялся и подтянул с середины припева:

 - Родники мои серебряные...

 Весёлый и Колотун подпевать не стали, но слушали не шевелясь, с серьёзными лицами. После второго куплета Кактус замолчал, наверно забыл продолжение, и допел Дымок один.

 - Не сравнил бы я любую с тобой...

 У него оказался негромкий, но ясный и приятный голос. И пел он так... проникновенно что ли… С душой. Мне вдруг подумалось, что Дымок обязательно будет петь эту песню девушке, которую полюбит, и я даже испытала укол зависти. Нет, не потому что её будет любить Дымок, а потому что мне никто никогда песен не пел. В ресторане заказывали - да, но это ведь совсем другое...

 - Золотые мои россыпи...

 Дымок закончил петь, последний раз тронул струны и замолчал, глядя перед собой. Остальные тоже молчали. А потом Кактус неожиданно начал аплодировать. Это у него получилось так естественно и правильно, что мы сразу присоединились к аплодисментам.

 - Здорово! – искренне сказала я и даже показала Дымку большой палец, - А я и не знала, что ты не гитаре играешь. Спой ещё что-нибудь?

 Но Дымок вдруг покраснел так, что это было заметно даже в неровном свете затухающего костра, закашлялся и торопливо протянул гитару Весёлому.

 После Высоцкого петь и слушать что-то дурашливое мне не хотелось. Остальные видимо чувствовали то же самое, и над костром повисло задумчивое молчание. Оно явно затягивалось. Я уже хотела громко зевнуть и напомнить, что нам всем пора на боковую, когда Весёлый не сказав ни слова взял аккорд на гитаре. Медленный и грустный.

 Колотун, Кактус и Дымок повернулись к нему и приготовились слушать. А я сразу поняла, какую песню собрался петь Весёлый. Потому что уже её слышала.

 Сталкеры поют о разном. И про войну, и про любовь, и конечно "блатняк", куда без него. Но есть особая категория песен - это те, которые родились здесь, в Зоне. Написанные самими сталкерами, передающиеся из уст в уста, из КПК в КПК, от костра к костру. И часто бывает так, что автор давно лежит под грубо сколоченным деревянным крестом, а его произведение как звучало над несчастливой чернобыльской землёй, так и будет звучать, пока земля эта существует.

 Они были двух категорий, такие песни. Либо щемяще-грустные, источающие тоску, безнадёжность и покорность судьбе, либо наоборот - преувеличенно бодрые и весёлые, уверяющие, что сталкеру сам чёрт не брат, всё ему в Зоне нравится, и вообще он доволен такой жизнью, потому как донельзя крут. А песня, которую начал петь Весёлый была особенная. Она странным образом сочетала в себе и то и другое. С одной стороны сталкер о котором пелось, давно смирился с бродячей своей судьбой, ничего иного от жизни не ждёт и не к чему не стремится. Это должно быть грустно. С другой стороны сталкера сей факт нисколько не печалит, даже вполне устраивает. И это должно бы быть весело, но... весельем в песне и не пахнет. Тоской тоже. Вот и пойми о чём она.

 Песня называлась "Сбывшаяся сказка", её автора Весёлый не знал, но саму песню очень любил. Только пел не часто. Наверно считал, что для этого нужен особый случай. Сегодня он наступил.

 - Над Холмами ветер завывает,

  Чёрною химерой ночь крадётся…

  Мало сил, и время поджимает,

  Значит, в темноте идти придётся.

 Я подтянула колени к груди и уткнувшись в них подбородком, стала глядеть в костёр. Весёлый пел, и я видела в огне пасмурный вечер и одинокого усталого сталкера, бредущего в сгущающихся сумерках.

 - Это значит, больше не осталось,

  Вариантов у тебя в наличии,

  Только бесконечная усталость,

  Пустота в душе и безразличие.

 От этой песни на меня тоже всегда почему-то накатывала тоска и усталость, хотя казалось - с чего бы? Она далеко не самая грустная, которые мне доводилось здесь слушать.

  - Ты поправишь капюшон, и дальше,

  Зашагаешь под дождём по лужам,

  Это всё с тобой случалось раньше,

  Будет снова столько сколько нужно…

 Постепенно, стеснение, охватившее меня, когда пел Дымок, прошло бесследно и последний припев мы закончили вместе:

  - Для тебя сияют звёзды,

  Для тебя грохочут грозы,

  Зона – жизнь, мечта и песня,

  Лишь она судьба твоя,

  Для тебя здесь всё, что нужно,

  Здесь тебе ничто не чуждо,

  Это сбывшаяся сказка,

  Сказка только для тебя…

 Под мягкий и протяжный последний аккорд Весёлый соло повторил две последние строчки. Они всегда мне казались странными, потому, что сказку Зона напоминала меньше всего. Но сейчас показалось, что я начинаю их понимать. Ведь что такое сказка? Чудеса, чудовища, волшебные предметы, отважные герои, вероломные злодеи, и захватывающие приключения. В Зоне всего этого в избытке. Сказка? Сказка.

 Снова услышать эту песню мне доведётся ещё только раз – через несколько дней. Но тогда всё уже будет совсем по-другому, я тоже стану другой, и поэтому покажется, что она доносится из далёкого и чужого прошлого. А сейчас ею закончился сегодняшний вечер, мой последний вечер, наполненным уютным светом костра, голосами друзей, и непоколебимой верой в хорошее.

 Сказка начинала сбываться.

    Часть 2.

    Глава 1.

  Я жду рассвета.

 Наверху, этажом выше опять заскрипели половицы. Когда здесь ещё жили люди, наверняка скрип их раздражал, особенно ночью, если соседям сверху не спалось. Слишком хорошая слышимость даже для панельного дома. И сам скрип неприятный, похож на старческие голоса, одни выше, другие ниже. Но всё равно, даже если жильцы верхней квартиры имели обыкновение каждую ночь нарезать круги по комнате, реакцию хозяев на опостылевший скрип не сравнить с нашей, когда мы услышали его впервые. Вряд ли самому нервному соседу придёт в голову подниматься наверх с автоматам, открывать дверь пинком, давать очередь внутрь, обкидывать прихожую болтами… Оно и понятно – с тех пор, как здесь последний раз жили люди, город слишком изменился.

 Припять.

 Как там в стихах? Аптека. Улица. Фонарь. Или фонарь, улица, аптека? Ладно, не важно, аптеки я поблизости всё равно не заметила, а фонари здесь давно не горят. Лучше так. Ночь. Хрущовка. Третий этаж. Копец. Не складно? Зато правда. Эта квартира была второй, в которой мы ночевали. А для меня - последней.

 Так вот, когда мы только пришли сюда и услышали наверху скрип половиц, то понятно встревожились. Колотун, Кактус и Шухлый отправились наверх выяснять, кто там ходит. Я идти не могла и осталась сидеть на полу, куда они меня опустили, наведя на дверь «интратек». Но друзья вернулись и сообщили, что в квартире сверху никого нет. Впрочем, на всякий случай Колотун всё же поставил сигнальную растяжку у входной двери. Растяжку с тех пор никто не трогал, но половицы продолжали скрипеть уже вторую ночь. Мы привыкли.