Прогноз гадостей на завтра - Дарья Донцова

– Обязательно, теперь мне нечего бояться, да и следующий припадок скорей всего меня убьет.

– Какой припадок? – испугалась я, невольно отшатываясь.

– Да не бойся, – хмыкнула Аня, – это не заразно, астма у меня, но сегодня ничего не случится, я приближение ее за много часов ощущаю. А рассказать расскажу, давно мечтала правду на белый свет вытрясти! Слушай!

ГЛАВА 27

Анечка Яхнина родилась в бедной, но интеллигентной семье. Папа ее скончался, когда дочке исполнилось пять лет, и мама-библиотекарь в одиночку поднимала девочку. Зарплата сотрудницы районного книгохранилища была очень мала. Валентина Николаевна получала всего 90 рублей в месяц. Правда, потом она дослужилась до заведующей, и зарплата возросла до 140 целковых. Но все равно одеться, обуться, прокормиться на эти гроши очень трудно. Сколько Анечка себя помнит, мать считала копейки, собирая месяцами на зимнее пальто, сапоги и новогодние подарки… Хорошо хоть с летним отдыхом не существовало проблем, на три месяца Анюту отправляли в деревню к бабке, матери покойного отца. Так что июнь, июль и август проходили на природе, остальные месяцы она проводила в библиотеке. Книгохранилище распахивало двери в 14.00 и работало до 21.00, поэтому Анечка сразу после школы неслась к маме, делала уроки в тишине читального зала, ужинала и смотрела телевизор в комнате отдыха сотрудников…

Росла Анечка беспроблемным ребенком, тихим, послушным, замкнутым. Когда другие подростки начали самоутверждаться, грубить родителям, таскать двойки и требовать красивой одежды, Анечка спокойно ходила в жутких платьицах, созданных на швейной фабрике «Смена», никогда не спорила с мамой, и в дневнике у нее стояли только пятерки, там не было ни одной четверки.

Родители одноклассников поголовно завидовали Валентине Николаевне. Однако дети в школе не любили Аню. Она была очень сдержанна, не участвовала в проказах и вела себя на переменах словно старушка. Все носятся гурьбой, стреляются жеваной бумажкой, толкаются, орут, а Яхнина сидит на банкетке и читает учебник, готовится к предстоящему уроку. Не били за такое поведение Аню только лишь по одной причине: она охотно давала списывать на контрольных, легко решая за 45 минут все варианты по алгебре.

Но никто – ни одноклассники, ни учителя, ни мама – не подозревал, какие демоны таятся на дне души Ани. Класса с пятого девочка точно знала, кем станет! Врачом, но не простым, районным, бегающим по домам за копейки. Нищей, бережно складывающей, как мамочка, мятые рубли в коробочки из-под чая, она не будет никогда! Нет, Анечка достигнет небывалых высот, создаст, как Флеминг пенициллин, какое-нибудь удивительное лекарство, получит всемирную славу и Нобелевскую премию. Анечка не знала, чего ей хочется больше: признания или богатства. Наверное, все же денег хотелось сильней… Ночью Анюта лежала без сна, разглядывая в слабом лунном свете протертые, дешевенькие обои, посекшиеся занавески и люстрочку с одним разбитым рожком. Нет, слава хорошо, но деньги лучше. Нобелевскую премию надо получить всенепременно, у ее детей будет все: красивая спальня, игрушки, книжки, еда и сладости…

Золотую медаль она получила элементарно. Никому в школе даже в голову не приходило, что Яхнина закончит учебу с «пустыми руками». Впрочем, награда была заслужена упорным трудом. Валентина Николаевна не бегала к директору, как другие родители, не таскала бесконечные презенты учителям, не выпрашивала пятерки… Мама Ани бывала в школьном здании только на собраниях, да и то не на всех…

В институт Анюта попала сразу, с легкостью преодолев один положенный для медалистов экзамен. Началась студенческая пора. Но снова вечеринки, выпивки и веселье обходились без Яхниной. Аня дни напролет проводила над учебниками, к третьему курсу стала ленинской стипендиаткой и получала по ведомости сто рублей в месяц, в отличие от всех студентов, имевших тридцать пять. Яхнину заметил профессор Яковлев, мировая величина в области тропической медицины. Александр Михайлович пригрел умную, честолюбивую девочку и, когда та, получив красный диплом, выпорхнула из alma mater, пристроил ее в аспирантуру в институт к Даутову.

Началась иная, взрослая жизнь, и меньше чем через полгода Анечка поняла, что путь к Нобелевской премии будет тернист. В НИИ Яхнина опять оказалась в гордом одиночестве. Ее одногодки, девушки и юноши, писавшие диссертации, не слишком утруждались. На создание работы государство давало целых три года, в течение этого срока каждый месяц выплачивалась стипендия, да еще капали кое-какие денежки за преподавательскую работу. В первые 12 месяцев полагалось сдать экзамен, пресловутый кандидатский минимум, на второй год… Словом, никто не торопил аспирантов. Поголовное их большинство основную часть отпущенного срока тратило не на научные изыскания, а на совсем другие, более приятные вещи. Выходили замуж, рожали детей, потом разводились. Одним словом, написание кандидатской растягивалось на неопределенный срок. Представляете теперь, как раздражала молодежь, привыкшую к праздному времяпрепровождению, трудолюбивая Анечка, успевшая всего за один год все: и сдать экзамены, и написать работу, и напечатать в журналах необходимые для защиты научные статьи?

Но черт с ними, с аспирантами, они только злобно поджимали губы при виде Яхниной, хуже было другое. Старших сотрудников, в основном женщин за пятьдесят и членов ученого совета, слишком работоспособная Анечка бесила ничуть не меньше. Большинство научных дам сумели стать кандидатами, когда им исполнилось сорок, а то и сорок пять… Здесь же наглая выскочка, не успевшая справить тридцатилетие, притаскивает готовый труд и заявляет секретарю совета:

– Одна работа выполнена, сяду вскоре за докторскую.

Эту фразу потом с разной степенью негодования повторяли на всех этажах. В общем, на момент защиты Яхниной все члены совета находились в крайней степени раздражения. Может, они бы и справились с завистью и злобой, но недальновидная Анечка явилась на защиту в шикарном черном платье, ловко подчеркивающем все изгибы прелестной фигурки, с роскошной прической, умопомрачительными серьгами и отличным макияжем. Огромные глаза светились счастьем, губы сами по себе расплывались в улыбке… Девчонка предвкушала оглушительный успех. Это уже оказалось слишком. Никто ведь не знал, что платье и драгоценности дала ей всего на один день подруга матери, а прическу соорудила бесплатно соседка, работающая мастером в «Чародейке»…

Ученые дамы, расплывшиеся от постоянного сидения над микроскопами, обдернули свои вытянутые вязаные кофты, тряхнули «химическими» головами и… налетели на Анечку, как коршуны на цыпленка.

Подобного сокрушительного разгрома работы стены института не видели ни разу. Аня не упала в обморок лишь по одной причине: не желала доставлять радость злобным бабам. Поэтому стояла на трибуне с улыбкой, стойко «сохраняя лицо», но ноги стали ватными, пальцы рук дрожали, а по спине липкими струйками тек пот… В особенности усердствовала Червь. Собственно говоря, Евгения Ивановна и погнала волну, первой обвинив Анечку в некомпетентности, поверхностности и неумении делать выводы. Она же предложила признать работу непригодной для защиты, ловко заткнув своих оппонентов.

Итог впечатлял – только два белых шара.

В полном отчаянии Аня приехала домой и, не отвечая на вопросы испуганной матери, заперлась в своей комнате. Не привыкшая к неудачам в учебе, девушка переживала свой провал особо тяжело и решила завтра не ходить в институт.

Вечером, часов около десяти, раздался звонок телефона.

– Нюша, возьми трубку, – крикнула мать.

– Скажи, сплю, – буркнула Аня.

Но Валентина Николаевна забарабанила в дверь:

– Возьми трубку, она говорит, точно знает, что ты бодрствуешь.

– Кто там?

– Гема Даутова.

Удивленная вконец, Анечка сказала:

– Алло.

– Спустись вниз, я сижу в машине у твоего подъезда, – сообщил высокий голос.

– Может, вы сами подниметесь? – вежливо предложила Аня.

– Спускайся!

Ничего не понимавшая Яхнина побежала по лестнице вниз. Она, естественно, знала, что Гема – дочь директора института и что мать Даутовой заведует лабораторией. Никакой дружбы между ними не было. Но девушки были примерно одного возраста и раскланивались, сталкиваясь в коридорах, а один раз их места оказались во время конференции рядом, и они немного поговорили. У Ани осталось самое приятное впечатление от дочери высокопоставленных родителей, та была умна, хорошо воспитана и ничем не подчеркивала разницу в их социальном статусе. Гема называла Аню на «ты», но Яхнина «выкала» Даутовой…

– Садись, – велела Гема, распахивая дверку «Жигулей».

Аня покорно нырнула внутрь салона, пропахшего дымом.

– Будешь? – предложила Даутова сигареты.

– Спасибо, не курю…

Гема вытащила тоненькую сигарету, щелкнула зажигалкой, затянулась, медленно выпустила сизое облако и с чувством произнесла: