Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

– Вы ешьте. Не стесняйтесь! – Поляков услужливо протянул Павлу ложку.

Но Клюфт опустил глаза и напряженно сказал:

– Спасибо! Я сыт. Мне бы чая!

– Что? – не понял Поляков.

– Я говорю, Олег Петрович, мне бы чая! – вызывающе повторил Клюфт.

Майор явно расстроился, хотя и попытался не подать вида. Он резким движением бросил кусок хлеба. Часть икры свалилась на скатерть. Пододвинув чашку, налил в нее густой и ароматный чай. От его запаха Павел вновь зажмурился. Он взял посуду в руку и медленными глотками отпил приятную на вкус жидкость.

Поляков отошел к окну. Он смотрел в мутное и почти замерзшее стекло. Что он там увидел, Клюфт не знал. Окно выходило в тюремный двор. Кроме корпусов и решеток да колючей проволоки там любоваться было не на что.

– Скоро новый год, – загадочно и немного романтично сказал майор. – А вы даже запомнили мое имя и фамилию, это похвально!

Павел допил чай и, сложив руки на коленях, отвернулся от стола. Он не мог смотреть на все это гастрономическое изобилие. Поляков это заметил:

– А вы, я вижу, человек упрямый, – майор достал из кармана серебряный портсигар и, постукав о блестящую крышку гильзой папиросы, закурил.

Майор медленно подошел к Клюфту и, щелкнув портсигаром, предложил Павлу:

– Возьмите. Курить возьмите.

Павел сглотнул слюну. Затянуться табаком – и можно перебить чувство голода. Клюфт попытался подняться со стула. Но Поляков надавил ему на плечо, и встать не позволил.

– Курите сидя. Курите. Еще настоитесь.

Павел вставил папиросу в рот. Поляков дал подкурить. Клюфт, ткнувшись в огонек носиком своей гильзы, закашлялся.

– Вы скажите мне, Павел, а когда она вас завербовала?

– Что? – не понял Клюфт.

Поляков наклонился к нему совсем близко. Лицом к лицу. И, пыхнув табаком в глаза, повторил:

– Эта бухаринская сучка, она вас учила вот так держаться на допросах?

– Не понял? – выдавил из себя вновь Павел.

– Все ты понял! – Поляков выпрямился и отошел от Клюфта.

Он вернулся на свое место и, сняв со спинки стула китель, медленно надел его. Павел напряженно курил, не зная, куда сбросить пепел. Он потихоньку стряхивал его в ладонь.

Поляков размеренно застегнул ремень. Портупею. Достал из кобуры свой «ТТ». Передернул затвор, дослав патрон в патронник.

– Вы знаете, Клюфт, какая вот удивительная штука этот пистолет. Вообще оружие. Раз! И нет человека! Раз – и нет жизни! – майор направил ствол на Павла и, прищурив один глаз, нацелился ему в лоб.

– А как вы думаете, за какое время долетит пуля до вашего лба?

– Что? – опешил Клюфт.

– Ну, сколько времени потребуется пуле долететь до вашего черепа? – ехидно переспросил майор.

– Ну, не знаю. Нисколько, мгновенно… – ответил Клюфт.

Он с вызывающим хладнокровием смотрел на этого человека, который метился в него. Нет, страха не было. Ненависть, одна ненависть и презрение. «Стрелять? Нет, он не будет стрелять. Он боится. Он испугается стрелять. Да и зачем ему это делать? Мараться? Нет, это не его удел», – подумал Павел.

– Нет, вы не правы, Павел. Вы не правы! – с издевкой в голосе сказал майор. – Есть время. Пусть и маленькое. Пуля будет лететь до вашего черепа долю секунды. Сотые, тысячные, не важно, но пройдет время. Это для нас, людей, это мгновение, а для какого-нибудь комара, у которого продолжительность жизни всего сутки, это много. Как целый день для нас, людей. Представьте, его сутки – это сто лет. А значит, и секунда – это много. Вот. Так что все относительно.

– Я не понимаю вас. Не понимаю, – Павел отвел глаза.

– Все вы прекрасно понимаете. И отказались кушать, я вижу, прекрасно все поняли. Почему? Вас кто-то учил? Кто? Она?

– Кто «она»? На кого вы все намекаете?

Майор тяжело вздохнул и, убрав пистолет в кобуру, прошел к своему рабочему столу. Он стоял в углу. Там же сейф, большой, массивный, и шкаф с книгами, в основном, как показалось Павлу по обложкам, это были полные собрания сочинений Маркса, Ленина и Сталина. Большой портрет вождя с трубкой во рту висел традиционно на стене за креслом. Кстати, оно тоже большое, из темного дерева, с резными ручками и оббитой кожей спинкой.

– Ладно, хватит, Клюфт, хватит. Все закончено. Все.

– Что «все»?

– Все! – Поляков опустился в кресло. – Раз вы не хотите есть, обед закончился. Садитесь вон на тот стул! – скомандовал жестко и властно Поляков.

Он, медленно надел пенсне и кивнул на одиноко стоящий посредине кабинета стул. Высокая спинка. И жесткое деревянное сиденье. Опять эта картина – «стул-эшафот».

Поляков достал папку с уголовным делом. Листая страницы, он читал протоколы. Павел медленно примостился на жесткое седалище, сжимая потухший окурок в кулаке. Он так и не решился его засунуть в карман, чтобы докурить в камере.

– Вы давно работаете на нее? – спросил совсем грубо Поляков.

Он явно преобразился. Из добродушного и гостеприимного хозяина вновь превратился в жесткого и властного следователя. Металл в голосе и небрежные взгляды сквозь стекла на носу.

– На кого? Вы о чем?

– Все, хватит. Я вас сюда пригласил не любезничать. Хватит. И так поговорили мирно. Вы думаете, у меня железное терпение?

– Нет, но я думал, вы хотели меня сами обедом угостить.

– Вижу, вы разговорились. Ну что ж, это хорошо. Пусть это будет хорошим началом в нашем сегодняшнем официальном разговоре. Допросе, а верее, «очной ставке». Вы когда-нибудь, раньше участвовали в «очной ставке»?

– Кто, я? Откуда? – удивился Павел.

– Ну, так, мало ли что… Ладно. Хватит, мне надоело. Итак, гражданин Клюфт, сейчас с вами будут проведены следственные действия, от которых будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Если вы пойдете следствию навстречу, то, возможно, у суда будут причины смягчить вам наказание. Если же нет, пеняйте на себя.

– Мне даже не предъявили никакие обвинения. Только слова. И вообще, мое дело же вел другой следователь. Фамилия у него такая странная. Маленький, что ли. Лейтенант. Он же вел дело. Почему вы? – спросил Клюфт.

– Что?!! – завизжал Поляков.

Он покраснел и налился кровью. Вскочил с кресла и, схватив массивное пресс-папье, запустил им в Павла. Тот уклонился. Чугунная болванка просвистела рядом с ухом и ударилась в стену.

– А ну сядь на край стула! Сядь на край стула, скотина! – орал Поляков.

Павел медленно подвинулся и сразу почувствовал, как острые углы сиденья впились ему в ягодицы. Кровь перестала поступать в ноги.

– Сиди и молчи! Ты тут никто! Мое дело говорить, твое – отвечать! Понятно?! – немного спокойнее сказал Поляков.

Он опустился на стул. Испуганные криком начальника сержанты вышли из-за ширмы и встали по стойке «смирно».

Покосившись на них, Поляков рявкнул:

– А ну, что встали, ведите! Ведите эту сучку! Где там она?

– В соседнем кабинете!

– Давай ее сюда!

Солдаты скрылись за дверью. Павел напрягся. Он смотрел на Полякова и ждал. А майор смаковал этой паузой. Он издевательски улыбался. Он наслаждался тревожным и паническим ожиданием арестанта. Офицер понимал: этот человек сейчас настолько напряжен, что каждая секунда для него тянется как год. Каждая секунда превращается в томление, в мучение. Ведь ничего хорошего дальше для этого человека не произойдет. Произойдет только плохое. Очень плохое!

Клюфт дотронулся до совсем высохших и горячих от напряжения губ тыльной стороной ладони. Павел посмотрел на дверь.

– Вы, Клюфт, изначально неправильно заняли позицию. Вы себя вразумили борцом за справедливость. Жертвой обстоятельств. Жертвой предательства. А это неверно. Это изначально проигрышный вариант, – нравоучительно сказал Поляков и тяжело вздохнул.

Офицер поправил волосы на голове и, словно ожидая свидания с девушкой, одернул воротник гимнастерки. Павел понял, что он тоже нервничает. Хоть и хорошо это скрывает. Но почему? Значит, все идет не так, как он хочет. Значит, не все ему подвластно. Значит, и он не полный хозяин ситуации. Клюфт презрительно посмотрел в глаза этому человеку. Но стекляшки пенсне скрыли зрачки офицера. Поляков опустил голову, рассматривая бумаги на столе. Он поднял лист и что-то пробормотал губами. Что, Павел не расслышал. Но Клюфту очень захотелось сказать этому энкавэдэшнику какую-нибудь гадость! Словесную! Раз уж нельзя его ударить, поэтому холеному и выбритому лицу, так сказать гадость. Тем более, они сейчас в кабинете одни. Нет свидетелей. Нет возможности вообще кому-либо услышать, что тут происходит.

Павел дерзко спросил:

– Хм. А кто же я, по-вашему? Если не жертва? Кто? Я… и есть жертва. Жертва вот таких, как вы. Жертва мелких и жестоких людей, которые возомнили себя полубогами. Вот и все. Но учтите: все ведь, как вы говорите, в этом мире относительно. Все. И неизвестно, кто будет следующей жертвой!

– Что вы имеете в виду? – опешил Поляков.

– А то, что ваша власть небесконечна. Небесконечна. И вы можете вот так, потом…