Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

– Простите. Я срываюсь. Простите. Вы, конечно, тут нипричем. Вы один человек. А один человек ничего не сделает. Простите меня, – Щукина тяжело вздохнула.

Она успокоилась. Андрон даже удивился, как эта девушка быстро может взять себя в руки. Он покосился на сверток из бархата, в котором лежала библия.

– А что вы там принесли? Купили что-то? – Вера улыбнулась.

– Нет, это книга. Ее Паша просил ему принести, – неожиданно для себя ответил Андрон и тут же пожалел. Кто дернул его это сказать?! Почему?!

Вера зацепилась. Ее взгляд вспыхнул:

– Книгу? Он что-то просил принести? – девушка бросилась к свертку.

Но Маленький поднял библию и, прижав ее к груди, испуганно забормотал:

– Нет-нет! Вы не должны это видеть! И знать! Вы не должны! Нет! Вы не можете на нее смотреть!

Вера стояла в растерянности и не понимала этой реакции. Она не ожидала, что офицер НКВД запричитает и станет хвататься за сверток.

– Господи! Что там у вас? Что там он просил, что я не могу посмотреть? Странно! Я хочу посмотреть! Покажите мне!

Но Маленький отпрыгнул от Веры назад, словно испуганное пожаром животное в лесу. Щукина застыла в нерешительности. Она прижала ладошку к губам. В глазах мелькнул страх. Маленький, оправдываясь в своем странном поведении, быстро и невнятно забормотал:

– Вы не понимаете. Вы не можете это смотреть! Это только навредит Павлу. Поверьте! Я же обещал вам, что помогу ему. Так не мешайте мне. Не мешайте, – лейтенант судорожно надел шинель и застегивал портупею.

Но у него это не получалось. Пальцы не хотели слушаться, а пуговицы не попадали в петли. Андрон еще больше занервничал и так и остался стоять расстегнутым. Схватил сверток с книгой и, тяжело дыша, сказал:

– Я приду. Я приду еще. Я скажу. Но вам, конечно, не нужно было бы тут находиться. Не нужно. Понимаете. Вам нужно уйти отсюда. Нужно уйти.

Вера кивнула головой. Она грустно улыбнулась. Маленькому захотелось подскочить и обнять ее так сильно, чтобы хрустнули ее кости. Чтобы она почувствовала, как она ему дорога! Он хотел ее осыпать поцелуями. Целовать ее лицо, грудь. Он хотел схватить ее на руки и унести отсюда. Из дома его соперника. Андрон невольно закрыл глаза.

Вера, тяжело вздохнув, тихо сказала:

– Я же говорила вам, мне некуда идти. Некуда. Вот. Мой дом сгорел. Моя мама мертва. Мой папа арестован. Мне же надо где-то ночевать. И потом, что тут такого, что я буду жить в квартире у своего жениха? Это что, запрещено законом?!

– Да! Это запрещено! Квартира опечатана. И по закону тут никто не может быть. Никто! – Маленький сказал это с явным раздражением.

– Вы что ж, меня выгоните? Выгоните или арестуете? Или пойдете, доложите своему начальству? Чтоб сюда пришли солдаты и схватили меня? Как Пашу? Как моего отца?

– Нет, но…

– Что но? Так делайте это! Делайте!

– Нет! Простите, я не хотел! – Андрон потупил глаза в пол.

Вера улыбнулась. Но улыбка была похожа на гримасу презрения:

– Тогда я буду тут жить. Буду.

– Хорошо. Живите. Но обещайте! Как только я вас попрошу, вы съедете отсюда! – Андрон покосился на Веру, как нашкодивший школьник на учительницу.

Та пожала плечами. Посмотрела в окно. И как-то вяло ответила:

– Съеду. Мы все когда-нибудь туда съедем…

– Нет, Вера. Я прошу. Вы не так поняли. Я чем смогу, я же обещал, я помогу, то есть попытаюсь помочь Павлу. Попытаюсь. Но и вы, вы тоже не должны его подставлять. Не должны рисковать. Он бы этого не одобрил!

Вера вздрогнула. В ее глазах мелькнула надежда. Девушка словно ожила. Она закивала головой:

– Извините. У меня вот нервы что-то совсем. Я, конечно, сделаю так, как вы скажете. Сделаю. И все. Главное, чтобы Паше там было легче! А в вас я верю! Я могу жить на вокзале! Пока!

– Нет, не надо на вокзале! Не надо! Там патруль и комендант! Нет!

– А где мне жить? На улице очень холодно! На работе я не могу оставаться на ночь!

– А соседи? – Андрон положил сверток и застегнул портупею.

– А соседи боятся. Только вот себе проблем. Кому нужна дочь врага народа?

– Что? Неужели отказались?

– Хм, напрямую, конечно, нет! – Вера тяжело вздохнула. – Но дали понять…

– Ну, тогда… – Маленький замялся.

– Что тогда?

– Тогда, может, вы у меня будете ночевать? А? Я все равно поздно прихожу. Или вообще ночью не ночую. Работа. А вы могли бы спать у меня в комнате. У меня комната в центре города. На проспекте Сталина. Да… двадцать пять квадратов! Бывшие буржуйские хоромы! Паровое отопление! А? Две кровати! Одну я вам выделю!

Вера испуганно посмотрела на лейтенанта. Он! Это предлагает ей он?! Человек в этой страшной для нее форме! Шинель с красными, как кровь, петлицами! И капельки, бусинки-кубики в них! Люди в такой вот форме уводили ночью ее отца! Люди в такой форме, скорее всего, уводили и ее любимого человека, отца ее будущего ребенка, Павла! Они уводили его туда, в это мрачное место, в тюрьму! А сейчас этот человек в похожей военной форме предлагает ей кров?! Абсурд!

Вера зло ухмыльнулась:

– А вы не будете выпытывать у меня, о чем я разговаривала с Пашей? Может, у вас задание? Вот так охмурить невесту арестованного вами человека? А, лейтенант?

– Ну, зачем вы так! – обиделся Андрон.

Он наконец-то спокойно застегнулся и, поправив верхнюю пуговицу, надел фуражку, потупил глаза в пол:

– Я, правда, хочу помочь вам. Извините. Мне нужно идти. Но вы все равно подумайте. Подумайте!

Маленький повернулся и быстро вышел, прикрыв за собой дверь. Но она все равно предательски скрипнула. Петли всхлипнули. Они, как немые свидетели, тоже переживали за своего хозяина. Вера еще долго стояла и смотрела вслед ушедшему офицеру. Она молчала. Слезы катились по ее щекам. Теплые, почти горячие и горькие, они прокладывали неровные дорожки к краешку губ.

Вера смахнула их ладонью и тихо спросила сама у себя:

– И все-таки, что же он такое нес Павлу? Почему он не показал это мне? Чего он так испугался? Странно…

Глава четырнадцатая

Сон – что может быть слаще в этом мире! Сон – он даже приятнее любви! Сон – он важнее всего! Сон, это то, без чего человек не может жить! Как жить без сна? Ведь самое сокровенное или желанное приходит именно во сне! Во сне человек предчувствует и неприятности! Во сне встречается со смертью! Так как же без сна? Как? Значит, сон нужнее всего человеку? Сон – это вторая жизнь человека! Вторая параллельная жизнь! Во сне узник может получить свободу! Старик – молодость, а инвалид – здоровье! Во сне девушка может стать такой, какой захочет: красивой и стройной, а юноша чувствовать себя былинным богатырем!

Павел через неделю пребывания в тюрьме, как и практически все ее обитатели, мечтал, чтобы именно вот эта, вторая жизнь, была гораздо длиннее той страшной и действительной первой. Той, в которой каждый день, а то и по несколько раз на дню, водили на допрос, оправку, прогулку. В баню. Водили к врачу и просто водили, водили, водили… по длинным и вонючим коридорам мрачной тюрьмы! А во сне! Во сне они все были свободны! Во сне они могли мечтать, о чем захочешь, и самое главное, никто не мог запретить этого делать! Никто! Ни следователь, ни надзиратель, ни сосед по камере, ни крыса у бачка с «парашей»! Человек был свободен!

Павел только сейчас понял, какое это счастье – спать сколько захочешь. Какое это счастье – просто выспаться. И тут, в тюрьме, не зря самым страшным наказанием было вовсе не чувство голода от недоедания противной баланды и «чая-помоев», а именно лишение сна! Отдыха с закрытыми глазами! Когда ты принадлежишь только себе и своим мыслям! И именно сна-то так не хватало…

Неделя пролетела быстро. Павел поймал себя на мысли однажды утром, что он вообще забыл, когда был на воле. Последняя неделя перечеркнула его прошлое. Оно казалось далеким и прекрасным сном, в который вряд ли вернешься, но так хочется его посмотреть!

«Сон, опять сон! Я помешан на сне! Сон, мне хочется спать. Спать! Спать и видеть сны. Меня определенно тянет к самоубийству! А в принципе, что тут такого? Убить себя? Это ведь так просто – погрузиться в этот длинный и черный сон под названием «смерть». Где не будет ничего, просто покой и все! Просто умиротворение! И никаких проблем и эмоций! Никаких страданий и радостей, просто сон! Сон, вечный сон!» – Павел пугался своих мыслей.

Ему порой становилось страшно, как легко он рассуждает о смерти! Он думает о смерти как о чем-то простом! Как о благе! Не как о страшном и ужасном, а как об избавлении! И он не боится ее!

«Смерть, а что такое смерть? Смерть – это конец, но за концом должно быть начало! За концом должно что-то произойти? Не может же быть, что смерть просто будет вечной! Значит! Значит, смерть – это наивысшая стадия человеческого счастья, просто оно так велико, что человек его боится?» – так часто Павел рассуждал во сне.

На жесткой «шконке» тюремных нар в короткие минуты покоя он думал о вечности. Как ему казалось, «о доброй и щадящей вечности!» «Но разве вечность бывает не щадящей? Разве вечность бывает злой или доброй? Она просто вечность!» – такие мысленные рассуждения заводили Клюфта в тупик. Ведь все заканчивалось думой о смерти. В представлении Павла теперь смерть и вечность были параллелями.