Самвел - Раффи

Последние слова Самвела, видно, задели гордость княжны, и она довольно строго сказала:

— Не для того я отправляюсь в лагерь армянской царицы, Самвел, чтобы искать там убежище или защиту. Я хочу небольшие силы Рштуника присоединить к воинству всей Армении. Если бы я захотела прятаться и спасать себя, то для этого в наших горах имеется много неприступных мест. Какие именно приказы получили твой отец или Меружан Арцруни от Шапуха, я не знаю; об этом я впервые слышу от тебя. Но я знаю твердо, если бы враг приблизился к нашим замкам со стороны суши, персы не только не смогли бы ими овладеть, но и сами погибли бы в наших горах. Так оно и случилось, но не совсем…

Княжна подробно рассказала о том, чего Самвел еще не знал. Подтвердила, что в ночь нападения она вместе с отцом была на охоте и это спасло их от рук врага. В замке оставалась лишь мать с небольшим числом охраны. Враг наступал с двух сторон, и для этого разделил свое войско на две части. Часть приближалась по суше, а другая водным путем. Отряд, нападавший с озера, не встретил сильного сопротивления и овладел замком. А те, что наступали с суши, большой частью погибли в горных ущельях и пещерах. Очень немногим из них удалось бежать в Ван.

Самвел только теперь понял причину тех военных приготовлений, следы которых попадались ему по пути и так настойчиво привлекали его внимание. Он обнял княжну и воскликнул с воодушевлением:

— Я верю, дорогая Ашхен, в твои страшные горы, в твои темные леса и в храбрость твоих горцев! Я на себе испытал их мощь…

— Каким образом? — спросила княжна, высвободившись из его объятий.

— Когда я въезжал в Рштуник, со мною было триста всадников, теперь же у меня осталось только сорок три человека.

Княжна побледнела.

— Как ты неосторожен, Самвел! — смущенно сказала она. — Отчего ты не предупредил меня о своем прибытии? Зачем было терять людей?

— Я уже говорил, что написал тебе письмо, но оно не дошло до тебя. Но довольно об этом! — сказал он, меняя разговор. — Оставшихся сорок три человека мне вполне достаточно, чтобы отправиться туда, куда я задумал.

Последние слова он произнес с таким выражением, что княжна вынуждена была спросить:

— А куда ты отправляешься?

— Я еду к отцу…

— Ты все еще признаешь его своим отцом, Самвел? — воскликнула княжна и в гневе отвернулась.

— Да, Ашхен! Я еще люблю его. Я должен с ним повидаться, обязательно должен. Я еще надеюсь на то, что мольбой и слезами смогу отклонить его от злодейских намерений. Если же мне не удастся, тогда…

— Что ты тогда сделаешь?

— Не спрашивай об этом, дорогая Ашхен, умоляю тебя, не спрашивай!

Княжна задумалась. Такого ответа она не ожидала. Она не думала, что Самвел мог скрывать от нее вещи, ему известные, так как была уверена, что для нее открыты и ум и сердце Самвела. Что же вынуждает его таиться перед нею?

— Хорошо, я не буду об этом спрашивать тебя, Самвел, — сказала она печально, — но я чувствую в твоих словах что-то страшное.

Улыбка Самвела ее взволновала, когда он спокойно ответил:

— Если даже в моих словах кроется тайный смысл, можешь быть уверена, дорогая Ашхен, что в них нет ничего страшного, они ясны и светлы. Пока только так я могу успокоить тебя: я не собираюсь делать ничего плохого или бесчестного. А моя встреча с отцом для меня необходима…

— Напрасная трата времени, Самвел. Ты все еще надеешься, как ты говоришь, мольбой и слезами воздействовать на отца. Но почему ты не думаешь, что и он так или иначе постарается склонить тебя на свою сторону? Я не сомневаюсь, что, как только ты явишься, он непременно предложит тебе помочь ему. Ты, конечно, откажешься. Тогда он захватит тебя и, чтобы ты ему не мешал, посадит в темницу и таким образом лишит тебя возможности выполнить все твои благие намерения.

— Он не будет жестоким!

— Он не пощадил мою мать, свою кровную родственницу, не пощадит, несомненно, и родного сына.

«Тогда и я его не пощажу», — сказал про себя Самвел и, обратившись к княжне, добавил:

— Надейся на мое благоразумие, дорогая Ашхен, я не допущу, чтобы он поймал меня в ловушку.

Но княжну эти слова не успокоили.

— А что думает твоя мать? — спросила она.

— Она во всем согласна с ним. Тебе ведь известно ее тщеславие и ее ненависть ко всем Аршакидам. Шапух обещал ее брату Меружану армянское царство, если он выполнит его приказ. Это обещание, на которое она возлагает большие надежды, совсем свело ее с ума. Она готова идти на все: принять персидскую веру, уничтожить христианство, лишь бы ее брат стал царем Армении.

— А что обещал Шапух твоему отцу?

— Должность спарапета Армении.

— А мать твоя знает, что ты едешь к отцу?

— Ей ли не знать! Она сама снарядила меня в путь с такой пышностью, как это подобает скорее царю. Она дала мне конный отряд — ратных людей, погибших в ваших лесах. Я доволен, что избавился от него. Он был мне тяжелой обузой. Надо благодарить ваших горцев за то, что они облегчили мой груз…

Теплые лучи солнца заливали долину; было уже за полдень.

Княжна и Самвел все еще разговаривали. Ашхен не сомневалась в искренности Самвела: она знала, насколько он был честен и правдив. Но она беспокоилась за его жизнь, с которой была связана и ее жизнь. Предприятие Самвела казалось ей весьма опасным, хотя она и надеялась на его ум и храбрость. Она не принуждала любимого человека отступить от своих намерений, но спросила:

— Когда же ты вернешься?

— Этого я не могу сказать, дорогая Ашхен, потому что не знаю, когда и где найду отца. Но я надеюсь, что скоро вернусь.

— Где мы встретимся?

— Здесь. Отсюда мы вместе отправимся в лагерь царицы Армении.

— Я охотно дождалась бы тебя, Самвел, если бы твердо знала, когда ты вернешься. Но я решила на этой же неделе отправиться в лагерь царицы. Там мы и увидимся, если на то будет воля божья. — При этих словах голос ее задрожал.

Самвел взял ее руку в свои ладони.

— Решено, — сказал он со скрытым волнением, — мы встретимся в лагере царицы. Я надеюсь, что при встрече ты, дорогая Ашхен, поцелуешь меня в лоб и скажешь: «Да, ты достоин быть моим мужем», и это будет лучшей наградой за то тяжелое испытание, к какому влечет меня любовь к родине. Относительно всего мы условились. Я не стану больше задерживать тебя: знаю, твои горцы ждут тебя. Обними меня, дорогая Ашхен, поцелуй и благослови. Бог услышит мольбу невинных уст. Я отправлюсь в стан врагов. Мой путь — путь гибели или славы. Твой поцелуй вдохновит меня и окрылит, а твое благословение устранит невзгоды. Обними же меня, дорогая Ашхен!..

Они обнялись. Тихие потоки слез долго лились из их очей, но они не в силах были угасить пламя горящих сердец. «Источник слез» печальным журчанием вторил их глухим рыданиям…

IV. Амазаспуи

У Вагана была сводная сестра из рода Мамиконянов, сестра Вардана, по имени Амазаспуи, которая была женой владетеля Рштуникского гавара Гарегина… А нечестивые Ваган и Меружан приказали начальнику крепости (цитадели Вана) притеснять княгиню, если она ни примет законов маздеизма. Когда Амазаспуи не согласилась принять религию маздеизма, то ее повели на высокую башню… раздели донага… и, привязав ноги веревкой, повесили вниз головой с того высокого места. И так она умерла на виселице…

Луна торопливо скользила к высоким вершинам Сипана, которые тонули в густом, гнетущем мраке. С непостижимой грустью расставалась она с красивой, живописной местностью, где каждую ночь перед ней раскрывались чудесные картины. Внизу беспокойно шумело Ванское озеро. Оно волновалось тоскливо, как влюбленный перед вечной разлукой. В пылкой страсти похитило оно с неба трепетные лучи бледной царицы неба и, сверкая, обнималось с ними и грустным шепотом волн, казалось, говорило им: «Не убегайте, не покидайте меня во мраке». Но лупа ускользала…

На восточном берегу озера высились, башни и зубчатые стены древнего города. При свете луны этот город был похож на древнюю волшебницу, выглядевшую, несмотря на свою старость, все еще красивой. Там, в своих воздушных дворцах, среди висячих садов[51], самая пленительная чародейка мира Семирамида развлекалась некогда любовью молодого армянского царя.[52]

Это был город Ван.

Луна скрылась за высотами Сипана, оставив за собой глубокий мрак. Исчез из глаз прекрасный город, исчезло и сверкающее озеро. Теперь доносился лишь глухой ропот волн, словно кто-то, охваченный горем, жалобно всхлипывал в ночной тишине.

Свет луны сменился другим светом.

В воздухе над городом замелькали многочисленные огненные шары. Казалось, что все небо охвачено огромным пожаром, что загорелись звезды и падают на землю. Однако эти пылающие шары поднимались снизу; они перевертывались в воздухе и затем уже падали вниз. Это был огненный праздник, дьявольская игра с огнем…