Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, так оно и было.
— Нет. — Воронцов помолчал. — Завтра. А то я сейчас, боюсь, еще не то скажу.
Он резко оттолкнул шлюпку от берега, а Феодосия все смотрела ему вслед — пока закат не заполонил все небо.
Никита Судаков подвел черту в большой, в половину стола, книге и записал под ней баланс.
Перед ним стоял ларчик с документами, и купец стал раскладывать их на две стопки. Правая получилась значительно больше левой, и Судаков с удовлетворением придвинул к себе несколько бумаг, которые требовали внимания.
Письмо от Мартина Клюге он получил своими путями. Феодосии совсем не нужно пока знать, что обсуждают давние знакомцы. Клюге писал старым ганзейским шифром, Хоть и посылались письма секретно, но купцы даже между собой пользовались теми мерами предосторожности, которые переняли от своих отцов.
«Ответы из Гамбурга, Лондона и Антверпена я получил, — читал Судаков. — Остались еще Стамбул и Венеция, оттуда писем ожидаю на днях. Ту шкатулку, что передал ты мне, я пущу в дело, процент твой остается обычным, и вся прибыль будет распределена так, как ты мне отписал. Подумай еще о том, чтобы увеличить твою долю в торговле сукном. Испания и Франция отказались от выплаты долгов, итальянская война для них оказалась непосильной.
Рынок серебра упал, но ожидается, что после перемирия ткани сразу поднимутся в цене.
Что касается специй, то дело это прибыльное и таким останется. Продолжай вкладывать деньги в корабли, что ходят в Индию, здесь замедления не будет.»
Никита Григорьевич отложил письмо и углубился в вычисления. Подведя итог, он повертел в руках пачку бумаг и задумался. Можно, конечно, отправить в Орешек гонца, но крепость наверняка кишит людьми царя Ивана, и всяко прежде нужно поговорить с боярином Вельяминовым наедине.
— Лодья моя готова?
— С утра еще, Никита Григорьевич. С кормщиком говорить будете?
— Нет, заплати ему, и пусть домой идет. Сам поведу. — Судаков поднялся и, заперев ларец, убрал его.
— По Ладоге? — слуга замялся. — Тяжело вам будет одному-то.
— Не в первый раз. Да не бойся ты, лето на дворе, штормить не будет».
Слуга только вздохнул — спорить с Никитой Судаковым, коли он что порешил, было бесполезно Весь Новгород об этом знал.
Когда прочли молитву после трапезы и дети, убрав со стола, попросили разрешения уйти, за столом у Клюге остались только Джеймс и Феодосия. Степана Мартин увел в библиотеку, чтобы обсудить предстоящий переезд в Лондон.
В массивном серебряном подсвечнике трепетали огни свечей, и в их сиянии рубиновое испанское вино в бокалах казалось еще ярче. Феодосия по старой привычке намотала на палец выбившуюся прядь. Она уложила волосы на городской манер и не устояв, купила в дорогой лавке, у знакомца Клюге, серебряную сетку, украшенную мелким жемчугом — вместо простого льняного чепца.
Новое платье из серо-голубого шелка было отделано кружевами, они закрывали грудь, как и положено замужней женщине, и выглядывали из разреза на юбке. Корсет сверху был отделан серебряными застежками, торговец сказал, что так положено по последней итальянской моде. Феодосии, не привыкшей к корсетам, — на Москве вся женская одежда была просторной, — сначала чувствовала себя скованно, но увидев, как заиграл жемчуг на открытой шее, порадовалась, что поддалась уговорам фрау Катарины.
К поясу на цепочке была пристегнута совсем уж ненужная вещица. Феодосия сначала наотрез отказывалась ее купить, но потом не выдержала — уж больно хорош был палевый мех соболя, с лапками и головой, выкованными из серебра, и бирюзовыми глазами.
— Миссис Тео, — попросил Маккей, — расскажите о Москве.
— Лучше вы мне о Шотландии, — улыбнулась она. — Я же нигде не была, вот и море только раз видела, и то в детстве, даже забыла, какое оно.
Маккей посмотрел куда-то в сторону.
— Я видел море каждый день. Наш замок стоял на утесе, и на три стороны вокруг не было ничего, кроме моря.
— А почему вы уехали?
Маккей провел рукой по лицу, поднялся из-за стола.
— Долгая история, и не очень веселая, миссис Тео. Может, потом как-нибудь.
Феодосия вдруг заметила, что его черные вьющиеся волосы вовсю побиты сединой, днем она не так бросалась в глаза.
— Пойдемте, Джеймс, посмотрим на море. Вам все равно потом надо в порт.
Они неторопливо шли вдоль кромки прибоя. Феодосия переоделась в будничное платье, и накинула на плечи шотландскую шаль.
— Я сбежал из дома. Наш клан враждовал с кланом Сазерлендов, это наши соседи с юга. Вы знаете, что такое вражда кланов?
— Бывало, и у нас в России князья враждовали, но то дело давнее, как царская власть укрепилась, так все и закончилось.
— А в Шотландии до сих пор есть. — Джеймс остановился и посмотрел на запад, туда, где на темно-синем небе, всходила бледная луна. — Я был совсем еще зеленый юнец, собрал ватагу приятелей и подговорил их напасть на владения Сазерлендов. Мы разграбили и сожгли одну из деревень. Сазерленды пустились в погоню, и мой отец выступил им навстречу, со всеми силами клана.
— А потом? Хотя, может, не стоит вам бередить прошлое?
— Ничего, столько лет минуло. — Джеймс чуть улыбнулся. — Это было пятнадцать лет назад. Наш клан был разбит, отец попал в плен, и старший брат обвинил в этом меня. Я вспылил и ушел из дома. Вот и все.
— И вы ни разу и не были дома с той поры?
— Ни разу. — Маккей шумно вдохнул соленый воздух. — Только иногда вспоминаю, как шумело море по ночам. Под утесом, на которым стоял наш замок, волны пробили пещеру — в детстве мы спорили с братом, кто быстрее проплывет по ней.
— Ваш брат до сих пор в Шотландии?
— Моего брата повесили три года назад, когда граф Сазерленд разгромил наш замок. — Джеймс помолчал. — Доброй ночи, миссис Тео.
— А ваш отец? — подалась ему вслед Феодосия.
— Он умер в плену.
— Смотри, — Марфа стояла на коленях, роясь в сундуке, — вот он.
— Красота! — Петя восхищен прищелкнул языком и прикинул кинжал на руке. — Тут золота на три тройские унции, не меньше, а еще камни драгоценные.
— Да ты на ножны не смотри. Вот, клинок-то какой! — Она осторожно вытащила лезвие на свет.
— Дамасская сталь, — со знанием дела кивнул мальчик. — Металл из Индии возят, а сами клинки уже в Персии куют, дорогие они, европейские дешевле.
— Батюшка меня научил им владеть, — похвасталась Марфа. — И обещал еще, как я вырасту, сделать мне меч короткий, как раз по руке. А у тебя меч будет, Петруша?
— А зачем мне? Мой меч он вот тут, — Петя постучал себя пальцем по лбу. — Ежели у меня будет много золота, так я смогу сколько захочу охраны нанять, так что и меч брать в руки не придется.
— А ну как охрану перебьют? — подначила его сестра. — Давай покажу, как правильно нападать.
— Но только если ты потом задачу решишь, идет?
Марфа закатила глаза.
— Вот дались тебе эти задачи! Тоска зеленая и скучища!
— А кто вчера засел с ними в лужу? — фыркнул мальчик. — Ежели взято в долг под десять процентов годовых сто золотых и долговая расписка на три года выдана, сколько долга платить придется? И сидела же, и пыхтела, ровно дитя малое.
Марфа поджала губы и потянула Петю за руку.
— Давай, давай, зубы мне не заговаривай!
— Дочка, домой — заглянула в дверь Феодосия.
— Мамочка, еще немножко, мы только играть начали!
— Что ж вы до этого времени делали?
— Задачи решали, — невинно округлила глаза Марфа. Петя прыснул в кулак.
— Ну, играйте с Богом.
На колокольне церкви святого Олафа били к вечерне. Звезды висели совсем близко, кажется, руку протяни и достанешь их.
Ему снился огонь. На юге вставало зарево, заполошно блеяли овцы, стучали по каменистой горной тропе конские копыта. Не осталось ни неба, ни земли, только пылающий ад горящей галеры. Оттоманский флот осаждал Мальту, рабы в трюме — и он среди них — в ужасе смотрели, как подбирается к ним обжигающая, гудящая стена пламени. Или это было солнце?
Ослабевших бросали на краю пустынной дороги, и стервятники, кружившие над головой все дни, что их вели от моря в глубь песков, победно клекотали, опускаясь рядом. Белые кости, белый песок, раскаленный добела солнечный диск. Свист хлыста, стоны, завывание ветра, стук копыт по камням. Зарево, опять зарево — или это только закат?
Маккей открыл глаза и несколько мгновений лежал, тяжело дыша. Вокруг было тихо, только поскрипывал чуть качающийся на волне корабль. Он оделся и вышел на палубу.
Галеры шли под покровом ночи, на парусах. Дул резкий северный ветер. Рабы сгрудились в трюме, пахло немытыми телами, потом и страхом. Позади стояло зарево сожженных деревень, ветер с суши нес в море пепел, с палубы доносились крики — там насиловали тех, кто не прошел отбор для гаремов. Юных и красивых не трогали, их держали отдельно.