Лидия - Василий Воронков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был почти уверен, что мы оба не дотянем до четвёртого курса, однако последний в году экзамен — симуляцию, в которой требовалось управлять маршевыми и маневровыми двигателями одновременно, выходя на геостационарную орбиту — мы оба сдали с первого раза.
После экзамена Виктор выглядел как коматозник, которого несколько минут назад вывели из паралича. Волосы его спутались, лоб лоснился от пота, а под глазами пролегали тёмные круги.
Он предложил напиться на радостях, но я сказал, что свалюсь после первой же бутылки и вернулся в общежитие, один. Я хотел выпить чаю, полистать новые публикации в соцветии, но вместо этого прилёг на кровать, не раздеваясь, и тут же провалился в сон.
Мне снилась темнота.
Я находился в каком-то первозданном утробном хаосе из собственных желаний и мыслей, когда время ещё не существовало. Мои воспоминания — о другом, настоящем мире — вспыхивали, оборачиваясь мимолётными призраками, и исчезали, проваливаясь в бессмысленную пустоту вокруг, как будто я медленно и неумолимо терял память, превращаясь лишь в бесчувственную функцию, в тупую, выполняющую повторяющиеся действия машину.
И я видел Лиду.
Она медленно шла в темноте, удаляясь от меня. На ней было красивое светло-коричневое платье с кружевной юбкой и сумочка, похожая на портфель. Лида не замечала меня, она не знала, что я существую. У меня не было ни видимого образа, ни крика — я не мог даже позвать её по имени. Темнота неумолимо смыкалась над ней. Но потом Лида вдруг остановилась, почувствовав что-то. Она коснулась висящей на плече сумки, задумчиво пригладила на затылке волосы и — обернулась.
В этот момент я проснулся.
Была ночь.
Бледные фонари едва освещали аллею, на которой я когда-то поцеловал Лиду. Я подошёл к окну и, сощурившись, как от яркого света, посмотрел на чёрное небо.
Где-то у неразборчивого, похожего на застывшую волну темноты горизонта вспыхнул огонёк, и стремительная пульсирующая звезда устремилась вверх, вырываясь из гравитационного колодца.
43
Практические занятия начались на четвёртом курсе.
Перед этим для нас провели несколько тренировок на тренажёрах, которые, в отличие от центрифуги, имитировали реальные перегрузки при взлёте и посадке — вплоть до предельных для среднетонажных кораблей 6G. Перегрузки тогда уже не причиняли мне таких мучений; более того, костюмы, которые нас заставляли надевать — плотные и облегающие скафандры из странного материала, напоминавшего колючую резину — причиняли мне гораздо больше неудобств, чем неудержимая сила ускорения.
А потом в первый раз нас повезли на настоящий космодром — на таком же рейсовом автобусе, на котором мы когда-то с Виктором ехали в Тенешкино, чтобы посмотреть на взлётные шахты через пелену дождя.
— Чего? Дрожишь? — спросил меня Виктор, когда автобус только поднялся на эстакаду.
Я наглотался с утра успокоительного, хотя Тихонов всегда отговаривал нас принимать таблетки, чтобы не выработать привычки, и чувствовал лишь тупое вялое безразличие.
— Это же не экзамен, — сказал я. — Все действия контролируются настоящим оператором. Ты в принципе не сможешь сделать ничего такого.
— Настоящим оператором, — усмехнулся Виктор.
Мы мчались по эстакаде, которая поднималась вверх, как разводной мост — за высоким отбойником поначалу мелькали верхушки деревьев и уродливые столбы ретрансляторов, а потом я не видел уже ничего, кроме безоблачного голубого неба.
— Ты сам-то как? — спросил я.
Виктор поморщился и потёр рукой лоб.
— Да чёрт его знает, — сказал он. — Я пока не разобрался. Но, как ты говоришь, настоящий оператор, все дела. Можно просто тупить весь сеанс, и ничего не случится.
Я зевнул в ответ. Мелькающий вид за окном действовал на меня усыпляюще, солнце припекало, несмотря на ранний час, и я заснул, привалившись плечом к нагревшемуся стеклу.
Мне показалось, что Виктор растолкал меня буквально через несколько секунд.
— Хватит дрыхнуть! — фыркнул он. — Приехали!
— Как?
Я несколько раз моргнул и осмотрелся. Автобус стоял на широкой бетонной парковке — посреди мёртвого, похожего на радиоактивную пустошь поля, — а какие-то люди в невзрачной серой форме руководили высадкой, выпуская всех из автобуса по одному.
Мы с Виктором встали в очередь.
— Ты какой-то сегодня… никакой, — сказал Виктор. — Не спал что ли всю ночь опять?
— Вроде спал, — ответил я.
— Ладно, — сказал Виктор. — Поздно уже дёргаться. Это ведь и правда не экзамен.
Когда мы вышли из автобуса, я остановился, мешая остальным идти.
Поднялся ветер, и над выщербленным полотном парковки закружились маленькие смерчи из пыли. На секунду я представил, что маленький островок из бетона, на котором стоял наш автобус, со всех сторон, на сотни километров, окружает ровная выжженная земля, бесконечная пустыня, и только потом заметил горящую на солнце полосу дороги — где-то там, на обочине, я оставил свою прокатную машину, когда мы с Лидой смотрели, как взлетают из пусковых шахт корабли.
Я вздохнул. Ветер нёс в лицо колкую пыль, хотя небо было безоблачным и чистым, как в настоящей пустыне.
Виктор потянул меня за плечо.
— Пойдём, — сказал он. — Тут и ослепнуть недолго.
Нас разместили в пустом и унылом зале — таком же, как накопитель в Тенешкино, с белыми стенами и хлипкими просиженными скамейками, — только без окон и с яркими лампами дневного света под потолком.
Нас было ровно шестеро — именно такое количество операторов управляло большинством кораблей, — но мы до сих пор не знали, какие каждый из нас будет выполнять функции. По идее занятия должны были подготовить нас к любой из ролей, однако, думаю, мало кто тогда хотел стать первым пилотом.
Нас сопровождал молодой преподаватель — лет двадцати пяти на вид, — который иногда подменял Тихонова на лабораторных.
— Наш корабль называется Аэропа, — сказал он. — Это пассажирский корабль, который до недавнего времени совершал рейсы между Землёй и… — Преподаватель на секунду замолк, чтобы перевести дыхание. — Но рейс мы совершать не будем, — он хихикнул, — как и выходить в открытый космос… Впрочем, вам всё уже объясняли ведь так?
В зале раздалось невразумительное мычание.
— Пока нам придётся немного подождать. Всё уже почти готово. Шахта, из которой будет производиться запуск, находится отсюда на расстоянии где-то двадцати километров, и мы…
— Мне казалось, тут будет куча военных, металлоискатели, обыск и все дела, — сказал Виктор.
— Ты как будто разочарован, — хмыкнул я.
— Да нет. Просто странно.
— Пока нас пустили только в ободранную комнату со скамейками, — сказал я. — Посмотрим, что будет.
— Честно… — Виктор вздохнул. — Если честно, не верится, что мы выйдем в космос.
— Мне тоже, — сказал я.
Нас проводили в лифт, похожий на грузовой. На стенах, обшитых металлизированным пластиком, не было ни кнопок, ни индикаторов — так что оставалось лишь гадать, насколько глубоко мы спускаемся. У меня заложило в ушах.
Из лифта мы вышли в такое же пустое помещение с белыми стенами и лампами на потолке, как и то, в котором только что находились. Нас встретили двое мужчин в серых комбинезонах. Девушек в нашей группе не было, и нас всех отвели в одну раздевалку.
— Вещи оставляйте здесь, — сказал один из мужчин в комбинезонах. — Ничего, я повторяю — ничего, с собой не брать. Особенно суазоры. В противном случае вы не пройдёте через рамку и вас снимут с задания.
— Ну вот, — сказал я Виктору, — а ты беспокоился о проверке.
Виктор что-то промычал в ответ.
— Трусы-то хоть оставить можно? — пошутил кто-то.
— Можно, — недовольно ответил мужчина. — Одевайте костюмы поверх нижнего белья. Костюмы безразмерные.
Он вышел, и мы остались в одни в тесном помещении с металлическими шкафчиками, похожем на раздевалку у спортзала. Шкафчики открывались с помощью сканера отпечатков. Я подошёл к ближайшему и надавил большим пальцем на овальную панель. Дверца щелкнула и приоткрылась. Внутри, на хлипкой вешалке со скошенными плечами, висел серый комбинезон — такой же, как у встретивших нас мужчин.
Новая форма была не слишком похожа на ту, которую нас заставляли надевать во время тренировок в институте — ткань напоминала дешёвую одноразовую синтетику и неприятно липла к телу. Я едва натянул комбинезон на себя. Грудь сжимало так сильно, что я едва мог дышать.
— Зачем всё это? — пробурчал Виктор. — Как будто мы там фигуры высшего пилотажа будем выполнять.
— Не жалеешь, что не перевёлся? — попытался пошутить я, но Виктор в ответ лишь нахмурился и оттянул двумя пальцами сжимавший горло воротник.
Мы оделись и несколько минут сидели у шкафчиков, ожидая, когда за нами придут. Все молчали. Свет на потолке вдруг замерцал, как от перегрузки сети. Виктор посмотрел на мигающие газовые лампы, поднял указательный палец и уже даже открыл рот, но промолчал, опустив голову, и вновь потянул за тугой облегающий воротник. Действие моих успокоительных заканчивалось, и у меня затрястись руки.