Бесспорное правосудие - Филлис Джеймс

– Почему теология? – спросила Кейт. – Ты готовился в священники?

– Конечно, нет! Ну, какой из меня священник?

– Если ты не хотел связать жизнь с церковью, тогда какой в этом смысл?

– Заранее я не знал. Но на самом деле это хорошая подготовка для полицейского. Теология не так уж сильно отличается от уголовного права. В основе и той и другой – сложная система философской мысли, имеющая слабое отношение к действительности. Теологию я выбрал, потому что на нее легче попасть в Оксфорд, чем на ФПЭ[24], – моя альтернатива.

Кейт не спросила, что такое ФПЭ, но испытала смущение: Пирс явно не сомневался, что она это знает. Не завидует ли она Пирсу, подумала Кейт, не в сексуальном смысле – это было бы унизительно и смешно, а тем естественным товарищеским отношениям, которые у него установились с Дэлглишем и в которые она как женщина не могла быть допущена. Мужчины вели себя исключительно корректно с ней и друг с другом. Не было ничего предосудительного, и все же она чувствовала: ушло ощущение единой команды. Кейт подозревала, что для Пирса ничего не представляет особой важности, ни к чему он не относится достаточно серьезно, и жизнь для него – шутка, юмор которой, видимо, понимают только он и Бог. Она также догадывалась, что он видит нечто смешное, даже несколько нелепое в традициях, правилах поведения, полицейской иерархии. И предполагала, что Адам Дэлглиш понимал эту точку зрения, хотя, возможно, и не разделял. А вот Кейт не могла так жить, не могла легкомысленно относиться к своей карьере. Она слишком много работала, от слишком многого отказывалась – только бы выбраться из прежней опостылевшей жизни незаконнорожденного, лишенного материнской ласки ребенка в убогом многоквартирном доме. Может, воспоминание о прошлом гнездилось в сегодняшнем недовольстве? Может, она впервые почувствовала себя обкраденной – и в воспитании, и в социальном положении? Эту мысль она решительно выкинула из головы. Не в ее привычках было поддаваться коварному и разрушительному влиянию зависти и обиды. Она по-прежнему жила согласно старым стихам, забыв, однако, откуда они:

Какая разница, когда то было – раньше, позже,Если сейчас я сам себе судья.

Но тремя днями раньше, еще до убийства Олдридж, она подошла к тому старому дому и, не садясь в лифт, поднялась по бетонной лестнице на восьмой этаж, как часто делала в детстве, когда испорченный неизвестными варварами лифт не работал, и она, не жалуясь, поднималась за недовольной бабушкой, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию под тяжестью покупок. Теперь дверь квартиры номер 78 была выкрашена голубой краской – не зеленой, как раньше. Она не постучалась. Ей не хотелось видеть прежнее жилище, даже если новые жильцы согласятся ее впустить. После недолгого раздумья она позвонила в квартиру номер 79. Клегхорны должны быть дома: с эмфиземой Джорджа они не рисковали часто выходить, боясь, что лифт опять сломан.

Дверь открыла Энид, на ее широком лице не отразились ни радость, ни удивление.

– Ага, вернулась, – сказала она. – Джордж, это Кейт. Кейт Мискин. – И тут же с готовностью продемонстрировала гостеприимство: – Я поставлю чайник.

Квартира показалась Кейт меньше, чем раньше, но так и должно быть. Она привыкла к своей квартире с двумя гостиными и видом на Темзу. Да и пространство загромождено. Такого огромного телевизора Кейт никогда не видела. Полка слева от камина прогибалась под тяжестью видеокассет. Современная аудио-система. Явно новые диван и два кресла. Джордж и Энид с избытком хватало двух пенсий и ее пособия по уходу за больным. Их жизнь была адом не из-за отсутствия денег.

– Знаешь, кто тут всем заправляет? – спросила Энид за чаем.

– Знаю. Дети.

– Вот чертово отродье. Если пожалуешься в полицию или в совет, запустят камнем в окно. А если хорошенько отчитаешь, услышишь в ответ грязную брань или на следующий день найдешь в почтовом ящике горелые тряпки. Как вы у себя с этим боретесь?

– Это трудно, Энид. По закону нельзя привлечь человека к суду без свидетельств.

– По закону? Только не говори мне о законе. Чем он нам помог? Потрачено тридцать миллионов или около того, чтобы посадить этого Кевина Максвелла, юристы на этом крепко нажились. И последнее дело об убийстве, которое вы вели, должно быть, влетело в копеечку.

– Если бы кого-то убили на вашем участке, было бы то же самое. Убийство рассматривается в первую очередь, – сказала Кейт.

– Значит, надо ждать, чтобы кого-то убили? Дела обстоят так, что долго ждать не придется.

– Разве у вас нет участкового полицейского? Должен быть.

– Бедняга! Он старается, но мальчишки над ним смеются. Здесь помогли бы строгие папаши – надирали бы таким деткам уши и при случае поучили ремнем. Но здесь нет отцов. Ведь как поступают нынешние молодые люди – трахнут девушку, заделают младенца и был таков. Да и девушки не рвутся замуж – а кто станет их винить? Лучше жить на пособие, чем ходить с разбитым носом каждую субботу, когда команда твоего мужика проиграет.

– Вы подавали просьбу о переезде в другой район?

– Что за дурацкий вопрос? Каждая приличная семья обращалась с такой просьбой, а здесь есть приличные семьи.

– Знаю. Я жила здесь с бабушкой, помните? Мы тоже были приличной семьей.

– Но ты уехала отсюда. И не вернулась. По понедельникам вывозят мусор, и у нас с самого утра швыряют отходы как попало в контейнер, но и на лестнице достаточно остается. Половина жильцов не знают назначения уборной или не желают знать. Ты обратила внимание, как воняет в лифте?

– Так всегда было.

– Тогда там только мочились, а теперь и большую нужду справляют. А если чертенят поймать и отвести в участок, знаешь, что будет? Ничего. Они со смехом вернутся домой. В восемь лет они уже состоят в бандах.

«Конечно, – подумала Кейт, – а как им иначе выжить?»

– Но теперь нас оставили в покое, – продолжила Энид. – Я кое-что придумала. Сказала, что я ведьма, и, если меня или Джорджа тронут, им не жить.

– И это их испугало? – Кейт трудно было в это поверить.

– Еще как! И детей, и мамочек. Началось все с Бобби О’Брайана из нашего дома, он болел лейкемией. Когда его увозили на «Скорой», я знала, что он домой не вернется. В моем возрасте распознаешь близкую смерть. Он был самым страшным хулиганом, пока не заболел. Я начертила мелом крест на его двери, а ребятам сказала, что наложила на него проклятие, и он умрет. Он сгорел за три дня – быстрее, чем я думала. И с тех пор у меня никаких неприятностей. Я так и сказала: любая шалость – и на вашей квартире тоже появится крест. Слежу я зорко. Только предвижу беду – мел у меня наготове.

Некоторое время Кейт сидела молча, боясь, что на ее лице отразится отвращение, которое она испытала, услышав, как эта женщина воспользовалась болью и смертью ребенка. Возможно, ей это не удалось. Энид внимательно на нее взглянула, но ничего не сказала. А что тут скажешь? Как все здесь, Энид и Джордж старались выжить, как могли.

Это посещение настроения не улучшило. А почему она рассчитывала, что улучшит? От прошлого не отделаешься – ни возвращаясь к нему, ни убегая от него. Его нельзя изгнать из сознания или памяти, потому что оно само – часть этого сознания или памяти. И отказаться от него нельзя: ведь это оно сделало тебя такой, какая ты есть. Его нужно помнить, думать о нем, принимать, даже, возможно, благодарить: ведь оно научило тебя выживать.

Кейт закрыла балконную дверь, оставив за ней реку и ночь, и тут внезапно в ее мозгу всплыл облик Венис Олдридж – руки, грациозно свисающие с ручек кресла, открытый мертвый глаз, и она вдруг подумала: какой багаж Венис Олдридж принесла из привилегированного прошлого в свою успешную жизнь, в одинокую смерть?

Книга третья. Письмо с того света

Глава двадцать пятая

Местоположение и вид агентства мисс Элкингтон на небольшой, в стороне от Винсент-сквер, улочке, застроенной аккуратными домиками начала восемнадцатого века, были настолько нехарактерны для такого рода организаций, что если бы не блестящая медная табличка с названием агентства над двумя кнопками, Кейт могла бы подумать, что им дали неверный адрес. Они с Пирсом прошли пешком полмили по оживленному уличному рынку Страттон-Граунд. Ряды пестрых ситцевых рубашек и платьиц, переливающиеся всеми цветами груды вымытых фруктов и овощей, запах еды и кофе, шумное деловое общение жителей этого лондонского района – все это настроило Пирса на позитивный лад. Он напевал себе под нос какую-то замысловатую, смутно знакомую Кейт ме-лодию.

– Что это такое? Из субботней программы в Ковент-Гарден? – спросила Кейт.

– Нет, из утренней – по «Классик FM». – Пирс возобновил пение, потом сказал: – Я с интересом жду предстоящего интервью. И возлагаю большие надежды на мисс Элкингтон. Прежде всего удивительно, что она существует. Вы-то думаете, что настоящая мисс Элкингтон[25] умерла в 1890 году, а «Элкингтон» – всего лишь скучное агентство по найму прислуги, использующее известное имя. Ну, из таких местечек – застекленный вход, убогая улочка, унылая регистраторша в полном подчинении у неудачливых владельцев агентства, куда иногда забредает какая-нибудь мрачная экономка в поисках работы у богатого вдовца – но чтобы без родственников.