Гражданская война в России - Сергей Кара-Мурза

Конечно, треть белых офицеров перешла в Красную Армию, но это у Булгакова — за сценой. Красная Армия — это уже «не дни Турбиных». Представляя нам «белую гвардию» как образец, никогда и не напирали на переход их в Красную Армию. Да и вспомним, с книгой в руках, почему Турбин распускает дивизион, почему тянется к красным Мышлаевский. Потому, что белые генералы продажны и потому, что сил у белых мало — не справиться с «мужичками».

А если бы офицерам выдали полушубки и валенки, если бы немцев было побольше и подошло бы подкрепление сенегальцев, то и продолжали бы Турбины стрелять в «серых людей», не жалея патронов. Вчитайтесь сегодня в текст романа!

Как образец в массовое сознание «архитекторы перестройки» внедрили само элитарное мышление Бунина и Булгакова. Писатели и их лирические герои были даны как эталон достоинства, растоптанного красными и советским строем. Напротив, советский строй воплотился в образе «серых мужичков», атавистических особей русского простонародья. Эти эталоны приняли и многие дети этого простонародья — и возненавидели дело своих отцов.

Вернемся к красным. Что же привлекло к Советской власти половину генералитета и офицерства вопреки эгоистическим чувствам классовой борьбы? Именно ощущение, что здесь — спасение России как державы и как цивилизации. То, что речь идет в большинстве случаев именно об ощущении, которое даже противоречило видимости (лозунгам, декларациям и многим делам большевиков), только углубляет проблему. Ощущаемая сущность советского проекта касалась действительно вопросом бытия, а не политической и идеологической конъюнктуры — вот что важно, вот чего не видят многие наши патриоты, уткнувшись в цитаты Троцкого или Каменева. Генерал Бонч-Бруевич писал: «Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения».

Потому у красного поэта Н.Клюева: «Уму — республика, а сердцу — Матерь-Русь». Напротив, вера в государственное чувство белых быстро таяла и иссякла совсем. В.В.Кожинов приводит оценки двух идеологически совершенно чуждых большевикам человек, находившихся в «оке урагана» революционных событий. Великий князь Александр Михайлович видел безвыходность положения белых, ставших пособниками Запада: «на страже русских национальных интересов стоит не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

Это и есть главное, что пытаются замазать сегодня наши «либералы-западники» в союзе с кое-кем из «патриотов» — именно большевики в Гражданской войне стояли «на страже русских национальных интересов». А белые — на страже интересов Запада. И это была пропасть глубже, чем пропасть социальная или политическая. По мере того, как офицеры Белой армии это понимали, они перетекали в Красную. В личном плане это была трагедия. Но глупо сегодня ее повторять, надо же на опыте дедов учиться.

Что же касается других народов России, то их национальные интересы совпадали с интересами русского народа, и потому не получили поддержки сепаратисты независимо от их политической программы — ни либеральные масоны на Украине, ни социалисты-меньшевики в Грузии, ни исламская буржуазия типа младохивинцев в Средней Азии. Красная армия везде воспринималась как общая многонациональная армия трудящихся России. А белые и тут нажили врагов. При министерстве внутренних дел Колчака был, правда, создан «туземный отдел», но вряд ли он сколько-нибудь помог делу. На ходатайстве бурят о самоуправлении министр В.Пепеляев наложил резолюцию: «Выпороть бы вас».

Особая тема — практика национально-государственного строительства «красных» и «белых». О национальной политике Советской власти в период становления СССР наворочено столько мифов, что разбирать их в короткой брошюре невозможно. Надо читать специальную литературу. Но всем нам известен результат: в Гражданской войне большевики нейтрализовали национал-сепаратистов предложением собраться в Союз республик с правом наций на самоопределение (которое сам Ленин относил к категории «нецелесообразного права» — так оно и воспринималось в СССР вплоть до героических усилий наших антисоветских «демократов»). Образовался Союз именно как единое государство, потому что сутью его политического устройства была система Советов (федерация как «республика Советов»). Это — особый тип государства, и втискивая его осмысление в понятия «правильных» западных государств, мы приходим к убогим выводам. В жизни прочность СССР была надежно проверена Отечественной войной. Эта проверка — факт, а не умозрительная оценка.

Перестроечная и нынешняя вязкая антиленинская кампания была очень недобросовестной и нанесла всему обществу огромный вред. В ней не было критики, и все действительно сложные проблемы так принижались, что мы отвыкли ставить вопросы хотя бы самим себе. Многие, в том числе из лагеря патриотов, обвиняют Ленина в том, что он предложил «неправильное» национально-государственное устройство СССР. Надо было, мол, создать вместо республик губернии — просто восстановить Российскую империю, и дело с концом.

Думаю, трудно найти образец более внеисторического мышления. Ведь результатом этой политики в действительности было собирание России, буквально разогнанной Февральской революцией (по сценарию, поразительно похожему на дело рук Горбачева и «беловежских путчистов» — вплоть до конфликта по поводу Черноморского флота). Третируя решение большевиков предложить народам России собраться в Советский Союз республик, нынешние критики не предлагают никаких хотя бы гипотетических альтернатив возрождения единой России в тех условиях.

Февральская революция «рассыпала» империю, так что Гражданская война имела не только социальное, но и национальное «измерение». В разных частях бывшей Империи возникли национальные армии или банды разных окрасок. Все они выступали против восстановления единого централизованного государства. Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как естественную, исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими масштабами (в этом смысле идеология была «имперской»). В 1920 г. нарком по делам национальностей И.В.Сталин сделал категорическое заявление, что отделение окраин России совершенно неприемлемо. Военные действия на территории Украины, Кавказа, Средней Азии, всегда рассматривались красными как явление Гражданской войны, а не межнациональных войн. Это нисколько не противоречило идее «национальной справедливости», т. к. считалось, что собирание всех частей России в «республику Советов» решает и эту задачу.

Ленин предложил совершенно новый тип объединения — снизу, образуя промежуточные национальные республики. Но эти республики мягко, почти невидимо накладывались на единый скелет из Советов — и страна была именно единой. С этим предложением обратились к трудящимся, которые более всего страдали от своих князьков и были заинтересованы в воссоздании единого государства. При этом учреждение национальных республик, входящих в Союз, а не Империю, нейтрализовало возникший при «обретении независимости» национализм. Армии националистов потеряли поддержку, и ни в какой части России Красная Армия не воспринималась как чужеземная армия. Таким образом, со стороны Советского государства Гражданская война в ее национальном измерении была пресечена на самой ранней стадии, что сэкономило России очень много крови.

Сегодня специалисты (в том числе из лагеря «демократов») в общем сходятся на том, что иного пути собрать Россию и кончить Гражданскую войну в тот момент и не было. Ценный материал для понимания всего спектра подходов к национальной политике в России того времени приведен в большом коллективном труде «Национальная политика России: история и современность» (М., 1997). Эта работа большого коллектива ученых, не свободная, конечно, от влияния злободневных политических пристрастий, содержит всем нам необходимые сегодня исторические сведения.

Напротив, национальная политика «белых» быстро кончилась полным крахом, и это во многом предопределило их поражение. Во-первых, выдвинув имперский лозунг единой и неделимой России, либеральные западники сразу вошли в непримиримое противоречие с собственной социальной программой. Высвободив капитализм из-под пресса сословного державного государства, Февральская революция не могла не породить мощного сепаратизма национальной буржуазии. «Политическая нация», стремящаяся к огосударствлению, есть неминуемое порождение буржуазной революции. Это надежно показано всей историей Запада (да это мы видим и сегодня).