Спящий в песках - Том Холланд

– Клянусь, – прошептал он, целуя чудесным образом обретенную жену. – Я буду любить тебя больше всего на свете. Сегодня, завтра и до конца моих дней.

Так и получилось, что Гарун и его возлюбленная Лейла зажили в радости и довольстве, а спустя девять месяцев родилась их дочь, Гайде. Аль-Вакилю, уже совсем было утратившему надежду когда-либо стать отцом, дочурка даровала счастье, подобное тому, какое может испытать странник, заплутавший в пустыне и уже видевший, как над его головой собираются стервятники, заметив на горизонте цветущий оазис Истинно сказано: наивысшее блаженство есть блаженство нежданное.

Миновало несколько лет. Гайде росла, неизменно радуя счастливого отца своей прелестью, и Гарун верил, что счастье его будет длиться вечно, ибо восхищение очаровательной дочерью лишь укрепляло его любовь к красавице жене. Тем паче что, всегда свежая, как роза, Лейла в отличие от цветка оставалась неподвластной разрушительной силе времени. Разумеется, неувядающая красота жены восхищала его, однако, поскольку сие противоречило естественному ходу вещей, аль-Вакиль не мог не поинтересоваться причиной сего загадочного явления. В первый раз Лейла лишь улыбнулась, покачала головой и указала глазами на звезды – острова в безбрежном океане времени. Так и не получив вразумительного ответа, Гарун не переставал размышлять над загадкой, но когда попытался проявить настойчивость и добиться-таки объяснений, жена вдруг погрустнела и с того дня начала от него отдаляться.

Взгляд Лейлы делался все холоднее, и порою, играя с малышкой, аль-Вакиль замечал, что супруга взирает на них как-то отстраненно и в ее полуприкрытых глазах не видно былого блеска. Иногда она исчезала, и Гарун нередко в конце концов находил ее на балконе, где она часами сидела, устремив взгляд в ночь, – совсем как в тот первый год, который она провела в его доме, не проронив ни слова.

И вот как-то раз, когда Лейла отсутствовала уже пару дней, аль-Вакиля призвали в дом соседа, где занедужил слуга. Гарун этому не удивился, ибо стояло лето, Каир задыхался от духоты и вони, жгучие ветры, доводя до бешенства собак, гоняли по улицам песок, а высохшая грязь превращалась в ядовитую пыль. Врачеватель понимал, что в огромном, густонаселенном городе жара способствует быстрому распространению всякого рода инфекций. Но едва он приблизился к постели больного, как стало ясно: причиной горячки стала не зараза, а тот недуг, сталкиваться с которым уже доводилось.

Опустившись на колени рядом с кроватью, он откинул простыню и при виде багровевшей на груди хворого слуги царапины тяжело вздохнул, ибо самые худшие его опасения подтвердились.

Гарун приложил все силы, чтобы облегчить страдания несчастного, однако никаким эффективным в данном случае лекарством или противоядием он не располагал. Задерживаться в доме соседа не было смысла, и лекарь отправился восвояси. Лейла уже вернулась – он застал ее баюкавшей Гайде.

– Скажи мне, – обратился к жене врачеватель, – в чем секрет того снадобья, которое исцелило христианского купца и еврейского юношу?

В ответ она лишь пожала плечами:

– О каком снадобье речь? Я не понимаю.

– Ты прекрасно все понимаешь, – резко возразил аль-Вакиль, чувствуя, как вскипает внутри раздражение.

Видимо, Лейла поняла его состояние, ибо, сняв дочурку с коленей, подошла к мужу, обняла и тесно прижалась к нему всем телом.

– Вспомни о своей клятве, дорогой, – прошептала она. – Разве ты уже не любишь меня больше всего на свете?

Ее объятия и последовавший за ними жаркий поцелуй мигом рассеяли все сомнения и тревоги аль-Вакиля, и, страстно припав к нежным, соблазнительным губам, он в который уже раз подумал, что нет и не будет в его жизни счастья большего, чем ее любовь.

– Люблю! – приглушенным голосом воскликнул Гарун. – Больше жизни! Больше райского блаженства!

Но на следующий день, зайдя проведать больного, он с удивлением и испугом обнаружил на его груди второй кровоточащий шрам.

Целитель попытался облегчить страдания несчастного и утешить его, однако преуспел в этом мало. В душевном смятении он вернулся домой, где его жена, как и вчера, лелеяла на коленях дочурку.

– Где ты была прошлой ночью? – спросил он.

– Тебе нужно об этом напоминать, дорогой? – промолвила она с улыбкой.

– Нет, я помню. Но потом я заснул так крепко и непробудно, словно был одурманен мандрагорой. А где в это время была ты? Спала рядом со мной, жена моя, или витала невесть где, на ядовитых ночных ветрах?

Он снова почувствовал, как закипает в нем гнев, но Лейла и в этот раз успокоила его одной-единственной улыбкой, заключила в объятия, поцеловала его и прошептала в самое ухо:

– Разве ты уже не любишь меня больше всего на свете?

И снова Гарун позабыл обо всем, кроме ее сладких губ.

Но на следующий день Гаруна вновь позвали к соседу. Больной слуга умер, но смерть его была чудовищно страшна: труп его валялся на полу и представлял собой едва ли не скелет, ибо плоть на костях практически отсутствовала. Ужаснувшись увиденному, Гарун вознес молитву Аллаху и, поспешив прочь из соседского дома, вернулся к жене.

Как и в предыдущие два дня она держала на коленях дочку, на этот раз спящую, и картина сия так тронула его сердце, что зародившиеся было подозрения стремительно улетучились.

Однако он не поддался чарам, а, крепко сжав кулаки, подошел к Лейле, сел рядом с ней и, глядя в прекрасное лицо и бездонные, обрамленные шелковистыми ресницами глаза, спросил:

– Кто ты? Какова твоя природа?

– Что за вопрос, любимый? – промолвила она с улыбкой. – Я твоя жена.

Гарун покачал головой.

– Не лги мне. Ты сказала, что явилась из звездных пределов, и я... – Он пожал плечами. – Я поверил тебе, ибо в жизни мне доводилось видеть много странного и чудесного. Но больше я тебе не верю.

– Что ж. – Она слабо улыбнулась. – Тогда скажи сам, кто я, по-твоему, такая?

Гаруна пробрала дрожь, ибо в душе он страшился того, что хотел сказать.

– Боюсь, – тихо заговорил он, – что ты принадлежишь к числу тех джиннов, которые не пожелали склониться перед Аллахом и были за то низвергнуты с небес. И если это так... – Он бросил взгляд на свою дочь и нежно погладил ее по щеке. – Мне страшно подумать, каковы могут быть твои цели.

– Нет у меня никакой цели, кроме как отвечать любовью на твою любовь, – прошептала в ответ Лейла.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Гарун обхватил голову руками и застонал.

– Как я могу поверить тебе? – прошептал он. – Лейла, любимая, а ведь я так хочу тебе верить!

Ее рубиновая улыбка погасла.

– Позволь мне сделать тебе подарок.