Самая долгая ночь - Грег Кайзер

— Я уже сказала вам, что не знаю. Знает только Река.

Он схватил ее руку и крепко стиснул.

— Они ничего не сказали нам — ни про место, ни про время. Клянусь вам, — добавила она. — Вы делаете мне больно!

— Твой брат… — начал Пройсс.

— Клянусь вам, я ничего не знаю. Прошу вас, не мучайте его. Он achterleik, — взмолилась она, но Пройсс не знал такого слова. — Он и мухи не обидит. Неужели вы думаете, что если бы я знала, то я ничего не сказала бы вам?

Ее лицо, и без того опухшее от слез и старых синяков, было искажено страхом.

— По-моему, она говорит правду, — подал голос де Гроот на своем убогом немецком. Пройсс одарил голландца колючим взглядом.

— Скажи мне, — громко продолжил он, обращаясь к Виссер и по-прежнему сжимая ей руку. Он подался вперед и замахнулся. Девушка вскрикнула, ожидая, что он вот-вот ее ударит. В кафе стало тихо, как в бескрайнем русском лесу.

— Прошу вас, — умоляющим тоном произнес де Гроот.

— Клянусь вам жизнью моего брата, — прошептала Аннье, — я больше ничего не знаю. Честное слово. Им нужны удостоверения личности, вот все, что я слышала. Они говорили о том, где и как им достать документы.

— Зачем?

— Я же сказала, что не знаю.

Удостоверения личности нужны всем. Документы потребуются им даже в том случае, если они будут, ничего не делая, просиживать свои задницы.

— Сколько? — спросил он. — Сколько их, этих евреев?

В перерыве между рыданиями она сказала ему, что их пятеро. Двое голландцев, один американец, один немец и эта женщина, чье имя она уже называла — Река. Официант шагнул к их столику и встал между ними и окном, чтобы задернуть шторы. Пока он не ушел, Пройсс пытался переварить услышанное. Немец? Американец? Да, это похоже на евреев, которые, как известно, большие любители заговоров.

— Это всего-то? Их всего пятеро? И где же они теперь? — спросил он. — Где они прячутся?

Виссер убрала от лица руки. Всхлипы сделались реже и наконец прекратились совсем.

— Вы ведь оставите нас в покое, моего брата, мою мать и меня, если я вам скажу? Я отведу вас туда, но только потом вы оставьте меня в покое. Поклянитесь, что вы это сделаете!

Не будь картины поезда, лодок, Югославии и подвалов на Принцальбрехтштрассе столь живыми и яркими в его сознании, он точно бы расхохотался ей в лицо.

— Конечно же, — сказал он игривым тоном. — Скажи мне, и я дам тебе честное слово не причинять вам зла.

За его спиной де Гроот негромко хмыкнул, но Пройсс пропустил мимо ушей этот звук. Виссер выждала несколько секунд, затем едва заметно кивнула.

— Магазин одежды на Линденстраат. Дом номер 28 по Линденстраат. В Йордане. Там они прячутся.

Пройсс знал этот район, расположенный сразу за Принсенграхтом, к северо-западу от Дамбы. Всего в паре километров от этого кафе, не больше.

Теперь они у него в руках. Он устроит на них облаву, на этих пятерых евреев, и арестует их, как будто они значатся в его списках. Он напишет рапорт и отправит его Цёпфу в Гаагу и Эйхману в Берлин. И еще Науманну. В своем рапорте он живописует им, как раскрыл заговор и поймал заговорщиков, пытавшихся украсть у СД евреев. В замкнутом мирке Sicherheitsdienst он превратится в легенду. И тогда никто не сможет упрекнуть его в том, что он не выполнил квоты за этот месяц. Или за следующий, или даже спустя несколько месяцев после этой истории. Потому что он будет тем, кто не дал украсть евреев.

Пройсс посмотрел на часы. Почти восемь. Он постучится к ним в дверь на рассвете — как обычно. И он сделает это один, без Гискеса, и черт с ним, с обещанием. Заговорщиков всего пятеро, и никакие это не диверсанты с ножами и чумазыми от угля лицами. Возможно, тогда на польдере он перетрухнул, однако он отлично знает, как красиво провести Aktion. И тогда вся слава достанется ему и только ему.

Пройсс обернулся к де Грооту и перешел на немецкий.

— Отведи ее в магазин. Расставь людей, чтобы следили за домом, сзади и с фасада. Кстати, я хочу, чтобы ты сам оставался возле дома. Всю ночь. Я сейчас позвоню в управление, чтобы прислали еще одну машину.

— Хорошо, я прослежу, — ответил де Гроот. Было видно, что он отнюдь не в восторге от того, что ему придется провести бессонную ночь. Тем не менее он отдал честь, не слишком рьяно приложив к полям шляпы два пальца.

— Им ни слова, — добавил Пройсс, обращаясь к Виссер.

— Хорошо, — ответила та еле слышно. Де Гроот взял ее за руку и вывел из кафе.

Пройсс не торопился уходить. Он подозвал официанта и заказал себе еще одну чашку горького эрзац-кофе. Ему хотелось курить, причем одной сигареты ему явно не хватит, чтобы хорошенько обдумать то, что он напишет в рапорте. Он снова бросил взгляд на часы. Марта, должно быть, уже закончила ужинать.

Скоро они будут вместе. А пока он был рад тому, что ему никто не мешает и он может придумать, как ему смыть с себя пятно позора.

Глава 13

Четверг, 22 апреля 1943.

Никто не остановил его, когда он схватил Аннье за ворот платья. Никто в комнате не проронил ни слова. Даже Иоганнес, который сперва слегка подался вперед, но сразу же вернулся в исходное положение. Маус занес руку, намереваясь ударить мерзавку, целясь в самый большой синяк. Но, посмотрев в ее широко раскрытые печальные глаза, засомневался. Он никогда не ударит женщину, кем бы она ни была.

Аннье тихо заплакала.

Маус опустил руку, и это разозлило его еще больше. Он был зол и на себя — за то, что так и не смог ударить предательницу, и на нее — за то, что она сделала. Он толкнул ее, и Аннье упала и свернулась клубком на полу возле стены.

Он повернулся лицом к остальным. Каген смотрел на Аннье своим единственным глазом. Рядом с ним Схаап стоял весь красный от гнева, что резко контрастировало с его светлыми волосами. Даже Рашель, стоявшая плечом к плечу рядом с Кагеном, казалось, надела каменную маску. Все они помнили коротышку Йоопа, исчезнувшего после того, что эта девчонка настучала на них немцам.

Сложно было сказать, о чем думала Река, но ее глаза буквально буравили лежавшую на полу девушку.

Она так смотрела с той самой минуты, как они вернулись в магазин Хенрика и рассказали остальным про сцену в кафе, Река орала на Иоганнеса по-голландски, пока окончательно не вышла из себя и съездила ему по физиономии, как он того и заслуживал.

Потом они все ждали, спрятавшись в темноте на другой стороне улицы, а не в грязном, вонючем подвале, на тот случай если Аннье приведет с собой полицейских. Но в десять часов она вернулась одна. Каген и Маус проследовали с ней в магазин. Немец схватил ее за руки, а Маус засунул в рот кляп. Зажав Аннье между Кагеном и Схаапом, они прошествовали за Рекой к дому Хенрика. Прогулка была опасной, потому что уже наступил комендантский час и за это их могли расстрелять, но они добрались до цели незамеченными. Только один раз, когда они только вышли из магазина, Маусу показалось, что кто-то за ними наблюдает. Ему почудился силуэт в темном переулке. Но тень не пошевелилась, хотя он секунд десять смотрел на нее в упор; и он понял, что ошибся.

Маус посмотрел на Хенрика — тот сидел в кресле в дальнем конце столовой. Остальные четыре места вокруг большого стола были пусты. Он сидел, согнувшись, уронив голову на руки. Рядом сидела старая женщина. Хотя ее волосы были всклокочены и торчали в разные стороны, на ней было надето зеленое вечернее платье с высоким воротником. Она по очереди посмотрела на каждого из них немигающим взглядом. Если в этой комнате и был крепкий орешек, так это женушка Хенрика, а отнюдь не он сам. Дом старика был единственным убежищем, которое смогла придумать Река, и жена старика ненавидела их за это.

— Что насчет нее? — спросил Каген, кивнув в сторону Аннье. Никто не решился пройти в комнату, даже Иоганнес.

Река не сводила с нее глаз.

— Мы должны выяснить, что она сказала офицеру СД. Нам надо знать, что она рассказала про наш план.

Иоганнес повернулся к Аннье, как будто наконец-то набрался смелости. Река схватила его за руку, но он вывернулся, и она в очередной раз высказала ему все, что думает по этому поводу, как тогда, в магазине. Маус сумел разобрать лишь два слова «Йооп» и «Мартин», все остальное кроме этих двух имен он не понял. Голос ее звучал твердо, но на этот раз она не залепила голландцу пощечины. Иоганнес попятился. Да, мужик из него никакой, подумал Маус, коль он позволяет, чтобы с его любимой девушкой обращались так грубо.

— Отведи ее туда, где тихо, — сказала Река, глядя не на Кагена, а на Мауса. Тот моментально понял ее намек.

Пусть Каген считает, будто все в его руках и, по крайней мере деньги в руках Мауса, но в данный момент всем заправляла Река. Она вполне могла быть дочерью Мейера Лански, будь у того дочь, правда, дочери у Мейера не было. Но если бы была, то только Река.