Золото - Леонид Николаевич Завадовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знал, к чему приведет все это новое, но смутно чувствовал, что должно что-то измениться в его судьбе. Он приостановился, пропуская мимо себя по мосткам кого-то, идущего навстречу. И вдруг радостно улыбнулся — Лидия. Она в нетерпении, пытаясь пройти, толкнула его в плечо.
— Не узнавать стала!
— Мишка! Только по голосу узнала… Что с тобой?
— Бока немножко помяло. Неважно. Зачем к нам на Незаметный?
Лидия внимательно смотрела в лицо.
— А я свою старинную подружку сегодня встретила здесь на прииске. Девчонками вместе бегали без юбчонок…
— Родня собирается.
— Она давно сюда приехала. От хорошенького мужа ушла и к хорошенькому попала. Пока трепалась по рукам, лучше было. На днях, говорит, избил так, что живого места нет. Вся в синяках.
Мишка дрогнул. Лидия все так же внимательно глядела в глаза.
— Это за тебя он ее уродует. Про нее ты мне говорил?
Мишка серел все больше.
— Хоть и не мое дело, а советую — или брось девку сбивать, или возьми немедленно к себе. Она девка хорошая. Есть местечко, которого не стоит касаться, но у кого их нет. Когда-нибудь расскажу. Бегу к Жоржу, не знает ли он о Мигалове. Писала в Хабаровск — ни звука в ответ.
Лидия убежала. Мишка продолжал стоять на узких мостках, мешал прохожим и, представляя синяки на белом лице Мотьки, сжимал свои, еще не совсем крепкие кулаки.
19
Управляющий Нижнего оставил яму за Мишкой. Артель ликовала. Сезон был в полном разгаре, — сесть на фартовую деляну не было никакой надежды. Знаменитый, «гремящий» на весь свет Алдан кончался. Он не кончался, как богатый, необычайно насыщенный металлом район, для правильной спокойной разработки, но для «фарта», для внезапного обогащения умирал навсегда. Недра продолжали изливать богатства, которые могли бы сделать «счастливыми» сотни людей, но тысячи не могли удовлетворить. Славу Алдана снижали эти новые и новые толпы, гонимые слухами о баснословных заработках, разжижали крепкое вино, делали его слабым, не опьяняющим. Помимо этого, разработка и распределение делян приобретали все более закономерный характер, подчиняющийся не случайной воле золотоискателя, а воле крупного хозяйства.
С Алдана уходили разочарованные, на смену им прибывали новые искатели счастья. К вечеру в поселок вливались толпы людей с рогульками за спинами, с сумами, с вьючными оленями, конями. Их набиралось все больше. Они растекались по приискам, бродили взад и вперед, выискивая и вынюхивая «фартовые» деляны. Тем, кто шел обогатиться, казалось, не было иного исхода, как бежать обратно. Но не так просто было это для людей, истративших последние гроши и последние сухари. Между тем, цены на продовольственные продукты росли по часам. Частник, приведший транспорт оленей с грузами, диктовал свои цены.
Туго, тяжело, но настойчиво устанавливался порядок пользования делянами. Административный нажим ощущался крепко и жестко. Мишка, боясь потерять деляну, впрягался в работу, хотя чувствовал себя еще слабым. Началась рубка леса на сопке. Мишка видел, как рубцуются ребра под потными рубахами ребят, как гнутся спины и торчат лопатки. Чтобы спустить воду, надо взять скалу, углубить канаву не менее чем на полметра в сплошняке-граните! Непрестанно качала помпа. Старатели падали с ног от усталости. Бросили бы все к чертям, но бросить — означало остаться без куска хлеба в далеком суровом крае, за восемьсот километров от железной дороги. Все чаще вечерами перед сном возникали на нарах разговоры о тихой и мирной жизни в далекой России. Переставали скрывать отчаяние и не боялись насмешки за свои мечты о покинутых родных гнездах.
Добыть динамит оказалось нелегко. Мишка обегал всех приятелей и обил пороги в конторе. Подрывать скалу приходилось экономно, больше налегали на кайла. Наконец, приступили к креплению. Как опытный шахтер, Мишка с двумя подручными гнал дверной оклад, не жалея леса. В ненадежных местах ставили солидные подхваты из толстых бревен. Выработка принимала культурный и, можно даже сказать, — красивый вид. Парень не скрывал своего любования стройными просечками и безопасными забоями с потолками и отвесными стенками. Однажды, увлеченный своей работой, он, играя топором, ставя звено за звеном, как городки на току, услышал вызов из просечки. Недовольный, ворча вылез на свет. На самом краю разреза, свесив ноги, сидела Мотька. Мигом поднялся по лестнице. Оказывается, Мотька ушла от Ивана. Топтался растерянно, хотел было потереть ладонью стриженую голову, но вовремя спохватился, что рука грязная. Бросить крепление не мог, но и оставить беглянку одну в такую важную минуту было немыслимо.
— Мотя, пойдем вниз, там прохладнее, — предложил он.
Мотька вспыхнула от радости, когда он взял с ее колен узел и понес к лесенке, — она хотя верила в чувство парня, но сомнения, примет ли он ее, все-таки были. Щеки алели, глаза стали совсем синими. Мишка в необыкновенном подъеме принялся за свои стойки. Под взглядом девушки работалось еще ловчее и быстрее. Хотелось показать все свое искусство. Мотька ничего не понимала в шахтерском деле, но горячка подхватила и ее. Принялась подавать стойки, инструмент. Через несколько минут уже пилила с одним из подручных концы, другого можно было отправить подносить лес Белокурые волосы выбились. Стащила платок и, пошарив в кармане, натянула на голову сетку.
— Я буду работать с тобой на деляне. Тачку катать.
— Загуляет она у тебя, — улыбнулся Мишка, — с выката спустишь.
— Но имей в виду, в бараке оставаться не буду.
Мишка приостановил топор в воздухе и посмотрел в синие глаза.
— Я тебе говорю — ничего не бойся. А работы хватит и в бараке. Членом артели будешь, как мы все. Все равно дома приходится оставлять одного.
Мотька не хотела печалить парня отказом и беспечно рассмеялась.
— Как ни вертелась, а сделал ты из меня мамку. Запряг грязь прибирать. Придут в глине, как печники, разбросают по нарам барахло — собирай, суши, мой, стирай. Я по-своему начну командовать. У меня будет каждый знать свой гвоздь в стенке.
Беседуя, шутя о своей новой жизни, они крепили просечку. Мишка, как ребенок, в первый раз одевший костюм, о котором не смел мечтать, чувствовал и счастье и неловкость.
— Ну-ка, помощница, — приказывал он, — живее шевелись, а то мы тут примажемся на неделю.
Работа была нелегкой. Из речников перла грязь. Ежеминутно приходилось маскировать — закладывать щели отрезками и щепой, — бороться за каждую стойку. По полу растекались оползни, по стенкам струились ручьи. Купол впереди зиял дырами от выпавших крупных камней. Мотька тревожно поглядывала в темноту.
