Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Комендант сделал шаг назад.

– Ты не заслуживаешь всего этого, Брахе, – заявил он. – Тебе нужно просто переломать все кости и бросить подыхать у обочины.

Самуэль ничего не ответил. Комендант пожал плечами.

– Пошли вон, – приказал он своим людям.

К несказанному удивлению Самуэля, солдаты вышли на улицу. Он удивился еще больше, когда вскоре после этого дверь снова открылась и впустила ту самую неизвестную женщину, которая спасла их от виселицы. Самуэль невольно уставился на нее. Она окинула взглядом связанных друг с другом рейтаров и их бывшего командира в углу, а затем сжала правую руку в кулак и приложила его к груди.

– Господь с вами, смоландцы, – произнесла она по-шведски, и это неожиданно тронуло Самуэля. Он только тогда заметил, что на глаза ему навернулись слезы, когда ее фигура расплылась перед ним.

9

Человек иного склада, чем Вацлав, возможно, сказал бы ей: «Но ведь ты хотела…», или «Нет, ты совершаешь ошибку!», или «Остановись!» Возможно, он даже вцепился бы Александре В руку. Но Вацлав даже не спросил: «Ты действительно уверена, что поступаешь правильно?» Он лишь поменял положение, покрепче сжал опухшее запястье Лидии, поднял верхнюю часть тела девочки из подушек, прижал ее к груди и следил за тем, чтобы больная рука оставалась совершенно неподвижной, когда она застонала и начала вздрагивать, а лезвие пронзило кожу. Александра обрадовалась, что он не задавал вопросов: она не смогла бы ответить на них.

Затем в нос ей ударил запах, а вместо крови из раны выступили водянистые выделения. Внезапно у нее возникло чувство, что ланцет держит рука, отстоящая от тела на шесть футов, и лезвие и ладонь Лидии все сильнее удалялись от нее, пока ей не стало казаться, что она смотрит на них через длинную трубу, по краям которой разлилась не просто чернота, а абсолютное ничто. Она почувствовала, как ее тело стягивает пленкой холодного пота. Ланцет в руке превратился в ледяную сосульку.

– Я не могу, – произнесла она онемевшими губами.

– Ты уже начала, – возразил Вацлав.

– Я не могу. Кажется… я ничего не вижу… я потеряю сознание…

– Нет, не потеряешь.

– Вацлав, о господи, что я делаю? Я не умею!

– Когда-то ты умела.

Она не сводила глаз с разреза, который только что сделала. Он начинался сразу от локтя Лидии и шел вниз почти до запястья. Смрад сдавил Александре горло; даже свежевскрытая могила не издавала бы более сильный запах гнили и разложения. Все еще будто находясь где-то далеко от этого места, она извлекла из разреза тончайшее лезвие ланцета. Капля крови вытекла наружу и побежала вниз по предплечью Лидии, образовав тонкий ручеек свежего светло-красного цвета, который затем закапал на пол. Александра моргнула. Неожиданно все перевернулось, вызвав у нее приступ головокружения. Теперь она видела каждый отдельный волосок на руке Лидии; поблекшая кожа состояла из отдельных бесцветных пятен. Александра чуть не поднесла ланцет к глазам: она была уверена, что в этот момент смогла бы рассмотреть каждую крохотную шероховатость на лезвии – лезвии, настолько остро отточенном, что им можно было разрезать падающую волосинку.

– Зажми рану в том месте, откуда выходит кровь, – услышала она собственный голос.

– Ты сделаешь второй разрез? – спросил Вацлав, выуживая свободной рукой чистую тряпицу из кучи и ловко обматывая ее вокруг предплечья Лидии.

– Ты в этом разбираешься.

– В моем монастыре огромное количество книг…

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Ее снова бросило в холодный пот.

– Так значит, ты читал и…

– Да.

– Это лечение применяется, когда…

– Продолжай и перестань мучить себя. Ты поступаешь правильно.

– …когда пациент обречен. Когда смерть, в принципе, неминуема. – Александра слышала собственный голос словно со стороны: он был таким же резким, как крик птицы, застрявшей на обмазанном клеем прутике.

– Хороший врач никогда не отказывается от пациента.

– Ты не слышал меня, Вацлав? Это…

Вацлав наклонился к ней и поцеловал в губы. Она отшатнулась.

– Продолжай, – сказал он. – Дать мне пощечину ты можешь и позже.

Она не сводила с него глаз. Неожиданно она поняла, что последние несколько секунд не могла дышать из-за охватившей ее паники. Теперь сделала глубокий вдох. Снова приставила ланцет к коже ребенка. Ее рука больше не дрожала.

– После ампутации, – бормотала она, ведя ланцет вниз, так что боль снова проникла в сильно затуманенное сознание Лидии и девочка застонала и вздрогнула, – если плоть воспаляется и спасти пациента другими средствами уже невозможно, пораженный участок несколько раз разрезают выше ампутированного места. Рану нужно регулярно очищать и не забинтовывать, чтобы гной мог выходить… Смотри, здесь тоже идет чистая кровь, это хороший знак… перевязывай… И если Бог снизойдет до пациента, а разрез будет достаточно глубоким и длинным… Давай остальные тряпицы сюда… Сверни их в тонкие трубочки… Прижми сюда, к разрезам… Я растяну плоть… Господи, какой смрад… Если Бог поможет, врач не схалтурит, а у пациента окажется сильная воля к жизни, то отрава вымоется из его тела… – Она откинулась назад. – Готово…

– Отложи ланцет, – сказал Вацлав.

Александра перевела взгляд на правую руку. Она так сжала ланцет, что костяшки пальцев побелели. Тонкая ниточка крови Лидии сбежала по лезвию и застыла у Александры на тыльной стороне кисти. По-прежнему пристально глядя на руку, она снова начала дрожать.

– Отложи ланцет.

Она опустила руку на тряпицу рядом с сумкой, где лежала пила для костей.

– Я не могу разжать пальцы!

– Разумеется, можешь.

Она словно со стороны видела, как ее пальцы медленно отделяются от рукоятки ланцета, один за другим. И вот инструмент лежит на тряпице, и не будь его лезвие испачкано кровью, он выглядел бы таким чистым, словно его еще не использовали. Александра даже не оставила на нем отпечатков пальцев. До ее слуха опять донеслись звуки окружающего мира: треск перекрытий, скрип половиц, а снизу – крики ее брата Андреаса. Казалось, будто все еще продолжается та же литания, что и до того. Будто сквозь сон Александра поняла, что прошло только несколько мгновений с того момента, как она поднесла ланцет к руке больной, но в последнюю секунду решила попробовать спасти руку Лидии.

– Нужно наложить повязку. Она не должна быть слишком тугой, чтобы тампоны могли высосать гной. Менять их следует несколько раз в день. На первый слой материи мы положим паутину, а вторую пропитаем микстурой Парэ, чтобы она проникла в кожу. Благодарение Богу, что малышка не проснулась.

Она смотрела, как Вацлав кладет Лидию назад на кровать и накладывает повязку, в то время как сама Александра гладила девочку по мокрым от пота волосам. Ее палец подкрался к сонной артерии Лидии. Пульс учащенный. Борьба за жизнь ребенка еще не закончилась, но первая битва уже состоялась, и Александра не проиграла ее. Повинуясь неожиданному желанию, она наклонилась вперед и поцеловала Вацлава.

– Это мне нравится больше, чем пощечина, – заметил Вацлав и улыбнулся ей, не прекращая работу.

И в этот момент ей захотелось рассказать Вацлаву все. Правду о Мику… о его жизни, смерти… и о его отце. Она затаила дыхание. Вацлав отвел глаза, но Александра стала искать его взгляд.

В дверях стояла Карина, которую поддерживал Мельхиор. Лицо у нее было серым.

– Она… она… – запинаясь, произнесла несчастная.

– Я больше не мог удерживать ее, – извинился Мельхиор. Он тоже был смертельно бледен. – Мы не слышали криков. Александра, скажи мне… Лидия…

– Она жива, – услышала Александра собственный голос.

Спотыкаясь, Карина бросилась вперед и тупо уставилась на перевязанную руку. Кое-где повязка уже пропиталась кровью и гноем.

– Ты… – заикаясь, сказала она. – Почему ты… ты ведь не…

– Нет.

Их взгляды встретились. Карина сразу же снова опустила глаза. И Александра поняла: выживет Лидия или умрет, в отношениях что-то сломалось. Если малышка умрет, вина за это навечно ляжет на Александру. Если она выживет, Карина будет постоянно помнить о том, что она пыталась удержать Александру, и между ними всегда будет стоять не имеющий ответа вопрос: не стоило бы материнское решение жизни дочери и не потому ли только удалось ее спасти, что другая женщина проигнорировала решение матери? Барбора была права, когда говорила (и Вацлав тоже заметил что-то в этом роде): «В конце концов врач всегда остается один».

Карина упала на колени рядом с Лидией и провела рукой по ее волосам. Вацлав встал и отошел в сторону. Он посмотрел Александре в глаза и начал что-то говорить, и тут она вспомнила, что мгновение назад чуть было не открылась ему. Внезапно эмоции переполнили ее. Она быстро развернулась и вылетела из комнаты, прогромыхала вниз по лестнице, встретилась взглядом с шестью парами глаз у подножия лестницы, увидела, как мгновенно посерело лицо Андреаса. Он резко обернулся и так грубо (хотя, возможно, и не осознавая этого) высвободился из хватки брата Честмира, что тот отлетел в стену, и помчался вверх по лестнице мимо Александры. Александра, натыкаясь на слуг, выскочила на улицу. Когда она оказалась снаружи и на нее напал холод, она задрожала. Она обхватила себя руками. Со всех уцелевших колоколен Вюрцбурга уже долетал перезвон церковных колоколов, объявлявших об окончании сочельника и наступлении Рождества. Все завертелось у нее перед глазами.