Волк. Рождение - Александр Авраменко

В её взоре вдруг проявляется нечто новое. Если раньше девчонка откровенно флиртовала, то сейчас я вижу неподдельное уважение. Маура видит, что это не инфантильность, которой страдают многие аристократы, а искренняя сыновняя любовь… Неожиданно склоняет головку, увенчанную пышной причёской:

– Я с удовольствием помогу вам в этом добром деле, граф…

Отвечаю таким же поклоном:

– Благодарю вас, баронесса…

– Присылайте за мной в любое удобное вам время…

Улыбается:

– Только не слишком рано, и не глубокой ночью…

Теперь мы расплываемся оба. Я чокаюсь с ней бокалом, и девушка исчезает в толпе. Хм… Не ожидал, если честно… Со стороны своего роста мне хорошо видно, как плывёт копна её чёрных, что редкость, среди светловолосых аристократов, волос, покрытая тонкой вуалью вдовьего белого цвета. И это идёт ей просто изумительно. Кстати, мои волосы тоже отличаются от прочих. Почему то психоматрица сработала не так, как я думал, но скорее всего, это последствия той болезни, что была у носителя, и теперь они откровенного пепельного цвета, которую многие принимают за необычную раннюю седину. Да ещё всегда хожу без берета или колпака, как многие, и в сочетании с правильными чертами, ведь моя матушка очень и очень красивая женщина, за что её и выбрали, а так же чёрной одеждой с серебряной вышивкой… Словом, на вторую половину человечества моя внешность, как правило, действует просто убойно…

– Сьере граф… Это что-то невероятное…

Шепчет Тари за спиной. Разгильдяй, раздолбай, но в критическую минуту на него можно положиться. И верно – к нам идут слуги с подносами, на которых лежат платки. Очень много платков… Мгновенно осматриваю зал – глаза всех сосредоточены на моей группе… Они разные – жадные, похотливые, завистливые, нетерпеливые и ожидающие, горящие алчностью и надеждой, мужские и женские… И одинокий грустно-тоскливый… Лиэй!.. Как у дочери обладателя достаточно высокого титула, её платок в верхних рядах, светится затейливым гербом, вышитым дорогими нитями. Моя рука поднимается. Все ждут – выберет ли молодой граф кого-нибудь, или будет как в прошлый раз, когда я просто поводил рукой по подносу, и убрал её пустой? Лиэй окружена стайкой подруг, вроде бы пытается улыбнуться, а девчонки вокруг явно её подначивают… Рядом стоит сам папаша, и две девчушки поменьше, но очень похожие друг на друга – её сёстры?.. Мои пальцы сами, помимо воли сжимаются, и я… Беру… Лакей, стоящий за плечом разносчика подноса, кланяется, забирает платок и несёт его владелице. Я, как положено, двигаюсь следом. И мы останавливаемся перед семейством Тумиан. Маркиз начинает наливаться гневом, но тут Лиэй резко делает шаг вперёд. Подаёт мне узкую кисть, склоняет в знак согласия голову, я отвечаю тем же, и наши руки соприкасаются… Меня словно бьёт молнией. Оба стоим, замерев… Но тут тишину разрывает голос распорядителя:

– Благородные сьере, благородные досы! Сегодня впервые наши музыканты познакомят вас с самым новым танцем, музыку которого создал ба… Простите, граф дель Парда! Итак – Катернария Парда!

…Четырех-тактовый прогулочный шаг с топом на последний такт. Через четыре шага – полуоборот направо, лицом к партнёрше. Затем разворот, смена позиций, снова четыре шага, топ, опять разворот. Дальше – восемь шагов по кругу, на каждом четвёртом топ, на последнем – разворот, и опять по новой… Звучит то ли виола, то ли скрипка… Люди напрягаются, а я узнаю с первых аккордов 'Полонез Огинского', который стал невероятно популярен в Саль, потом округе, а теперь добрался и до столицы Фиори, Ганадрбы… Мы вышагиваем, поворачиваемся, меняемся местами, и я ощущаю дрожь нежных пальчиков в руке. И – взгляд. Тоскливый и безнадёжный…

– Граф… Ваш рисунок… Он, конечно, непристоен… Но великолепен. Кто его создал?

– Ваш покорный слуга, доса…

– Вы?! И никто, кроме вас и меня, его не видел?

– Ваша честь для меня дороже собственной, доса Лиэй… И я никогда не запятнаю её и не сделаю ничего, что могло бы бросить малейшую тень на вашу репутацию…

Девушка вздыхает, потом вновь шепчет:

– И хотя ваш рисунок вопиюще непристоен… Но как бы я хотела когда-нибудь одеть такое прекрасное платье… И пройтись в нём по берегу той самой реки… Но меня просто проклянут. И ославят.

– К моему величайшему сожалению, маркиза… Потому что я бы желал увидеть вас в нём больше собственной жизни…

Вроде бы напыщенные, манерные слова, галантные комплименты, которые принято произносить партнёрше, но они вдруг становятся искренними, наполняются теплотой и смыслом… Все танцующие вдруг останавливаются, и я спохватываюсь – точно, кончилась музыка. Несколько секунд соображаю, что делать, и вижу, что молодые люди с платками, заткнутыми за обшлага рукавов, как полагается при выборе дамы вечера, не ведут своих партнёрш обратно, а отходят за занавеси, где в нишах стоят удобные диванчики. Точнее, скамьи, на которых лежат вышитые подушечки. Веду Лиэй к свободной лавке, сажаю её первой. Девушка устраивается, и только тогда я сажусь на другой конец. Впрочем, это совсем рядом, и когда она опускает свою ладошку, накрываю её кисть своей. Девушка вздрагивает, пытается убрать, но я не даю, нежно и бережно перебирая её тонкие пальчики. Руки говорят сами за себя. Без слов. Высказывают касаниями то, что у меня на сердце… И в один момент получает ответ… Ошеломлённо смотрю на неё, и вижу тоже самое, что у меня сейчас вертится на губах, но никогда не будет сказано…

– Сестра? Сьере граф?

Те самые девчушки лет по двенадцать замирают перед нами, одновременно с испуганным любопытством и бесцеремонностью дам высоких родов рассматривая меня. Левая из них продолжает:

– Сестра, сьере граф, батюшка и мы едем домой. Папе стало нехорошо. Но он просил вас обоих не забывать, что Лиэй сговорена за герцога дель Хааре.

Киваем почти синхронно, девчушки убегают, и тут до меня доходит то, что они сказали. Сговорена? Значит, выйдет замуж?! И совершенно не фиорийская фамилия… В моих глазах немой вопрос, девушка отвечает:

– Герцог из империи Реко… Это брак по договору. Мы обручены с детства…

– Как жаль, маркиза… Как мне больно, Лиэй… Любимая…

…Я не смог удержаться, и слова сами вырвались из глубины моей души. Она молчит, но её глаза наполняются слезами. Я вынимаю платок из-за обшлага, подаю ей, и девушка аккуратно промокает слёзы. Возвращает:

– Благодарю… Тебя… Атти… Ты так добр…

…Так, без всяких почтительных приставок обращаются друг к другу лишь члены одной семьи, или те, кто любит друг друга… Значит… Глаза… Глаза – зеркало души. И они не лгут. Я тоже… Нет, она испытывает тоже самое ко мне, что и я к ней. Значит, вот она какая, любовь? Я не знал ничего подобного за всю свою жизнь, прожитую в Империи. Были лишь влюблённости, не более. А сейчас совершенно другое чувство к этой красивой и, по своему несчастной девушке, волею судьбы родившейся на моё несчастье…

– Я… Мне безмерно горько… Услышать то, что вы сейчас сказали, доса… Значит, вы уже невеста… Теперь я жалею об одном, что даже став моей военной добычей, мне придётся отдать вас будущему супругу… И никогда не узнать вкус ваших губ…

Лиэй заливается краской, потом шепчет:

– Я бы тоже желала этого… И даже больше… Как ни кощунственно это звучит по отношению к моей семье… Граф, идёмте танцевать. Музыка. А мы уже пропустили два танца. Пойдут сплетни…

И верно. На нас уже начинают посматривать. И я поднимаюсь, веду Лиэй в круг, мерно двигающийся под простенькую музыку. Это меня не на шутку раздражает, и бормочу:

– Надо бы написать ещё что-нибудь… Повеселее…

– А первый танец действительно ваш, сьере граф?

– Увы. Мелодия сама пришла мне в голову, и я напел её одному из музыкантов в Парда. А потом она перешагнула пределы долины, добралась до Саль, а теперь, как я вижу, точнее, слышу, и до столицы Фиори.

– Вы умеет шутить, сьере граф…

– Увы. Что ещё остаётся делать человеку, которому разбили сердце? Только смеяться, чтобы скрыть слёзы…

И я читаю стихи, пришедшие мне вдруг в память:

Говоришь, если остры края,

Даже желание тая, почему то не тороплюсь.

Но отвечу небу и вечности я, чтобы знали, в чём я клянусь.

Голос мой, пускай ещё не слыхать,

И к тебе любви не пробился зов,

Но судьбы ударам меня не сломать,

Это ясно без слов.

Как же не сбиться, как во всём повиниться,

Прямо перед тобой?

…И дальше мы молчим, до самого конца танца. Когда тот заканчивается, бледная девушка просит:

– Я себя плохо чувствую, вы проводите меня, граф?

Киваю. Затем веду её выходу, где нам отдают верхнюю одежду. Бесформенная шубка скрывает её фигурку, на головку, увенчанную причёской, опускается меховой колпак, скрывая редкую красоту девушки. Потом подкатывают заваленные мехами сани, я усаживаю Лиэй в них, мне подводят Вороного, вассалы готовы сорваться за мной. Но я делаю жест, который нельзя расценить иначе, как остаться. Пусть мы побудем вместе ещё немного… Хруст снега под копытами. Визг снежинок под деревянными полозьями… Вот и её дом. Точнее, постоялый двор, где маркиз арендует этаж. Я срыгиваю с жеребца, подаю руку, её ладонь вновь исчезает в моей лапе, и мы вместе с девушкой входим в здание. Поднимаемся на второй этаж, и нам преграждают дорогу два воина. Из-за моей спины выходит Лиэй, солдаты расступаются. Вдруг открывается дверь и появляется сам маркиз. Смотрит на меня, потом на дочь злым взглядом. Потом спрашивает: