Капитан "Старой черепахи" - Лев Линьков

Едва «Валюта» стала бортом против ветра, как раздались слова новой команды:

— Кливер-шкоты травить!

Пограничники понемногу перепускали между пальцев мокрую снасть. Корма шхуны подошла к линии ветра.

— Грот на гитовы!

Пограничники поспешно подтянули нижнюю кром­ку паруса к рее, чтобы он не работал. «Валюта» по­вернулась в желаемом направлении, и Ермаков про­изнес слова последней команды:

— Кливер-шкоты травить!

Парус распустился в нормальное положение, и все облегченно вздохнули.

— Пятнадцать лет на флоте, а такого не видал! — прошептал Ковальчук.

Теперь шхуна оказалась мористее «грека» и отре­зала ему путь к бегству, как и в памятный день ава­рии на минном поле.

— Подсекай парус! — крикнул Ермаков Макару Фаддеевичу.

Гулко пробарабанив, пулеметная очередь сбила гребень волны перед форштевнем «грека». Следую­щая очередь продырявила кливер. Но Антос не сда­вался. Он поставил все паруса до места, и его шхуна резко рванулась вперед. Однако пулемет сделал свое дело: прорванный кливер не выдержал напора вось­мибалльного ветра и лопнул, разлетевшись в мелкие клочья...

Погоня продолжалась не меньше часа. Расстояние между судами медленно, но уменьшалось.

— Нагоняем! Нагоняем! — обрадованно крикнул Ермакову Репьев.

Лохматыми чудовищами неслись над морем низ­кие тучи. Ветер ревел в снастях с неистовой силой.

Антос попытался поднять новый кливер, но его тотчас сорвало, а у «грека» была одна надежда на паруса. Стало ясно, что игра проиграна. «Валюта» находилась всего в нескольких десятках сажен от шхуны контрабандиста,

Тогда контрабандисты также открыли пулеметный огонь и ранили Соколова. Он упал, попытался под­няться, но не смог: окатившая палубу волна потащи­ла его к борту, и Репьев едва успел подхватить сиг­нальщика и отнести в кубрик.

Через несколько минут «Валюта» поравнялась с «греком». Перестрелка усилилась. Ермаков видел, как были ранены два контрабандиста и какой-то че­ловек выбросил за борт чемодан.

Вначале Андрей думал взять Антоса на абордаж, но все усиливающееся волнение вынудило отказаться от этого заманчивого плана: судна разбились бы друг о друга. Оставалось, идя рядом, пережидать шторм. Все равно Одноглазый уже никуда не уйдет.

Вскоре шторм вынудил прекратить стрельбу. Те­перь в первую очередь следовало думать о безопас­ности судна.

Ермаков оставил на мачте только взятые в рифы грот и кливер и повернул шхуну против обезумевше­го ветра.

Положение шхуны Антоса было куда опаснее: она была меньше «Валюты», и море швыряло ее без по­щады. Волны одна за другой перекатывались через небольшое суденышко, сломали мачту и смыли весь рангоут.

На нос «Валюты» с грохотом обрушилась стена воды вышиной в добрых полтора этажа.

С ревом и одновременно с каким-то булькающим шипением холодная вода затопила палубу и стоящих у штурвала Ермакова, Ковальчука и Репьева. Мака­ру Фаддеевичу показалось, будто его ударили тяже­лой доской, и он уцепился за поручни, к которым его прижала волна.

— Не зевай! — крикнул Ермаков.

Он крикнул еще что-то, но Репьев не расслышал. Его внимание привлекла шхуна врага, поднявшаяся на гребне соседней волны, готовой вот-вот опроки­нуться на шхуну. Казалось, еще секунда — и шхуна грудой обломков рухнет на палубу «Ва­люты».

Макар Фаддеевич невольно отпрянул, но «Валю­та» сама взлетела на гребень, и шхуна очутилась уже где-то далеко внизу в провале между гигантскими волнами.

Через секунду «Валюта» снова провалилась меж­ду холмами и опять приняла на свою палубу лавину бушующей воды. Когда же с вершины нового гребня пограничники оглядели море, они уже не увидели шхуны — на ее месте чернели лишь головы барахтаю­щихся людей.

Репьев не верил своим глазам: «Ведь вот только что это судно было здесь, рядом!..»

— Шлюпку на воду! — скомандовал Ермаков и кивнул боцману: — Товарищ Ковальчук, спасай!

Приказ показался Репьеву безрассудным: «Разве можно кого-нибудь спасти?..»

Но спустя минуту кургузая шлюпка упрямо заныряла по волнам. В веслах сидели Уланцев и Пет­ров, у руля — Ковальчук.

Тщетно старался Репьев уследить за крохотной шлюпкой. Вспененные волны то и дело скрывали ее. «Неужели их уже перевернуло?»

Но вот лодчонка показалась на высоком гребне, мелькнула на какую-то долю секунды, снова исчезла и снова взлетела на волне. Отчетливо были ьидны отчаянно загребавшие пограничники. Свирепая волна отнесла их далеко в сторону, но Ковальчук снова на­правил шлюпку к «Валюте». Волна перекатилась через утлую посудину, и Репьев увидел, как она напол­нилась водой.

— Принимай! — крикнул Ермаков. Трое пограничников выбросили концы, но они по­грузились в воду. Полузатопленную шлюпчонку стре­мительно ударило о корпус «Валюты» и разбило в щепы. В ней находилось восемь человек. Ухватиться за концы и выбраться на палубу шхуны смогли толь­ко пятеро.

Уланцев и двое контрабандистов не дотянулись до канатов, и прежде чем с «Валюты» успели бросить но­вые, пловцов отшвырнуло в сторону сажен на десять. Три головы появились над водой и тотчас скрылись, погребенные большим валом.

Спасенными оказались Ковальчук, Петров, Антос, один из его матросов и сутулый человек в ватной ту­журке. Пленных немедля заперли в кормовой кубрик. Ермаков на минуту спустился в каюту взглянуть на барометр. Подвижная синяя стрелка указывала бурю...

Штормовало весь день и весь вечер. Ветер сбивал с гребней волн пену и пылью нес ее над морем.

Ермаков и Ковальчук с трудом удерживали шху­ну вразрез волнам. «Валюта» вздрагивала всем кор­пусом, а кругом, во тьме стремительно спустившейся ночи, взметывались волны. Они то и дело накрывали шхуну. Придавленное тоннами соленой воды суде­нышко задирало к тучам бушприт, и пограничники считали секунды, пока лишенная силы вода не сбега­ла обратно за борт.

Трюмы были задраены. Корпус шхуны еще кре­пок. И, прислушиваясь к стону шпангоутов, Ермаков надеялся, что они выдержат десятибалльную трепку. Репьев держался за протянутый вдоль палубы леер.

«Скорее бы день! Скорее бы наступил день! При свете шторм не так страшен...»

Команда «Валюты» боролась против бури с оже­сточением: убрали паруса, прикрутили сорванный с блоков тузик, упорно держали шхуну против волн. Парусина покрывалась льдом. Шкоты затвердели на морозе, и, хватаясь за них, люди в кровь царапали себе руки, ломали ногти.

Море зловеще гудело. И «Валюта», все хуже слу­шаясь руля, рыскала в разные стороны.

Минули вторые сутки, а шторм все не утихал. Он вырывал в одесском парке деревья, высоко, точно кле­новые листочки, нес над домами содранные с крыш железные листы.