Капитан "Старой черепахи" - Лев Линьков

Как это узнал Вавилов, оставалось неизвест­ным…

Вместо обычных при попутном -ветре трех часов «Валюта» добиралась до Тендры все четыре.

Вполне понятно, что Антоса у острова давно уже не было. Старшина поста сообщил, что Одноглазый пытался атаковать маяк, но не смог ничего поделать и удрал с наступлением шторма.

— Приказано взять на шхуну красноармейца Ва­вилова,— сказал старшине Ковальчук.

— Убили они его. Он от них убежал, ему вдогон­ку три пули послали. Написал записку и скончался, бедняга.

За пять рейсов шлюпка благополучно выгрузила на берег ящики и мешки с продовольствием и одеж­дой и бочонки с пресной водой.

Ковальчук сидел на румпеле, четверо краснофлот­цев лихо загребали. Когда шлюпку несло крутым гребнем на отмель, боцман командовал:

— Весла береги!

Пограничники подхватывали шлюпку за борт и вырывали ее из густой холодной воды.

— Принимай рафинад! — кричал им Коваль­чук. — Море не подсласти! ,

Мокрые, закоченевшие люди бегом оттаскивали драгоценный груз подальше от воды.

— Утром было минус восемь, — крикнул старши­на поста, — к ночи ждем десять!

— Поспешай!— торопил Ковальчук, тревожно по­глядывая на темнеющий горизонт.

За время выгрузки шторм достиг шести баллов. Ветер крепчал с каждой минутой. Волны и тучи брызг то и дело заслоняли низкий остров.

Когда шлюпка вернулась, «Валюта» снялась с якоря и ушла от Тендры под зарифленными пару­сами. Ермаков спешил добраться к вечеру обратно в Одессу.

Вершины окружавших дом молодых тополей рас­качивались, голые ветви постукивали друг о друга, в решетчатом заборе тонко посвистывало, калитка вздрагивала и стучала щеколдой, флюгер на крыше крутился волчком.

Прибой шумел так гулко, будто море взобралось на обрыв, затопило виноградник, и волны ударялись уже совсем рядом, за коровником.

На прихваченную морозом землю косо сыпался снег.

Три человека с винтовками подошли к саду с мор­ского берега, разъединились: один остался на углу, второй — у середины ограждающего сад забора, тре­тий — у ведущей к морю калитки.

Трое других расположились в узком переулочке, ограничивающем сад с западной стороны, двое осто­рожно пробрались в примыкающий с востока к са­ду виноградник.

Когда, таким образом, дом и сад были оцеплены, Кудряшев и его спутники поднялись на крыльцо-ве­ранду, и начальник поста тихонько постучал в дверь.

Никто не ответил. Тогда он постучал настойчивее. Несколько минут люди стояли молча, кто-то, согре­ваясь, притопывал.

Тоскливо, назойливо пел флюгер на крыше.

— Спит, и бог с ним, незачем будить, пошли обратно, — раздался в темноте чей-то баритон.

— Проснется! — Кудряшев снова начал стучать. За дверью послышалось шарканье ночных ту­фель.

— Свои, свои, Карл Иванович! Чего это ты за­спался?

— Айн секунд!

— Очищай ноги, не заноси грязь в хату, — шутли­во прикрикнул Кудряшев на друзей и первым вошел в сени, освещенные керосиновой лампой, которую держал Фишер.

— Принимай гостей, Карл Иванович, извини, что мы нагрянули. Дружки из Одессы приехали, с «Ва­люты». Ремонтируется их шхуна, ну, и пожаловали. Погулять хотим. Угостишь?

Федор снял шинель, отряхнул от снега островер­хий шлем и пригласил товарищей:

— Вот сюда, ребята, вешай.

Карл Иванович поставил лампу на стол, запахнул полы халата и, позевывая, смотрел на поздних го­стей.

Вместе с Кудряшевым прошли не то пять, не то шесть человек: трое смущенно столпились у порога, оглядывая комнату, остальные старательно вытирали в сенях сапоги.

— Ну и холодище, прямо-таки как на Северном полюсе! — сказал Кудряшев и остановился перед ви­сящим на стене зеркалом, приглаживая ладонями курчавые волосы.

В зеркале отражалась вся комната, обставленная старинной мебелью, семейные фотографии в черных узорчатых рамочках, большие часы с кукушкой, рас­творенная в темную спальню дверь.

— Знакомьтесь, ребята, вот это и есть председа­тель нашего поселкового Совета, товарищ Фишер, Карл Иванович — мой хороший приятель.

— Очень хорошо, гут! Твои друзья — есть мои. Прошу ожидать. Зетцен зи зих, садитесь! Будем пить молодое вино, — улыбнулся Фишер.

— Ты не особенно беспокойся, Карл Иванович! — дружески сказал Кудряшев.— Закусочка у нас своя, а вот винца ни у кого, кроме тебя, попросить не­удобно.

Фишер вышел через кухню во вторые сени, а го­сти расселись вокруг покрытого суконной скатертью стола.

— Это что же, все хозяйская родня? — громко спросил кто-то, кивая на фотокарточки.

— Родня-то у него большая, а живет один-оди­нешенек. Дети в Сарепту уехали, жена померла от тифа, — так же громко ответил Кудряшев, осматри­вая комнату.

У Фишера явно никого не было. Предположение не оправдалось: видимо, приехавший к нему под ве­чер неизвестный человек — о появлении его сообщил наблюдавший за домом Фишера боец — успел уехать незамеченным. «Проглядели мы его!» — с до­садой подумал Кудряшев,

Вскоре Фишер вернулся с вином. Компания сразу оживилась, разложили на столе принесенную с собой закуску.

Первый тост, как и полагается, был произнесен за хозяина, второй за то, чтобы подольше ремонти­ровалась «Валюта», — кому охота плавать в окаян­ную штормовую погоду!..

Часа в два ночи пограничники распростились с гостеприимным хозяином и, распевая песни, поки­нули дом.

— Какие новости, товарищ начальник? — задер­жав в дверях Кудряшева, тихо спросил Фишер. — Разыскали Мерца в Херсоне?

Кудряшев махнул рукой:

— А это уж не моей голове забота. Ну, спасибо тебе, будь здоров, спокойной ночи!..

— Добрых снов!..

Фишер запер дверь, вернулся в комнату, прислу­шался к удаляющимся голосам, отогнул край вере­вочного коврика, поднял обнаружившуюся в полу крышку подполья, встал на колени и шепотом по-не­мецки сказал:

— Ушли! Можно выходить...

Из подполья вылез часовщик Борисов. Фишер хотел было захлопнуть крышку.

— Не закрывайте! — остановил его англичанин на чистом немецком языке. — Эти пьяницы могут вер­нуться... Доверяет ли вам Кудряшев?..

— Надеюсь, что да.

— Извините меня, барон, но в нашей работе нель­зя жить иллюзиями и надеждами. Уверены ли вы в этом?

— Вы же слышали, сэр...

— Сэр Робинс,— подсказал англичанин. — Те­перь я могу вам назвать, свое подлинное имя.

— Вы же слышали, сэр Робинс, этот Кудряшев всегда советуется со мной, в гости ходит ко мне...

— Очень хорошо... Вам легче будет работать, ес­ли вы будете чаще пить с этим чекистом вино... Я уезжаю... Да, я должен уехать, — ответил Робине на немой вопрос Фишера. — Я благодарю вас за все, что вы сделали для нашего общего дела.