Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Когда основная масса проскочила мимо нас, я развернул коня и погнался за ними, изменив своему правилу не тратить время на удирающих. Достали меня морины прошлым летом! Рано или поздно придется покорять их, так что перебью сейчас побольше. Гнался до начала леса, заколол последнего врага уже между деревьями. На нем был римский шлем, снятый, видимо, с убитого легионера. Кельт, победивший римлянина, должен умереть, чтобы не подавал дурной пример подрастающему поколению.

Я слез с коня и снял этот шлем, чтобы не достался другому морину. За что был вознагражден массивными золотыми сережками в виде человеческих черепов, которые висели в ушах убитого. Приятный добавок к остальным трофеям.

Мои воины уже собирали добычу. Не потеряв ни одного человека, лишь двое были легко ранены, мы набрали так много трофеев, что не могли увезти все. Большую часть спрятали на опушке леса, чтобы приехать на следующий день на арбе и забрать. С собой прихватили только самое ценное — металлические доспехи и дорогое оружие.

Как я и предполагал, Тит Лабиен с двумя легионами был послан рассчитаться с моринами. Лето было засушливое, многие болота пересохли, так что в этом году партизанские действия вести было труднее. К тому же, погибла большая часть воинов, напавшая на легионеров, высадившихся с двух судов, а это были самые активные и, скорее всего, самые мужественные. С остальными расправились очень быстро. Легионы Тита Лабиена взяли в плен и продали в рабство около десяти тысяч моринов обоего пола. Сколько было убито в стычках и из-за несоответствия, так сказать, торговым стандартам, никто не подсчитывал. В придачу были сожжены все поселения и забраны или уничтожены запасы продовольствия. Зерном кормили лошадей.

То же самое проделали с менапиями, когда мы были в Британии, тринадцатый и четырнадцатый легионы под командованием Квинта Титурия Сабина и Луциния Аврункулея Котты. Благодаря тактике выжженной земли, территория, населенная ранее моринами и менапиями, опустела. Туда позвали бойев, как осевших у эдуев, так и проживавших на севере на границе с германцами. Показательные расправы должны были образумить соседей, многим из которых не нравились поборы римлян.

Перед тем, как Гай Юлий Цезарь уехал в Рим на зиму, я передал ему сообщение, присланное из Бибракты во время нашего отсутствия. Думнорикс опять что-то замышлял. Соседние племена, помня, чем закончилась предыдущая попытка, с подозрением относились к его потугам организовать восстание, а вот проживавшие далеко, особенно эбуреи и нервии, явно были не против замутить что-нибудь. Проконсул отстегнул мне за информацию две тысячи денариев, пятьсот из которых в Бибракту повез Кон, получивший свою сотню.

На зиму бойцы моей турмы были отпущены по домам, а я остался с одиннадцатым легионом в каструме возле Ития — небольшого поселения неподалеку от Бононии на берегу бухты, в которой был оставлен на зиму флот. Здесь же началось строительство новых судов, как транспортных, так и военных. Первыми занимались венетские корабелы, а вторыми — римские. Гай Юлий Цезарь приказа довести к следующему лету количество судов до шестисот. При строительстве должны соблюдаться требования, один к одному совпадающие с теми, что я посоветовал проконсулу по время перехода с острова Британия.

Я брал на «своей» триреме четырехвесельную лодку и вместе с Бойдом рыбачил в проливе при хорошей погоде. Стоило ветру покрепчать, сразу неслись к берегу. При этом чувствовал себя так, будто сбежал со свидания. Зато мой напарник, выросший вдали от моря, был уверен, что именно так и надо поступать.

Гай Юлий Цезарь вернулся в конце мая. Вместе с ним прибыли и четыре тысячи эдуйских всадников под командованием Думнорикса. Среди этих всадников был и наш осведомитель, который не только выкупился из кабалы, но и приобрел коня, оружие и доспехи, необходимые для участия в походе. Он передал Кону, а я — Гаю Юлию Цезарю, сообщение, что Думнорикс распространяет слух, будто римляне собираются назначить его единоличным правителем.

— Только единовластия у эдуев нам и не хватало! — возмутился проконсул. — Если они объединятся, то сразу превратятся из союзников во врагов! Мы им нужны, пока эдуйские вожди выясняют, кто из них главней!

— Надо по секрету сказать каждому эдуйскому вождю, что собираешься сделать главным его, а не Думнорикса, — посоветовал я.

— Ты угадал мою мысль! — весело воскликнул он и приказал рабу Сексту: — Дай ему три больших мешочка.

Не знаю, воспользовался ли проконсул моим-своим советом, потому что на следующий день убыл на восток, в земли племени треверов, одного из крупнейших кельтских, расположенных рядом с Рейном. По сообщениям осведомителей, которые, как догадываюсь, теперь были у Гая Юлия Цезаря во всех крупных племенах, вождь Индутиомар мутил народ, предлагал отказаться платить дань римлянам. Поскольку платить никто не любит, сторонников у него становилось все больше и больше. К тому же, звал на помощь германцев. Вот проконсул и отправился к треверам с седьмым, восьмым, девятым и десятым легионами, чтобы объяснить, что лучше платить дань, чем погибнуть или стать рабом.

Третью неделю дует сильный северо-западный ветер, преобладающий в этих краях. Пролив Ла-Манш кажется белым из-за пены на верхушках невысоких волн. Огромный римский флот из шестисот с лишним судов, парусных и гребных, в прямом смысле слова ждет у моря погоды, когда противный ветер сменится на попутный. Гай Юлий Цезарь вернулся от треверов через месяц с небольшим. Увидев, с какой силой он приперся, аборигены передумали восставать. Сначала перебежала верхушка, которая дань не платила и потому ничего не теряла, а потом и чернь последовала их примеру. Проконсул назначил треверам нового правителя Кингеторига, объявившего себя сторонником римлян, но не пользующегося у народа таким же авторитетом, как Индутиомар, после чего быстрым маршем отправился в обратную сторону.

Пока Гай Юлий Цезарь отсутствовал, Думнорикс подстрекал знатных эдуев не переправляться в Британию, заявляя, что римляне хотят погубить их всех там. Когда проконсул вернулся, эдуйский вождь заявил, что переправляться не будет, потому что друиды предсказали, что утонет по время переправы. Отмазка не проканала. Как догадываюсь, Гай Юлий Цезарь хотел иметь мятежного вождя на виду.

Вечером, когда солнце уже село, но было еще светло, ко мне подошел Кон и шепотом доложил:

— Думнорикс на рассвете отправится на охоту с небольшим отрядом и сбежит. Римляне решат, что поскакал в Бибракту, пошлют за ним погоню, а он поскачет к нервиям и эбуреям, с которыми договорился восстать вместе зимой.

Поскольку осведомитель ни разу не давал неверную информацию, я сразу отправился к Гаю Юлию Цезарю. Ворота каструма уже закрывали, но меня знали, поэтому впустили.

Гай Юлий Цезарь в кругу своих приятелей, точнее, прожженных подхалимов, Авла Гирция и Гая Вибия Пансы, вел разговор о разборках в римском сенате, возлежа на клиниях, сколоченных легионерами. На столиках перед каждым стояло по блюду с медовыми коржами, чаше со свежей земляникой и кубку с вином. Вся посуда серебряная с барельефами, которые я издалека не разглядел. Видимо, пирующие перешли к десерту и сладким разговорам. Судя по горячности, тема волновала их очень-очень. Проконсул даже сперва отказался принять меня, но охранник, наученный мной, сказал, что я по поводу восстания.

— Зови! — распорядился Гай Юлий Цезарь, а когда я вошел, шутливо представил своим собеседникам: — Он наполовину грек, наполовину кельт, поэтому самый образованный и хитрый из кельтов и самый отважный из греков! Я рассказывал вам о нем.

— Да, помним! — заявил Авл Гирций, сладко улыбаясь и одновременно внимательно, но ненавязчиво, изучая меня.

Гай Вибий Панса посмотрел на меня исподлобья коротко и пронизывающе, после чего, чтобы, наверное, подсластить впечатление, откусил сразу половину коржа и следом закинул в рот большую щепоть ягод.

— О каком восстании ты собираешься сообщить нам? — как о чем-то несущественном, поинтересовался хозяин шатра.