Любовные чары - Гай Орловский

— Ребят я расставил, — сообщил он. — Откроют беспорядочный огонь, когда встанешь и побежишь. Должен либо упасть, либо пригнуться, но дальше, сам понимаешь, нужно вести себя как можно естественнее.

— Справлюсь, — пообещал я.

— А как дальше?

— Не знаю, — ответил я откровенно. — У меня мозг ленивый, дальше одного шага продумывать отказывается.

Он усмехнулся.

— Тогда ты здесь среди своих. А командование наше так и вовсе отказывается продумывать даже первый шаг. Его действия никакие аналитики врага не просчитают, так как в нашем штабе сами не понимают, что делают. Трудная работа, а кто работать рвется?.. Ну, как ты?

— Я пошел, — ответил я. — Вы еще не послали, а я пошел, потому что доброволец. Это ж не на работу!

Он ухмыльнулся.

— Да, конечно…

Мы вышли вместе, он остался на пороге, а я пригнулся и начал пробираться вперед в сторону захваченных зданий, делая вид, что, как турист, рассматриваю подбитые танки, броневые машины, ах как это все волнительно, как любопытственно, вот здесь сделаю сэлфи, и вот здесь…

Спохватился, вытащил смартфон и начал снимать в высшем из возможных разрешений.

Кто-то далеко за спиной прокричал:

— Эй ты, гражданский!.. Немедленно вернись!

Я сделал вид, что не слышу, все так же зигзагами продолжаю продвигаться вперед. Через минуту тот же голос прокричал громче:

— Эй ты!.. Туда нельзя!.. Быстро обратно!

Я все еще шел медленно и увлеченно, водил камерой по сторонам, снимая подбитую технику, особенно увлеченно снимаю места зверских пробоин, а далеко за спиной уже два голоса прокричали зло и настойчиво:

— Сейчас же вернись!.. Или будем стрелять!

Я все поглядывал на здание, там мелькают головы в клетчатых куфиях, в основном арафатках, но немало и тюбетеечников, видят, кто-то уже держит меня на прицеле, но вряд ли станут стрелять в безоружного и явно гражданского с камерой в руках.

Сзади раздался крик:

— Назад!.. Еще шаг — и стреляем!

Надеюсь, в здании тоже слышат, там направленные микрофоны ловят все, что не успевают глушить средства защиты, и когда я сделал этот роковой шаг, то разом припустил бегом, пригнувшись и укрываясь за корпусами танков и бронетранспортеров.

Далеко за спиной прогремели выстрелы, часто простучал пулемет. Я упал на четвереньки и так пробежал с десяток шагов, а пули с силой бьют в стальную броню прямо над головой, отскакивают с таким громким щелканьем и злым визгом, будто не пули, а снаряды.

Я чувствовал, как из захваченного здания следят с интересом и недоумением, а когда оттуда часто-часто простучал крупнокалиберный пулемет, сердце похолодело, это же полный капец…

Но пули с визгом проносятся высоко над головой, а сзади выстрелов стало вроде бы меньше. Я вскочил и понесся снова, делая резкие зигзаги и прячась за подбитыми и покореженными машинами.

В проеме выбитой двери захваченного появился человек и, прячась за откосом, приглашающе махал мне рукой.

Я сделал последний рывок, пронесся как олень и впрыгнул головой вперед в раскрытый проем. Не успел прокатиться на пузе по гладкому полу, как на ходу перехватили крепкие руки.

Меня вздернули, все же заломив руки, со всех сторон возбужденные голоса, но Наташа из кулона переводит все моментально, меня считают перебежчиком, а это самое то, на что рассчитываю…

Держа крепко за предплечья и локти, быстро протащили через холл, там какая-то высокая арка, двое парней с автоматами посмотрели каждый на свой экран, мои конвоиры придержали меня на зеленом коврике, но один из часовых сразу же буркнул без интереса:

— Чист.

Второй сразу следом за ним:

— Чист.

Конвоиры дернули меня за локти.

— Пойдем.

Я вздохнул с облегчением, хотя чего тревожиться, со мной ни оружия, ни даже металлической ложки, а эта аппаратура просматривает меня насквозь, пересчитывая даже эритроциты в венах и вес готовых к выходу отходов в кишечнике.

Придерживая за локти, провели по коридору в одну из комнат. Навстречу из-за стола поднялся сухощавый мужчина с удлиненным лицом и орлиными глазами.

Такими исламистов нам и показывают: неистовый воин, горячий и яростный, в то время как наши бойцы даже элитнейшего спецназа больше напоминают менеджеров младшего звена, облачившихся в бронекостюмы высшей защиты.

— Что случилось? — спросил он резко.

— Франка поймали! — крикнул один.

— Сам явился, — возразили ему тут же.

— Прибежал к нам! — выпалил один из моих конвоиров. — По нему так стреляли, так стреляли!..

Их командир повернулся ко мне.

— Усман, — назвался он. — Майор Усман ибн Сафин. Кто вы?

— Работаю на телевидении, — выпалил я, — но это неважно. Я бежал к вам потому, что сердце мое тянется к свету истинной веры.

— Мусульманин?

— Нет, — ответил я честно, — но сочувствующий и жаждущий!.. Я начал интересоваться исламом, еще когда узнал, что ислам хотел принять Гитлер, заявивший, что ислам не способен на терроризм, Черчилль, Лев Толстой, князь Владимир, Пушкин, Иммануил Кант… А когда мне в руки попал Коран… о, с того дня началась моя новая жизнь!

Меня уже отпустили, слушают жадно и с восторгом. Усман улыбнулся, жестом указал мне на стул напротив, остальным кивнул в сторону выхода.

Половина поспешно выбежали из комнаты, но четверо остались, двое сразу же встали по обе стороны.

Усман произнес с одобрением:

— Хорошие слова… Я в университете защищал диплом по его «Критике чистого разума», но нам никогда не говорили, что он принял ислам.

— Ха, — сказал я саркастически, — кто это скажет!.. Но Кант собственноручно на своем дипломе написал «Бисмиллахи — рахмани р-рахим», а когда и как принял ислам… достаточно погуглить. Такие вещи гнилой Запад тщательно скрывает.

Он кивнул.

— Верно, Запад боится правды, которой осиян Коран.

— Когда Черчилль хотел принять ислам, — сообщил я, — как вся родня и правительство на него нажимали, чтобы не смел этого делать?..

Один из боевиков у двери, весь увешанный оружием так, что одежды не видно, вытащил оттуда-то из-под висящих на нем автоматов новейшую модель смартфона, размером с зажигалку, растянул ее дюймов на двадцать и начал тыкать пальцем, поглядывая на меня с недоверием.

— Во всех книжных магазинах Европы, — сказал я, — полки завалены боевиками и порнухой, но нигде ни в одном вы не найдете Корана!.. Почему? Я вам скажу честно, западный мир до свинячьего писка страшится этой книги. И знаете почему?

Все смотрели на меня выпученными глазами и затаив дыхание. Наконец Усман опомнился и спросил тихо: