Железный доктор - Василий Орехов

— А почему же вы тогда не вернётесь за Барьер?

— Потому что здесь интереснее жить, — пожал плечами Растаман.

Машина оказалась «ладой-магнолией», совсем такой же, как была когда-то у Володиного отца. С выбитыми стёклами, покрытая вмятинами, с облупившейся тёмно-синей краской. Но всё же это был автомобиль, способный передвигаться. Растаман лично продемонстрировал это, с огромным трудом втиснувшись на переднее сиденье (задних не было вообще) и погазовав на месте. Аккумуляторы, судя по датчику, были полностью заряжены.

— Водить умеешь? — спросил Бордер Володю.

Они собрались у машины в некоем подобии подземного гаража, который также служил Растаману складом и, судя по запаху, помойкой.

— Умею. У моёго бати такая же «магнолия» была.

— Это хорошо. Потому что я с тобой поехать не могу, а Бандикуту руль доверит только последний дебил.

— Я поеду с… с ним?! — Рождественский растерянно кивнул на маленького сталкера, который шнырял среди ящиков и контейнеров. Бандикут успел изрядно надраться, пока ждал результатов переговоров. По настоянию Бордера толстяк вколол коротышке какой-то антидот, но тот явно подействовал не до конца, и теперь Бандикут что-то напевал.

— Мне нужно остаться, чтобы присмотреть за девчонкой, да и за Растаманом тоже не повредит, — пояснил Бордер, понизив голос. — Сам понимаешь, на чёртова гнома их оставить нельзя. С другой стороны, Рельса он знает, на местности ориентируется, воевать тоже умеет в случае нужды. Идиот, да, но что поделать…

— Спасибо, удружил, — засопел обиженный военврач. Он уже привык к рассудительности лысого энергика, чувствуя к нему нечто вроде уважения, и вот теперь ему в попутчики подсовывают малорослого неврастеника, которому к тому же нельзя доверять.

— В машине только два места, сзади вы погрузите установку, — продолжал Бордер. — Я понимаю, что напряжно, но иначе никак. Да тут в принципе совсем недалеко. Машина — вещь редкая, я уж и забыл, когда последнюю на ходу видал. Все примут вас за обычного носорога, то есть биомеха на автомобильной основе, их тут на Сеятеле шныряло раньше до беса. Железнодорожные чугунки из музея под землю вроде ушли, в военные тоннели, а машинки ещё остались кое-где. Даже если вас сталкеры засекут, подумают, что какие-то мнемотехники развлекаются. Вы больше железяк берегитесь. Ну, и Ордена, само собой.

Лейтенант вздохнул. Судьба в очередной раз связывала его с Бандикутом. Вот так и таскай его с собой, как Сизиф свой камень… Лишь бы не подвёл.

— Я его предупрежу, — сказал Бордер, словно читая Володины мысли. — Скажу, что под землёй найду в случае чего и отрежу всё, что наружу торчит. Он меня знаёт, поэтому поверит.

Рождественский удивлённо взглянул на энергика и понял, что тот не шутит.

Марина и Костик паслись в сторонке. После медицинского осмотра девушка безуспешно пыталась выяснить, что же такое нашли у неё в голове, но объяснять ей было опасно. Володе пришлось неуклюже соврать, что нужно залечить последствия травмы, иначе возникнут проблемы с переходом Барьера. Нащупав шрам, Марина вроде бы поверила, но то и дело переспрашивала, не обманывают ли её и всё ли закончится успешно. Костик, похоже, подозревал неладное, но высказывать свои подозрения не спешил. Нейролингвист, видимо, понимал, что самим им отсюда не выбраться никак.

— А вот это вы отдадите Рельсу, — сказал Растаман, доставая из кармана шортов полотняный мешочек. Развязав горловину, он наклонил его над поверхностью ближайшего деревянного ящика, и наружу выскользнула плата за «Баст».

Это был артефакт, называемый «фрич». Разумеется, воочию лейтенант такую редкость ни разу не видел, но по инструктажам и справочникам знал очень хорошо. Точное происхождение артефакта не было известно, предполагалось, что это продукт утечки лабораторного аммиака, претерпевшего метаморфозу в результате Катастрофы.

Выглядел фрич словно круглая лужица воды, покрытая льдом. Трогать её у Володи не было никакого желания, тем более что он знал, что в случае прикосновения фрич обволакивает руку наподобие резиновой перчатки, которую очень трудно снять. При желании потом можно было даже ковырять пальцем в носу, но всё неорганическое, чего касалась рука в такой «перчатке», замерзало и от малейшего удара рассыпалось в инеистый прах.

— Отдадите Рельсу, — повторил толстяк, осторожно смахивая фрич обратно в мешочек, — и мы с ним в расчёте. Если заноет, что мало — соврёт, собака. Мы давно уже договорились, что с меня фрич, с него аппарат.

— И тем не менее если он не согласится? — спросил лейтенант, осторожно убирая мешочек в карман бронескафандра.

— Тогда мы его пристрелим на хрен! — заявил, подходя, Бандикут. — Вы, кстати, о ком базарите?

Бордер картинно закатил глаза.

— Слушай сюда, корявый, — наставительно сказал он. — Ты едешь с доктором к Рельсу.

— Это какой Рельс, беззубый, что ли?

— Если будешь перебивать, сам станешь беззубый, — пригрозил Бордер.

Бандикут мелко закивал:

— Я слушаю, слушаю! Просто уточнил информацию. Мало ли в Академзоне рельсов.

— Мы знаем только одного, поэтому заткнись. Поедете к Рельсу вот на этой колымаге. За рулем — доктор. Надеюсь, что доберётесь без приключений, хотя где ты, там и хреновы приключения на каждом шагу. Короче, приедете, произведёте обмен, заберёте у Рельса несколько ящиков. Доктор ему отдаст, что положено.

— Можно его кокнуть и даром всё забрать, — предложил было Бандикут, но тут же выставил перед собой ладони, словно защищаясь: — Молчу. Приедем, отдадим, заберём. Никаких проблем.

— Слава богу, дошло. И едете сюда. Если возникнут сложности, вызывай меня по мю-фону.

Это была новость. Рождественский и не знал, что у лысого энергика есть мю-фон. Он видел, как подполковник Гончаренко извлёк такую штуку из разбитого сталтеха и раздавил каблуком ботинка, но не подозревал, что этот имплант имеется у Бордера. Принцип действия мю-фона до сих пор никто толком не изучил, за Барьером его хранение жестоко каралось, внутри Барьера имплант-передатчиком пользовались далеко не все, потому что последствия такого использования были непредсказуемы. Видимо, Бордер тоже выходил на связь через мю-фон только в экстренных случаях. Вот как сейчас, к примеру.

— Заметано, — согласился Бандикут, у которого, получается, тоже стоял подобный имплант. Похоже, о своих товарищах Володе Рождественскому предстояло узнать ещё очень много нового.

Не говоря больше ни слова, маленький сталкер забрался на пассажирское сиденье «магнолии».

— Давай, — Бордер протянул лейтенанту руку. — Мы ждём.

Рукопожатие сталкера оказалось сильным и ощутимо тёплым.

— Возвращайтесь скорее, — жалобно сказала Марина. Снова одетая в старый побитый бронекостюм, она выглядела очень трогательно, и военврач подумал, что вот из таких девушек, наверное, и выходят лучшие жены — не из холодных красавиц и не из застёгнутых на все пуговицы дурнушек, поскольку и у тех, и у других полно комплексов и всяких других тараканов, а именно из таких вот спокойных и обаятельных среднестатистических девчонок. Но при этом, конечно, не из дочерей председателей Советов Федераций…

— Шеф, два счётчика! — дурным голосом завопил Бандикут из машины.

Толстяк поспешил к настенному щитку, откинул крышку и щёлкнул тумблером. Загудел мотор, и ворота из толстой бетонной плиты, закованной в стальную раму, стали медленно подниматься. Володя сел за руль, погладил рукой панель сенсорной коробки передач, подправил камеру заднего вида и запустил двигатель. Ворота тем временем уже поднялись настолько, чтобы «магнолия» смогла проехать. Помахав рукой оставшимся в Растамановском подвале, лейтенант аккуратно вырулил наружу и по пологому пандусу направил автомобиль ко вторым воротам. Для старого бомбоубежища, которым военврач считал логово Растамана, это уже смотрелось крутовато. Зачем всё это было построено под зданием школы, оставалось только догадываться, но Володе Рождественскому и без того хватало парадоксов Зоны.

— В последний раз, помню, на тачке ехал в «Золотую рощу» за бухлом, — предался воспоминаниям Бандикут. — Нам с мужиками малость не хватило, меня за добавкой послали. Тачка, конечно, получше была, эта совсем уж рухлядь, где её только жиртрест раскопал…

— Слушай, помолчи, пожалуйста, — сквозь зубы попросил Володя, и они выехали на поверхность.

Вести машину по полуразрушенному Академгородку было ещё более диким и пугающим занятием, чем передвигаться на своих двоих. «Магнолию» то и дело подбрасывало на кочках и глубоких выбоинах, дорога как таковая отсутствовала, разогнаться свыше десяти километров в час не представлялось возможным. Двигатель мерно урчал, оставалось надеяться, что ни он, ни гремящая подвеска не сломаются на полдороге.