Хроноагент - Владимир Добряков

В селе Каменки обнаруживаю скопление легковых машин, сразу четыре. Рядом с ними стоят пять танков. Неподалеку — несколько мотоциклов. Это штаб группы. А вот и склады горючего. Но его здесь явно мало, даже для одной дивизии. Откуда же Гудериан собирается подвозить бензин для своих панцеров?

На этот вопрос я получаю ответ, пролетая над Дубровкой. На станцию только-только подали эшелон с цистернами. На подходе еще какой-то состав. В окрестных лесах и на проселочных дорогах — полно автозаправщиков.

Так. Ясно. Пока их зальют, пока они довезут горючее до Бетлицы и в другие дивизии. Потом надо вернуться назад и залиться на вторую заправку, чтобы идти вслед за наступающими танками. Раньше завтрашнего утра Гудериан наступление не начнет.

Неплохо бы найти еще и место, где они складируют боеприпасы. Мне “везет” и здесь. Три подозрительных места я наношу на карту.

Почти везде по мне ведут зенитный огонь. Но мой “Як” для зенитчиков — цель слишком неудобная: малоразмерная, скоростная, да еще и маневрирует, как стрекоза. Попробуй порази!

Вот и конечная точка маршрута. Карта испещрена отметками. Надо полагать, что и у Сергея она не пустая. Недаром про него говорят: “Разведчик — от бога! Иной десять раз над одним местом пролетит и ничего не обнаружит. А от Сереги никакой маскировкой не укроешься”.

Бросаю еще один взгляд на карту. Становится ясно, что основной удар группа Гудериана будет наносить в междуречье Десны и Угры, в направлении на Ельню. Вспомогательный удар — на Рославль.

Ложусь на возвратный курс и набираю четыре пятьсот. Задание комдива выполнено наполовину. Танковая группа, ее тылы и штаб нанесены на карту. Осталось доставить ее домой. А вот мое задание только начинается. Я к нему еще не приступал. Но с минуты на минуту начнется то самое главное, ради чего я покинул свое время и переместился сюда, в октябрь 1941 года.

Иду почти на максимальной скорости. Внимательно осматриваюсь. Сергея не видно. Это хорошо! А где немцы? Неужели они проворонили нас? Как бы не так! Помяни черта…

Слева наперерез моему курсу идет шестерка “мессеров”. Других пока не видно. Но все равно, и этих немало. Вот оно! По спине пробегает холодок, и противно ноет где-то между желудком и печенью. Проглатываю застрявший в горле комок и еще раз оцениваю обстановку. Она непростая. В одиночку против шести мне еще не приходилось. А ведь должны подойти еще четыре.

Ладно. Глаза боятся, а руки делают. Только бы Сергей не забыл нашего уговора и не ввязался в бой. Подпускаю “мессеров” метров на четыреста и резко, “горкой”, набираю высоту. “Мессеры” расходятся парами, охватывая меня с разных сторон. Одна из пар идет на меня. Неожиданно для них атакую эту пару в лоб. Мы стремительно расходимся на встречных курсах, и я оказываюсь во фланге второй пары, а сзади на меня заходит третья.

Обстреливаю вторую пару и ныряю под нее. Задние, чтобы не столкнуться со своими, вынуждены отвернуть влево. А я снова ухожу на высоту, где на меня наваливается первая пара, с которой я только что разошелся на лобовой. Стряхиваю их с хвоста многократно отработанным маневром и, резко уйдя вниз, сам атакую третью пару. Да, ребятки, “сохатого” ловить — это вам не в тапочки гадить! Повозитесь!

Сколько времени проходит в этой карусели, трудно сказать. Все сливается в непрерывную череду маневров. Меня атакуют, я ухожу из-под огня и атакую в свою очередь. Пока бой идет почти на равных, если не считать того, что меня уже несколько раз зацепили. Хорошо еще, что только из пулеметов. В плоскостях вижу несколько пробоин.

Выйдя из очередной атаки и уйдя очередной раз из-под огня, быстро осматриваюсь на все триста шестьдесят и резко бросаю “Як” вправо. Сзади, незаметно для меня, подошла еще одна пара “мессеров”, а другая караулит меня вверху.

“Нибелунги”! Вот теперь покрутимся. Ну, верный мой “Як” номер “27”, настало для нас главное испытание. Сколько раз мы с тобой выручали друг друга, сколько раз побеждали! Теперь кому-то из нас не миновать лежать на песке. Скорее всего обоим. Но перед тем как спеть “Мир вашему дому”, мы с тобой покажем все, на что способны. Надолго эти нордические рыцари запомнят “сохатого”.

Невозможно описать то, что происходит в следующие минуты. Я буквально просачиваюсь между огненных трасс, тянущихся ко мне со всех сторон. Мой самолет показывает все, на что он способен. Впрочем, только он на это и способен. Такие “свечки”, перевороты, виражи и крутые петли на максимальной скорости может делать только “Як”. Вот когда мне пригодилось то, что я выжимал из машины, осваивая ее еще в мае.

Очередная заходящая на меня пара не может удержать меня в прицеле более двух секунд. Но беда вся в том, что, выходя из-под ее огня, я сразу попадаю под огонь другой пары. Их слишком много. Все чаще “Як” вздрагивает от попаданий. Хорошо еще, что жизненно важные “органы” до сих пор не задеты.

Уходя от очередной атаки, замечаю, что меня ждут и справа, и слева, и вверху, и внизу. Выход один — туда, где меня не ждут, то есть назад! Маневр рождается мгновенно. В замедленной “бочке” “Як” теряет скорость и высоту, “мессеры” проскакивают надо мной. Когда я выравниваюсь, ведомый “мессер” оказывается ближе чем в ста метрах прямо передо мной. Грех не воспользоваться. Короткая очередь. “Мессер” качается, выпускает клубы черного дыма, вспыхивает и с воем устремляется вниз. Осталось девять. Повоюем дальше.

Как там уходил от меня штандартенфюрер Кребс? Немцы, наверное, рты разинули, когда я, резко взмыв вверх, с переворотом, в обратной петле, пошел на нижнюю пару. Те даже не успевают среагировать, как моя очередь прошивает кабину и центроплан ведущего “мессера”. Но миг моего торжества длится очень недолго. Дробно стучат пули по бронеспинке, вдребезги разлетается приборная доска, я резко ухожу влево… Ошибся! Надо было вправо… Поздно! “Як” резко вздрагивает. Из-под капота выбивается и тут же пропадает пламя.

По изменившемуся звуку мотора понимаю: разбит радиатор. Это конец. Минута-другая, и перегревшийся мотор заклинит. А может, и загорится. Это уж как повезет.

А немцы, поняв, что “Як” смертельно ранен, ликуют и теряют всякую осторожность. Верхняя пара “Нибелунгов” нависает в пятидесяти метрах надо мной. Ну, гады! Рано радуетесь, я жив еще! Три снаряда входят в брюхо ведущему “мессеру” и рвутся там, все калеча и круша. Но и я отлетался.

В надсадный звук перегретого мотора вплетается скрежет и стук, из-под капота валит дым. А вот пожар мне не нужен. Быстро перекрываю подачу бензина, и наступает относительная тишина. “Мессеры”-то не ушли. Им очень хочется видеть, как загорится мой “Як”, как врежется он в землю. Они по очереди заходят на меня и расстреливают, как конус на полигоне. Но мой “Як”, хоть и без мотора, по-прежнему выручает меня. Управление в порядке. Я маневрирую, сбиваю им прицел, как могу. Но снаряды и пули хоть и не все, но настигают меня, терзают подбитую машину.