Серебряная рука - Майкл Муркок

Обернувшись на преследователей, Корум попытался найти глазами всадника, одетого в переливчатые латы, но его в рядах преследователей не было. Псов сопровождали белоликие, красноглазые гулеги, привычные к подобным облавам. Уже не одно поколение их было рабами Фой Мьёр; уроженцы заморских восточных земель, они пытались отвоевать земли запада.

Гейнору, по всей видимости, пришлось возглавить воинство, вышедшее в поход на Кэр-Малод (если только воинство шло туда), — его отсутствие можно было объяснить только этим. Корум вынул из-за пояса рог и поднес к губам резной мундштук.

— Едьте в Крэг-Дон, — сказал он своим спутникам. — А ты, Гоффанон, возьми Эмергина.

Кузнец снял чахлое тело Великого Друида с седла Корума и положил его на свое огромное плечо.

— Но ведь ты можешь погибнуть… — начал было Джерри.

— Нет, — тут же оборвал его Корум. — Если я буду внимателен, со мною ничего не случится. Идите. Гоффанон расскажет тебе об этом роге.

— Кругом сплошные рога! — воскликнул Джерри. — Рог, что звучит перед концом света, рог, которым призывают демонов, рог, которым усмиряют псов!

Джерри пришпорил своего коня и поскакал к высоким камням Крэг-Дона. Гоффанон бежал следом.

Корум затрубил в рог, и собаки, а их было десятка четыре, навострили красные уши, не замедляя при этом бега. Однако гулегов, скакавших на серых конях, этот звук привел в замешательство. Они стали отставать от своих псов.

Услышав запах Корума, псы радостно взвыли.

Корум протрубил в рог второй раз. В желтых горящих глазах псов появилось недоумение.

Зазвучали охотничьи рожки, — гулеги в панике подзывали своих собак, помня о том, что произойдет с ними, если рог прозвучит еще раз.

Собаки Кереноса были уже так близко, что Корум услышал их смрадный запах.

Псы замерли и стали нехотя возвращаться к ожидавшим их гулегам.

Увидев, что псы Кереноса отступают, Корум вновь приложил рог к губам и протрубил в третий раз.

Он увидел, как схватились за головы гулеги, как попадали они со своих седел. Они были мертвы, ибо третий сигнал рога был для них смертельным — так Керенос наказывал ослушников.

Псы Кереноса, которым была дана команда возвращаться домой, трусили туда, где лежали их мертвые хозяева-гулеги. Корум присвистнул, засовывая рог за пояс, и не спеша поскакал к Крэг-Дону.

— Возможно, это покажется вам святотатством, но мы нашли для него подходящее место. — Джерри смотрел на Эмергина, лежавшего на огромном алтарном камне.

Стояла ночь. Внутренний круг Крэг-Дона был освещен неровным пламенем костра.

— Чего я никак не могу понять, так это того, почему он ест только зелень. В самом деле, — не превратился же он в барана! Если так пойдет и дальше, вместо самого Верховного Правителя мы привезем в Кэр-Малод его труп!

— Помнится, ты говорил о том, что сможешь пробудить его спящее сознание, сказал Корум. — Если ты не шутил, то скажи нам, можем ли мы хоть чем-то помочь тебе?

— Нет, благодарю вас. Мне поможет мой котик. Но сначала я поем, — мне придется истратить массу времени и сил.

— Ну так ешь.

Джерри-а-Конель поел и досыта накормил своего кота, съевшего едва ли не больше, чем сам хозяин. Корум и Гоффанон почти не притрагивались к еде. Эмергин же не ел вовсе — запас сушеных овощей и фруктов подходил к концу, и потому Друида кормили редко.

На мгновение из-за облаков вышел месяц; его лучи осветили алтарь, скользнули по драной овчине, в которую был одет Эмергин. Луна тут же скрылась, и вновь лишь мерцающее пламя костра освещало древние камни.

Джерри-а-Конель что-то прошептал своему коту и нежно погладил его. Кот замурлыкал. Джерри взял его на руки и направился к алтарю, где спал изможденный, тощий Эмергин.

Джерри-а-Конель приставил голову крылатого кота к голове Эмергина и прислонился лбом к кошачьей голове. Установилась тишина.

Внезапно раздалось громкое блеяние; понять, кто блеет — Эмергин, кот или Джерри — было невозможно.

Блеяние смолкло.

Костер погас. Стало совсем темно. Корум видел только грязно-белые одеяния Эмергина, очертания кота, прижавшегося своей головкой к темени Верховного Правителя и напрягшееся лицо Джерри-а-Конеля.

Голос Джерри:

«Эмергин… Эмергин… мудрый друид- гордость народа. — Эмергин. Эмергин… вернись к нам…»

Снова блеяние, — на сей раз неуверенное.

«Эмергин…»

Коруму вспомнилось заклинание, которым мабдены вызывали его из собственного мира, мира вадагов. Магические формулы Джерри странным образом походили на заклинания короля Маннаха. Вероятно, это было вызвано тем, что Джерри пытался воззвать именно к Эмергину, — тот жил уже совершенно иной жизнью, жизнью овцы, и, скорее всего, существовал не только в этом мире. Джерри выбрал язык, созвучный его подлинному «Я», лишь так можно было пробудить Правителя. Корум ничего не понимал в той сложной системе, что величалась людьми этого мира магией, но он кое-что знал о множественности Вселенной, о разнообразии ее Измерений, которые порой могли и пересекаться. Он считал, что мабденская магия основывается на интуитивном знании иных миров.

«Эмергин… Верховный Правитель… Эмергин… Великий Друид…»

Блеяние стало едва слышным; одновременно зазвучало нечто, отдаленно напоминавшее человеческую речь.

«Эмергин…»

Раздалось мяуканье и тут же послышался далекий голос.

«Эмергин из рода Эмергинов… искателей знания…»

— Эмергин. — Это был голос Джерри, странный напряженный голос, — Эмергин, ведома ли тебе твоя судьба?

— Колдовство… Я больше не человек… Но какая разница, кем быть…

— Разница есть. Твой народ ждет твоего водительства, твоей силы, твоего присутствия

— Я во всем… Все мы, во всем… форма, принимаемая нами, не имеет значения…..дух…

— Иногда форма важна, Эмергин. Сейчас судьба народа мабденов зависит от того, захочешь ли ты принять на себя свою прежнюю роль. Что может вернуть тебя к людям, Эмергин? Какая сила может пробудить тебя?

— Только сила Дуба и Овена. Лишь Дева Дуба сможет вернуть меня в мой дом. Если вы Хотите, чтобы я вернулся, найдите Золотой Дуб и Серебряного Овена, найдите того, кому они ведомы…Лишь Дева Дуба сможет — вернуть — меня — в дом — мой…

И тут раздалось испуганное блеяние овцы. Джерри свалился с алтарного камня, а кот раскрыл крылья и взлетел на вершину одной из гигантских колонн, казалось, он чего-то испугался.

Грустная песнь ветра звучала над древним святилищем. Тучи стали еще чернее. Блеяние овцы вновь наполнило собою каменные круги, но вскоре оно замолкло.