Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий - Ирина Судникова

— А, понимаю — подхватил Мадатов, — это то, что мы по-армянски называем «Алексей Петрович». (4)

Князь А. И. Барятинский был в числе нескольких гвардейских офицеров, отправленных Императором Николаем в 1835 году на Кавказ для приобретения ими военной опытности. В Ставрополе, где должно было окончательно определиться служебное назначение князя Барятинского, в это время командовал А. А. Вельяминов, известный друг и ученик Ермолова и, конечно, после него самый замечательный военный человек на Кавказе во всю первую половину нашего века. Вельяминов был отчасти человек старого покроя по своим обычаям и привычкам, говорил, например, молодым офицерам «ты» и т. п. В одно прекрасное утро, когда генерал, отличавшийся тучностью, лежал у себя в кабинете на диване в самом легком костюме, хорошо обрисовывавшем его формы, и, оборотясь лицом к стене, читал книгу, адъютант ввел к нему юношу Барятинского и провозгласил его фамилию.

— Спроси его, — не двигаясь ни одним членом, сказал Вельяминов своему адъютанту, — он из тех, что ли, что Государь прислал сюда учиться делу?

— Точно так, ваше превосходительство. — заметил от себя Барятинский.

— Хорошо, — прибавил Вельяминов, обращаясь опять к адъютанту, — так скажи ему, чтобы он приходил сегодня обедать в сюртуке, без сабли.

Адъютант передал слова генерала присутствовавшему при этом в роли третьего лица молодому князю, и этим аудиенция кончилась. Кроме спины Вельяминова. Барятинский в этот раз ничего не видал.

При теперешних наших понятиях о вежливости самый невзыскательный прапорщик не согласился бы являться к подобному генералу на обеды. Но князь Барятинский, несмотря на свое богатство, связи и аристократические привычки, не затруднился прийти в назначенный час к командующему войсками, причем, к удивлению своему, заметил, что их, то есть гостей, кормили одним обедом, довольно изысканным, а Вельяминов сам ел другие кушанья, приготовленные чуть ли не на солдатской кухне. Барятинский всегда потом с признательностью вспоминал о своем бывшем учителе, столь оригинально суровом, но и столь даровитом, что ряд главнокомандующих на Кавказе смотрели на тамошнюю войну его плазами и что тогда только, когда его, то есть Вельяминова, система была принята князем А. И. Барятинским и Евдокимовым. Кавказ был окончательно покорен. (1)

В 1820-х годах Оренбургским генерал-губернатором и командиром отдельного оренбургского корпуса был князь Волконский, человек очень престарелый. Когда он был отозван, то сделал смотр башкиро-мещерякскому войску, к которому обратился приблизительно со следующими словами:

— Прощайте, ребята! Я послужил с вами довольно. Теперь Царь меня к себе требует.

— Ну, прощай, бачка, ваше сиятельство! — добродушно отвечали наивные башкиры, — что же, пора! Пора! Стара стала, глупа стала, ум кончал! (1)

Князя М. С. Воронцова не только уважали, но и боялись на Кавказе. Однажды, во время поездки по краю, князю случилось быть в каком-то отдаленном укреплении, где находился большой военный госпиталь. Обозрев госпиталь подробно, он нашел его в хорошем состоянии и, обратясь к смотрителю, выразил ему благодарность и вместе с тем протянул ему руку. Тот, испугавшись до крайности и пряча свою руку, упал на колени, прося помиловать его как человека бедного, обремененного большим семейством. Князь едва заметно улыбнулся и спросил: в чем же он просит помилования, когда все у него в порядке?

— Все говорят, ваше сиятельство, — отвечал со слезами на глазах смотритель, — что когда вы подадите кому-нибудь руку, то это значит — пропал человек.

— Нет, нет, — сказал Воронцов, — я вами доволен и искренно благодарю, а в доказательство поздравляю с будущей наградой.

Тогда только испуганный смотритель пришел в нормальное состояние. (1)

Командир Лейб-гвардии Финляндского полка (в николаевское время) генерал Н. Ф. Воропонов слушал на репетиции развода, как музыканты играли австрийский сбор, и вдруг, подойдя к управлявшему оркестром офицеру Титову, сказал:

— Извольте наказать этого музыканта, он лентяй-с!

— За что. Ваше Превосходительство?

— Я заметил, что он редко приставляет свой инструмент к губам-с.

— Да это так следует по правилам генерал-баса.

— Какой генерал-бас? Я здесь генерал-с. (1)

В 1830-х годах губернатором в Уфе был А. П. Гевлич, человек умный, ученый, высокой честности, но тихий, скромный. Раз, проходя по базару, он увидел отставного солдата, чем-то крайне обиженного.

— Служивый, — спрашивает его Гевлич. — что с тобой? Кто тебя обидел?

Служивый рассказал свою обиду.

— Что же ты не пожалуешься?

— Да кому жаловаться-то?

— Как кому? Да ты бы пожаловался губернатору.

— Какому губернатору? У нас не губернатор, а «баба», — отвечал служивый и пошел прочь. (1)

В бытность свою в Смоленске С. Н. Глинка подъехал на извозчике к одному знакомому дому, слез с дрожек, снял с себя сюртук, который был надет поверх фрака, положил на экипаж и пошел по лестнице. Посидев недолго в гостях, он вышел из дому, но ни сюртука, ни извозчика не оказалось. Глинка отправился в полицию, чтобы заявить о пропаже.

— Извольте. — говорят ему. — взять в казначействе гербовый лист в пятьдесят копеек, и мы напишем объявление.

— Как! У меня украли, да я еще и деньги должен платить?! — возразил Глинка и прямо отсюда пошел на биржу, где стоят извозчики; посмотрел — вора не было.

— Послушайте, братцы. — сказал он извозчикам. — вот что со мной случилось, вот приметы вашего товарища, найдите мой сюртук, Я живу там-то, зовут меня Сергей Николаевич Глинка.

— Знаем, знаем, батюшка. — закричали извозчики.

На другой день сюртук был найден и вор приведен. Глинка сделал приличное наставление виновному, надел сюртук и отправился в полицию.

— Извольте видеть, — сказал он с довольным видом, — полтины не платил, просьбы не писал, сюртук на мне, а я не полицмейстер! (1)

Известный любитель художеств граф Александр Сергеевич Строганов, пожелав услышать перевод «Илиады» Гнедича, пригласил для этого переводчика к себе на обед. После стола началось чтение, и старый граф под звуки гекзаметров немножко вздремнул. Гнедич читал очень выразительно, в одном месте кто-то из героев говорит у него: «Ты спишь» и пр. Слова эти Гнедич произнес так громко, что Строганов в испуге вскочил с кресел и стал уверять, что он не спит, а слушает. (1)

Князь Михаил Дмитриевич Горчаков, бывший главнокомандующий в Крымскую кампанию, а потом наместник Царства Польского, не терпел лжи, сплетен и никогда не читал анонимных писем. Однажды им было получено несколько конвертов с надписью: «В собственные руки». По своей привычке, князь начал искать прежде всего подпись и, не находя ее, разорвал эти письма, не читая, причем, обратясь к присутствовавшему здесь адъютанту своему, капитану Красовскому, сказал:

— Вот вам мой совет, никогда не читайте анонимных писем, кто хочет говорить правду, пусть говорит открыто.

Горчаков чуждался всего неестественного, бьющего на эффект, и был замечательно прост в обращении со всеми. Он терпеть не мог официальных приемов и парадных встреч, которые обыкновенно ему устраивали по уставу во время его переездов. Однажды не успели отменить подобную встречу в одном из губернских городов. У дома губернатора, где была отведена квартира князю, собралось множество всякого народу. Подъезжая к дому, Горчаков заметил:

— Удивительно, чего ожидает эта толпа, теряя время понапрасну? Стоять несколько часов, чтобы увидеть, как вылезет из кареты незнакомый им старик. (1)

Булгарин просил Греча предложить его в члены английского клуба. На членских выборах Булгарин был забаллотирован. По возвращении Греча из клуба Булгарин спросил его:

— Ну что, я выбаллотирован?

— Как же, единогласно, — отвечал Греч.

— Браво!.. Так единогласно?.. — воскликнул Булгарин.

— Ну да, конечно, единогласно, — хладнокровно сказал Греч. — потому что в твою пользу был один лишь мой голос, все же прочие положили тебе неизбирательные шары. (1)

У А. С. Грибоедова был камердинер, крепостной его человек и молочный брат, который с малолетства находился при нем для прислуги, он вместе с ним вырос и был при нем безотлучно во всех его путешествиях. Грибоедов его очень любил и даже баловал, вследствие чего слуга зачастую фамильярничал со своим господином. По какому-то странному случаю, этот слуга назывался Александром Грибовым, и Грибоедов часто называл его тезкой. Однажды Александр Сергеевич ушел в гости на целый день. Грибов по уходе его запер квартиру на ключ и сам тоже куда-то отправился… Часу во втором ночи Грибоедов воротился домой, звонит, стучит — дверей не отворяют… Он еще сильнее — нет ответа. Помучившись напрасно с четверть часа, он отправился ночевать к своему приятелю, Андрею Андреевичу Жандру, который жил недалеко от него.