Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий - Ирина Судникова

Государь сурово на него взглянул и произнес:

— У тебя все обстоит благополучно, а между тем, проезжая через площадь, ты не заметил, что статуя Императора Петра Великого украдена.

— Как украдена? — испугался Бутурлин. — Но я донесения не получал… простите. Ваше Величество… тотчас поеду, обследую…

— Поезжай тотчас, и чтобы вор был в двадцать четыре часа найден… слышишь?

— Слушаю-с. Ваше Величество.

Вскочил Бутурлин на свои дрожки и помчался по набережной. И, как только минул Адмиралтейство, — вот он, Петр Великий, на своем месте.

Скачет Бутурлин обратно к Царю и радостно докладывает ему:

— Ваше Величество, вам неправильно донесли: статуя на месте.

Государь расхохотался.

— Да сегодня 1 апреля, и как ты поверил подобной чепухе?.. Разве можно украсть такую тяжелую и громадную вещь?!

«Постой. — подумал Бутурлин, — и я тебя. Государь, надую ради 1 апреля». Вечером Император сидит в оперном итальянском театре, по обычаю, с левой стороны в бенуаре, на авансцене. Идут «Гугеноты», и Царь сильно увлечен музыкой и пением.

Влетает в ложу Бутурлин:

— Ваше Величество, пожар!

— Где? — спросил Царь, — являвшийся всегда на все пожары.

— Зимний дворец горит.

Царь вышел тотчас из ложи и помчался к дворцу в страшной тревоге.

Но, подъехав к нему, он никакого огня не увидел.

За ним скакал Бутурлин. Остановив кучера. Царь обратился к Бутурлину:

— Где же горит?

— Сегодня 1 апреля. Ваше Величество, — торжествовал обер-полицмейстер.

Государь не на шутку рассердился.

— Ты. Бутурлин, дурак, — сказал он. — Только не подумай, что я говорю неправду ради 1 апреля. Приди ко мне завтра, и я повторю тебе то же самое.

Государь возвратился в театр, а на другой день Бутурлин получил другое назначение. (6)

В начале 30-х годов, возвращаясь из Москвы, Государь Николай Павлович оставался в Твери несколько дней, ожидая безопасной переправы через Волгу. Поставщиком для стола Государя и свиты был местный купец-богач, который подал такой счет, что удивил того, кто этот счет принимал.

— Неужели у вас все так дорого? — спросили купца.

— Нет, слава Богу, такие цены только для Государя. Нельзя же ему продавать как всякому прочему.

Стало это известно Государю. Он пожелал видеть поставщика и спросил его:

— Так ты думаешь, что с меня надо брать как можно дороже?

— Точно так. Ваше Величество. Можно ли равняться в чем с Вашим Величеством нам, грешным рабам вашим? Всё, что имею. — ваше, Государь, но в торговом деле товар и цена по покупателю. — отвечал купец.

— Ты, пожалуй, и прав отчасти, но хорошо, что не все так думают, как ты. У вас в Твери и мне было бы не по карману жить.

Счет был оплачен, и Николай Павлович в Твери больше никогда не останавливался. (6)

В 1842 году по случаю празднования серебряной свадьбы Императора Николая Павловича в Петербурге ожидали Прусского короля Фридриха-Вильгельма, брата Императрицы Александры Федоровны. Время назначенного приезда уже миновало, а короля все не было. Государь и Государыня очень безпокоились. Но вот однажды утром холодного дождливого дня из Кронштадта дали знать, что на горизонте показался пароход под прусским королевским флагом. В Петергофе забили тревогу, на пристани быстро собрались все лица, обязанные сопровождать Государя. Приехали Император с Императрицей, все сели на пароход и под проливным дождем отправились к Кронштадту. Но, проходя уже по малому рейду, поняли: произошла ошибка. Дело в том, что тогда, за отсутствием железных дорог, пассажирское сообщение между Штеттином и Кронштадтом поддерживали два парохода — один русский и один прусский, последний назывался «Прусский Орел» и имел флаг весьма схожий с королевским штандартом. На семафорном телеграфе перепутали, приняв один флаг за другой, и сообщили о прибытии королевского парохода вместо пассажирского. Легко представить себе ужас, в который пришел от такой ошибки морской персонал. Император Николай, ничего не подозревая, вышел с Императрицей из каюты и встал на мостике, дождь лил как из ведра, оба парохода быстро сблизились: скрывать долее ошибку было невозможно. Никто, однако, не решался выступить с докладом. Наконец управлявший морским министерством князь Меншиков возложил это неприятное поручение на вице-адмирала К. Дрожа всем телом, К. доложил о происшедшей ошибке. Наступило мертвое молчание. Грозно сдвинув брови, Николай Павлович взглянул на К. тем леденящим взором, который приводил в трепет самых неустрашимых людей. К. стоял неподвижно, кругом все замерло в ожидании развязки.

— Да знаешь ли ты, что я с тобой сделаю? — грозно спросил Император.

К. молчал.

— Знаешь ли ты, что я с тобой сделаю? — возвысив голос, повторил Государь.

К. молчал.

— Я заставлю тебя выпить три стакана морской воды, — с внезапно набежавшей улыбкой закончил Николай Павлович и, подав Императрице руку, быстро спустился в каюту.

Так благополучно отделался неповинный К. именно потому, что Государь тотчас же понял, что К. ни в чем не виноват и что он только послан сильнейшими для принятия на себя царского гнева. (6)

Вскоре после холерного (1848) года в России оказался страшный неурожай, и Император Николай принял самые энергичные меры, чтобы уберечь народ от тяжелых последствий эпидемии и голода. Разрешен был безпошлинный ввоз хлеба, сбор податей и рекрутская повинность были приостановлены, значительные суммы были назначены на покупку зерна для посева на крестьянских полях. В это время Императору доносят, что один из богатых хлебных торговцев, сделавший заблаговременно крупные закупки зерна, назначил его в продажу по ценам несоразмерно высоким.

Николай послал одного из своих флигель-адъютантов узнать о причинах подобной спекуляции и спросить, не согласится ли торговец понизить цену.

— Не могу! — был ответ. — Мне самому хлеб обошелся дорого, и мне нельзя продавать его в убыток.

— В таком случае, — сказал Император, — я не хочу ни принуждать к торговле, ни разорять бедного человека, я требую только, чтобы он не смел ни одной четверти продать ниже заявленной цены.

Одновременно с этим сделано было распоряжение, чтобы из казенных складов хлеб продавался в розницу по цене осенней закупки. Эта мера принесла спекулянту более ста тысяч рублей убытка. (6)

Император Николай Павлович занимался часто до двух и даже до трех часов ночи. Камердинер его говаривал: «Засну иной раз, а потом очнусь и подумаю: «Не пора ли Государю раздеваться?» Загляну, а он сам разделся и лег. Иной раз слышу шорох, смотрю, а Государь, заметив, что я заснул, на цыпочках проходит мимо меня».

Государь был очень набожен. Окончив занятия, он всегда коленопреклоненно молился перед киотом, прилепив восковую свечку к спинке стула. Раз, утомившись от трудов, поздней ночью он задремал, склонив голову на сиденье стула. Между тем свеча нагнулась и воск стал капать близ самой головы. Камердинер, увидав это, разбудил Государя и позволил себе заметить:

— Ведь вы, Ваше Величество, наверное, так делаете, чтобы не знали, что вы ночью молитесь?

— Да, — отвечал Государь.

— А вот свеча-то наклонилась и воск на стул капает, еще немного и капнула бы вам на голову, знак бы остался (у Государя, как известно, была лысина), и все догадались бы.

— Правду говоришь, старик, — заметил Государь.

— Не позволите ли, я аналойчик сделаю?

— Нет, хуже, будут знать.

Тогда старик камердинер устроил в киоте выдвижную дощечку, в которую вставил металлическую трубку для свечи. (6)

Великим постом, в самую распутицу, Император Николай Павлович ехал в санях в одиночку по Невскому проспекту. Он ехал тихо, потому что снегу было мало, а воды и особенно грязи — пропасть, она стояла целыми лужами, несмотря на то что множество народу с метлами и лопатами расчищали улицу.

Государь заметил, что все, кто шел ему навстречу, снимая шляпы, улыбались.

— Не забрызгало ли меня грязью? — спросил он своего кучера.

Кучер обернулся и видит, что за царскими санями прицепилась девочка лет десяти, в изношенном стареньком платье, мокрая и грязная.

Кучер со смехом сказал Государю, в чем дело. Когда Николай Павлович сам повернулся к девочке, она не робея сказала:

— Дядюшка, не сердитесь… скорей домой хочу, видишь, какая мокрота, а я и то вся измокла.

Император приказал остановиться, посадил ее рядом с собою и отвечал:

— Если я дядюшка, так следует и тетушку тебе показать. В Зимний дворец! — приказал он, обратившись к кучеру.

Во дворце Государь привел девочку к Императрице Александре Федоровне и сказал:

— Вот тебе новая племянница.

Государыня обласкала бедную девочку и, узнав, что она круглая сирота, поместила ее в Дом трудолюбия и положила на ее имя в опекунский совет шестьсот рублей ассигнациями на приданое. (6)