Цепь измен - Тесс Стимсон

И с Эллой мы будем не всегда — теперь, когда больше нет Джексона. Она найдет другого — свободного. Она молода и красива, не засидится во вдовах.

Протягиваю руку и поплотнее укутываю ее в тонкое одеяло, что дают в аэропортах. Странно, что она боится летать: обычно она ведет себя очень разумно. Это даже подкупает в некотором роде. Меня всегда восхищала ее уверенность; правда, порой она приводит меня в замешательство. Знаю, Элла просто ненавидит показывать свою слабость, но за это я люблю ее еще больше…

Конечно, каждый любит своих близких. Элла никогда бы не стала настаивать на том, чтобы быть единственной, неповторимой и незаменимой. Впрочем, несколько лет назад был один случай, когда я засомневался. Поездка на Кипр: в ту неделю что-то переменилось. Не знаю, что так на меня повлияло — солнце, алкоголь или романтические прогулки по пляжу (от такого любому дурацкие идеи в голову полезут; я даже взял напрокат велосипед и проделал все как в «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» — мы катались по полям, и Элла сидела передо мной на раме. До сих пор это воспоминание вызывает у меня улыбку). То был первый и единственный раз, когда мы вместе провели больше чем одну ночь. Видимо, это ударило мне в голову — я поймал себя на размышлениях, каким бы я был, если бы все происходило не на Кипре, а в Англии, если бы я каждую ночь засыпал рядом с Эллой, зная, что всю свою жизнь буду просыпаться рядом с ней.

В последний день нашего пребывания я решил взять Эллу с собой на виндсерфинг, и она каким-то образом умудрилась защемить кожу «молнией» гидрокостюма. Глупый поступок — и ни капельки не романтичный, но когда я увидел, как она сморщилась, увидел кровь, все у меня внутри сжалось в некоем примитивном, как коленный рефлекс, спазме — так бывает, когда поранится твой ребенок. И хотя я был женат, с тремя несовершеннолетними детьми — тогда Сэму едва исполнился год, — в тот миг ничего не имело значения. Стоило ей лишь поманить меня пальчиком, лишь намекнуть, и я бы тут же бросил Бэт.

На обратном пути в отель вопрос все звенел и звенел у меня в голове, не позволяя думать ни о чем другом: а бросила бы она Джексона, если бы я попросил?

А потом, когда мы поднимались по лестнице в номер, навстречу выбежал консьерж. Звонила Этна и сообщила, что Кейт нашла Бэт. Кейт вернулась за чем-то из школы и обнаружила мать лежащей без сознания посреди кухни в луже крови: она резала вены.

Кейт было всего десять лет, но она перевязала матери запястья кухонными полотенцами, вызвала 999 и сдерживала пульсацию крови своими маленькими ручками, пока не прибыла «скорая». Что она почувствовала, найдя мать в таком состоянии? Когда покончил с собой мой отец, мне было уже за двадцать, а я до сих пор ночами просыпаюсь в холодном поту.

— Я не думала, что она найдет меня, — угрюмо пробурчала Бэт с больничной койки. — Вот-вот должна была зайти Этна. Я была уверена: Кейт в школе…

— Но почему, Бэт? — взмолился я. — Все шло так хорошо после рождения Сэма. Почему теперь?

Она спрятала лицо в тонкой подушке.

— Я думала, ты собираешься бросить меня. Я не могла этого вынести. Не хотела жить без тебя.

— Разумеется, я не собираюсь бросать тебя…

— Я бы не стала тебя винить. Ты должен меня ненавидеть.

Я тяжко вздохнул.

— У меня нет к тебе ненависти, Бэт.

Я бессильно рухнул на край узенькой койки и взял ее забинтованную руку в свои. Бэт явно не имела в виду призыв о помощи: если бы она просто хотела привлечь внимание, было бы гораздо проще и безопаснее устроить передозировку. На это у нее, несомненно, вполне хватило бы таблеток. Никто не режет вены, причем вдоль, во всю длину, если не имеет серьезных намерений.

Вдруг комната в моих глазах словно уменьшилась и потемнела.

— Я не собираюсь тебя бросать, — повторил я.

Элла беспокойно шевелится в соседнем кресле. По дороге домой с Кипра она без всякого намека на жалость к себе спросила, не хочу ли я покончить со всем. Спокойная и собранная, она была само здравомыслие. С ней все было так просто. Конечно, я не мог ее отпустить. Ни тогда, ни сейчас. Лишь благодаря Элле я еще сохраняю рассудок.

Мы размещаемся в отеле. Элла принимает душ, а я спускаюсь в холл, чтобы сделать дежурный звонок Бэт. Трубку берет Кейт; к моему удивлению, она сообщает, что Бэт осталась на пару дней у Этны в Лондоне. Бэт ничего такого мне не говорила. Что-то мне не по вкусу мысль, что в такое время Кейт дома одна. У нее напряженный, невеселый голос. Может, конечно, все дело в экзаменах, но мне почему-то кажется, что не только в них. Когда я упоминаю о Дэне, Кейт быстро меняет тему. Я, как никто другой, желаю, чтобы он убрался из ее жизни, однако если он использовал мою дочь и выкинул как старую тряпку, я подвешу ублюдка за его собственные яйца.

Проклятие! Когда Кейт пришла ко мне в кабинет вчера вечером, я знал: что-то стряслось. Я должен был найти время ее выслушать. Хотя вся эта кутерьма с «Эквинокс»… Я просто не мог не взять трубку, ведь звонил Джон Торрес; все будет иначе, когда проблема с контрактом уладится…

Говорю Кейт, что она может мне звонить, если вдруг я ей понадоблюсь, и двадцать минут занимаюсь планированием предстоящей встречи. О Боже! Энергетические завтраки по субботам. Добро пожаловать в Америку, страну трудоголиков.

Едва не теряю телефон, когда в холле появляется Элла. Сегодня она просто сногсшибательна: шелковое облегающее разноцветное платье, подчеркивающее бедра и едва скрывающее соски, и головокружительной высоты соблазнительные серебряные босоножки. Чертовски хочется отменить ужин и потащить ее назад в номер.

Ужинаем в уютном ресторанчике в «Маленькой Италии»; там подают лучший сабайон из всех, что мне доводилось пробовать. Элла искрометно-остроумна, как никогда. Тот, кто ее не знает, ни за что не заметил бы под умело наложенным макияжем приметы, выдающие напряжение. Иногда она так умеет контролировать себя, что жутко становится.

К моменту возвращения в гостиницу на мой возбужденный член можно вешать хоть звездно-полосатый флаг. Расстегиваю заколку Эллы, и волосы веером падают ей на плечи. Элла будто сошла с полотна какого-нибудь живописца эпохи Возрождения.

— Ты чертовски красива, — хрипло говорю я.

Толкаю ее спиной на громадную кровать, слегка сдерживая, когда она выгибается мне навстречу. Чуть погодя, Элла. Чуть погодя.

Наслаждаясь моментом, покрываю поцелуями ее тело, ощущаю сладко-соленый привкус ее кожи. Глажу ее тяжелые, смотрящие в стороны соски, и от моего прикосновения они темнеют, становятся багровыми. Касаюсь языком ее пупка, потом исследую нежные изгибы на ее бледном животе, потом раздвигаю ей ноги, подтягиваю ее к краю кровати и с энтузиазмом погружаюсь лицом в ее мокрую киску. От нее пахнет сладостью и чистотой, и когда она судорожными волнами кончает, я с шумом, жадно глотаю, наслаждаясь неуемной силой, бьющей мне в лицо.