Жребий - Стивен Кинг

Но битв не было. Только пустячные стычки с неопределенными результатами. А у ЗЛА оказалось множество лиц, все пустые, и подбородки чаще блестели от сочащейся слюны, чем наоборот. По сути дела, отца Каллахэна принуждали сделать заключение, что в мире нет никакого ЗЛА, кроме обычного зла. В подобные минуты он подозревал, что и Гитлер — не что иное, как опустошенный бюрократ, а сам Сатана — умственно неполноценный с зачаточным чувством юмора из тех, кому представляется невыразимо смешным скормить чайке засунутую в хлеб петарду.

Великие социальные, нравственные и духовные битвы веков уварились до Сэнди Макдугалл, которая лупит в уголке своего сопливого пацаненка, пацаненок же вырастет и станет лупить в уголке своего собственного отпрыска — бесконечная жизнь, аллилуйя, толстый ломоть арахисового масла. Пресвятая Дева, эй, как к добру вернуть людей? Тут речь шла не только о скуке, все это ужасало тем, что значило для любого осмысленного определения жизни и, не исключено, царствия небесного. Вечность церковного лото, увеселительные аттракционы и небесный стриптиз? Каллахэн оглянулся на часы на стене. Было шесть минут первого — и все еще никаких следов Фреда Эстэйра с Джинджер Роджерс. Даже Мики Руни. Однако у «Э-Вэп» было время подействовать. Теперь он пропылесосит, миссис Корлесс не придется жалостливо смотреть на него, и жизнь пойдет своим чередом. Аминь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. МЭТТ

Во вторник в конце третьего урока Мэтт зашел в учительскую. Оказалось, что там его уже ждет Бен Мирс.

— Привет, — сказал Мэтт. — Вы рано. Бен поднялся и пожал ему руку.

— Семейное проклятие, наверное. Скажите, эти ребята меня не съедят, нет?

— Ни в коем случае, — ответил Мэтт. — Пошли.

Он был немного удивлен. Бен оделся в симпатичную спортивную куртку и серые слаксы с двойной отстрочкой. Хорошие ботинки, с виду ношенные совсем немного. В классах Мэтта бывали и другие литераторы. Те обычно одевались небрежно или во что-нибудь откровенно странное. Год назад он спросил довольно известную поэтессу, приехавшую на свой творческий вечер в университет штата, в Портленд, не заглянет ли она на следующий день поговорить с его классом о поэзии. Так та явилась в тренировочных штанах, но на высоком каблуке. Казалось, таким образом ее подсознание заявляет: поглядите на меня — я побила систему в ее собственной игре. Я прихожу и ухожу как ветер.

От такого сравнения восхищение Мэтта Беном усилилось еще капельку. После тридцати с лишним лет на педагогическом поприще Мэтт пришел к убеждению, что систему не побьешь, игру не выиграешь, и только сопляки думают, будто вырвались вперед.

— Хорошее здание, — сказал Бен, оглядываясь по сторонам, пока они шли по коридору. — Черт-те как отличается от той школы, где учился я. Там почти все окна напоминали амбразуры.

— Первая ошибка, — отозвался Мэтт. — Никогда не называйте школу «зданием». Это — «предприятие». Школьные доски — «наглядные пособия», а ученики — «гомогенное сообщество совместно обучающихся детей среднего школьного возраста».

— Им крупно повезло, — с ухмылкой заметил Бен.

— Да, верно? Вы учились в колледже, Бен?

— Пытался. Гуманитарные науки. Но, похоже, все как один играли в интеллектуальную игру «захвати флаг»: ты тоже можешь найти топор и наточить его, и, таким образом, стать известным и обожаемым. К тому же, меня вытурили за неуспешность. Когда продавали «Дочь Конвея», я грузил в фургоны доставки ящики с кока-колой.

— Расскажите об этом ребятам. Им будет интересно.

— Вам нравится преподавать? — спросил Бен.

— Разумеется, нравится. Иначе эти сорок лет пропали бы даром.

Прозвонил запоздалый звонок. По опустевшему коридору (только какой-то лодырь медленно шел мимо нарисованной под надписью «Лесное дело» стрелки) разнеслось громкое эхо.

— Как тут с наркотиками? — спросил Бен.

— Все, что угодно. Как в любой американской школе. Все-таки наша главная беда — пьянство.

— Не марихуана?

— Я не считаю косяк проблемой. Да и начальство, заложивши за воротник и высказываясь неофициально, тоже. Если под ремешком играет «Джим Бим». Я случайно знаю, что наш ведущий советник — один из лучших в своей области — не прочь курнуть и пойти в кино. Я и сам пробовал. Действует превосходно, но у меня от этого кислое несварение.

— Вы пробовали?

— Ш-ш-ш, — сказал Мэтт. — У Большого Брата повсюду уши. Кроме того, вот мой кабинет.

— Ах ты Господи.

— Не нервничайте, — сказал Мэтт, пропуская его вперед.

— Доброе утро, ребята, — обратился он примерно к двум десяткам учеников, которые пристально разглядывали Бена. — Это мистер Бен Мирс.

Сперва Бен подумал, что ошибся дверью.

Он был совершенно уверен, что, приглашая его на ужин, Мэтт Бэрк сказал: маленький серый дом сразу за красным кирпичным, но из этого дома потоком лился рок-н-ролл.

Бен воспользовался пятнистым латунным дверным молотком, не получил ответа и опять постучал. На сей раз музыку приглушили и кто-то — голос, вне всяких сомнений, принадлежал Мэту — гаркнул: «Открыто! Входите!»

Он вошел и принялся с интересом оглядываться. Парадная дверь вела прямо в маленькую гостиную, обставленную в раннеамериканском стиле «лавка старьевщика», где господствовал неправдоподобно древний телевизор «Моторола». Музыка неслась из аудиосистемы со счетверенными динамиками.

Мэтт появился из кухни, подвязанный красно-белым клетчатым фартуком. За ним тянулся аромат соуса к спагетти.

— Простите, что так шумно, — сказал Мэтт. — Я глуховат, вот и делаю громко.

— Хорошая музыка.

— Я — приверженец рока еще со времен Бадди Холли. Чудесная музыка. Есть хотите?

— Ага, — признался Бен. — Еще раз спасибо за приглашение. По-моему, с тех пор, как я вернулся в Салимов Удел, я ем в гостях чаще, чем за пять последних лет.

— Городок у нас дружелюбный. Надеюсь, вы не против ужина в кухне. Пару месяцев назад явился антиквар и предложил мне за обеденный стол две сотни. А другим я еще не обзавелся.

— Ничего страшного. Я — один из длинного ряда кухонных едоков.

Кухня оказалась опрятной до оскомины. На небольшой плите с четырьмя конфорками шипела кастрюлька с соусом и стоял полный дымящихся спагетти дуршлаг. На столике с откидной доской стояла пара разнокалиберных тарелок и две стеклянных посудины, по краям которых плясали герои мультфильмов.

«Формочки для желе», — изумленно подумал Бен. Последнее напряжение от общения с малознакомым человеком исчезло, и он почувствовал себя дома.