Всем стоять на Занзибаре - Джон Браннер

Ушла. Совпадение? Или кто-то ее предупредил? Только вот у него не было сил решать эту проблему сейчас. Дональд позаимствовал «бей-гольд» из портсигара Нормана. Хотя траву он почти никогда не курил, ему отчаянно требовалось поднять настроение, а спиртное после полицейского сонного газа только вызовет новый приступ тошноты.

– Хочешь подкуриться? – спросил он Нормана, заметив, что афрам пошевелился. Норман помотал головой.

– Что, черт побери, стряслось? Что ты там делал? Дональд подождал, пока не смог дольше задерживать дыхание, а потом сквозь тонкое облако дыма ответил.

– Я… должен перед тобой извиниться, – сказал он. – Я был не в себе. Мы все были не в себе. Может, все дело в газе.

На привычную обстановку гостиной перед ним наложилось вдруг воспоминание: молотящие друг друга тела, возникшее в поле его зрения лицо Нормана, которого он не узнал. Его передернуло.

– А ты-то что там делал? – добавил он.

– Сентиментальное путешествие, – сказал Норман. – Я встречался с Элайху Мастерсом в общежитии ООН, а уйдя от него, подумал, что если уж я впервые за последние месяцы забрел на самый восток Манхэтена, то почему бы не прогуляться туда, где жили мои родители.

– Они еще живы? – спросил Дональд.

– Не знаю.

– Что?

– Не знаю. – Норман вяло потер лоб и ненадолго при крыл глаза. – Они развелись, когда я был совсем маленьким. С восемнадцати лет я жил один. Мать, кажется, на Багамах, но точно не скажу. Я думал, мне все равно. Вот черт!

Он помолчал, нервно облизнул губы.

– А потом внезапно вокруг меня началась драка – просто кошмар какой-то. То я шел по улице, высматривая знакомые места, а то вдруг все куда-то бегут и меня за собой тащат, а потом из-за угла вывернул человекосборник, и бежавшие остановились, толклись на пятачке, как крысы в ловушке. Правда, по-настоящему я испугался, только когда узнал тебя и попытался к тебе пробиться, а когда я до тебя добрался, ты начал размахивать кулаками и никак не останавливался, хотя я и звал тебя по имени.

«Это он обо мне говорит? Такое ощущение, будто о совсем другом человеке». Дональд все пыхал и пыхал косяком, чтобы дым на кончике не разбавлялся автоматически, как предписано торговым постановлением, а шел в горло горячий и резкий, точно в наказание. Высосав последнюю затяжку, он сказал.

– Я был перепуган. Просто голову потерял от страха. Видишь ли, это все из-за меня произошло.

– Ты что, с ума сошел…

– Нет… нет, это в буквальном смысле я все начал. Вот этот-то и было самое страшное. – Дональд сжал руку, так что ногти глубоко вонзились в ладонь. По его спине снова пробежала волна мелкой дрожи, резонанс от которой прокатился по всему телу, и уже через несколько секунд его начало трясти. Он ощущал нереальный холодок реакции на шок, руки и ноги у него начали неметь.

Ч– то я за человек? Я не знаю, что я за человек. Я даже не думал, что я такой человек, который может не узнать одного из ближайших друзей и наброситься на него с кулаками. Наверное, меня нельзя выпускать на улицу.

Норман, по всей видимости, забыв о собственном физическом состоянии, выпрямился в кресле, глядя на него так, словно не верил своим ушам.

– Ты видел, как сбили полицейский вертолет?

– Нет.

Сбили-сбили. Кто-то выстрелил в него из спортивной винтовки. А когда он рухнул, пилота забили насмерть дубинками. Честное слово, Норман, – голос у него пресекся, – а я недостаточно ясно все помню, чтобы быть уверенным, что меня не было среди тех, кто это сделал!

«Я сейчас сломаюсь». Он сохранил достаточно присутствия духа, чтобы это понять, почувствовать, точно приближение бури. «Нельзя бросать бычок на ковер». Он нацелил бычок в пепельницу, и осознанный, контролируемый жест вдруг превратился во что-то иное, необходимое в данный момент, в данный квантовый промежуток времени: начав двигаться нормально, его рука закончила слепым тычком и, отпустив бычок, метнулась назад, чтобы вместе со второй закрыть лицо, когда он подался вперед и расплакался.

Норман поднялся на ноги, неуверенно сделал полшага вперед, передумал, передумал снова и подошел ближе.

– Отчасти это трава, Дональд, – сказал он, – отчасти полицейский газ, отчасти усталость.

И сам понял, какова цена этим пустым оправданиям. Норман стоял, глядя на скорчившегося в кресле Дональда.

«Он это начал? Правда он? Что такого он сделал… что такого он мог сделать? Он же – из бесцветных никчемушных чуваков. Совершенно безобидный, ни разу не взорвался, сколько бы я ни доставал его за то, что домой он приводит только цветных терок. Мягкотелый. А под этим всем: крутой нрав?»

Само предположение его испугало, даже шокировало. «Я не знал. Сколько лет мы прожили в одной квартире, спали с одними и теми же терками, из вежливости разговаривали ни о чем… А ведь я, оказывается, совсем его не знаю. А Элайху Мастерс как будто думает, что я способен взять под контроль беспомощную маленькую страну и переделать ее, как Гвиневера переделывает своих клиентов, наводя на них глянец по последнему писку моды. Один из нас по-настоящему безумен. Может, это я?»

Он неловко потрепал Дональда по плечу.

– Ну же, ну же! – беспомощно сказал он. – Давай помогу тебе добраться до кровати. У меня еще есть пара часов отдохнуть, прежде чем уходить на работу. Я постараюсь тебя не тревожить.

Дональд безвольно позволил отвести себя в свою спальню, а там упал поверх покрывала.

– Надеть тебе индуктор сна? – спросил Норман, протягивая руку к проводу спрятанного в подушке маленького русского устройства, которое гарантировало отдохновение даже при самой страшной бессоннице, проецируя в костный мозг ритм сна.

– Спасибо, не надо, – пробормотал Дональд, а потом, когда Норман уже собрался уходить, окликнул: – Кстати! Когда, я сказал, Гвиневера устраивает вечеринку?

– А… сегодня, кажется.

– Так я и думал. Но у меня все в голове спуталось. Они довольно оперативно забрали Викторию, правда?

– Что?

– Я сказал, ее забрали довольно оперативно. – Различив нотку недоумения в голосе Нормана, Дональд приподнялся на локте. – Разве ее не ты сдал? Увидев, что ее вещи исчезли, я…

Он осекся. Норман повернулся на пороге, посмотрел в гостиную. Даже не двигаясь с места, он мог заглянуть в открытую дверь собственной спальни, увидеть приотворенную дверцу шкафа и пустоту на том месте, где теркам позволялось вешать свою одежду.

– Нет. Я ее не сдал, – наконец без тени эмоций сказал он. – Она, наверное, сама решила испариться, пока ее новости еще жареные. Много же ей это даст. Но, откровенно говоря, мне все равно. Сам видел, пока ты об этом не упомянул, я даже не заметил, что ее шмотки исчезли. – Он помедлил. – Наверное, нужно сразу тебе сказать, на случай если мы утром не увидимся. Я… я, возможно, в Нью-Йорке надолго не останусь.